Девушка запнулась, хмурясь и покусывая губы. А Леголас тихо и мягко спросил:

- Камрин… Вы поэтому пытались меня соблазнить?

- Да, – просто отозвалась девушка, – мы с Сармагатом сильно поссорились в тот день. И я сгоряча, ни в чем толком не разобравшись, решила, что смогу избавить вас от вашего проклятия, приняв его на себя. Не знаю, чего мне больше хотелось тогда… Помочь вам или сделать больно Сармагату… А может даже и навредить себе… Это было одно из самых опрометчивых, глупых, нелепых и недостойных решений в моей жизни… Простите меня, Леголас.

Повисла долгая тишина. А потом эльф бережно взял руку девушки в свои грубоватые ладони:

- Не извиняйтесь, Камрин… Право, мне никогда не понять вас, но и осуждать я вас никогда не посмею… – осторожно сжав тонкие пальцы, он спросил:

- Сколько лет вы знакомы с Гвадалом?

- Три года, – последовал слегка удивленный ответ.

- А я знаю его почти три тысячи лет. Я знал его всегда. И поверьте, он не откажется от вас. Или же я абсолютный олух, ничего не понимающий в жизни.

Камрин вздохнула, коротко пожимая руку эльфа в ответ:

- Спасибо, – чуть невпопад ответила она.

В этот момент дверь каминного зала отворилась, впуская Сармагата и эльфийского короля. Леголас взглянул орку в глаза и поднялся из кресла:

- Пойдем, отец, нам нужно потолковать, – легким, но непререкаемым тоном отрезал он, беря под руку Трандуила, что-то пытавшегося возразить, и скрылся с ним за дверью.

Сармагат же неторопливо подошел к камину, сбрасывая на пол тяжелый плащ, и поднес к огню промерзшие руки. Камрин молчала. Они могли долго молчать в обществе друг друга, беззвучно наслаждаясь тишиной и хрупким ощущением близости. Но сейчас это молчание показалось орку напряженным. Он шагнул от огня назад, но не обошел стол, а тихо опустился на пол у самого кресла Камрин, беря ее руку в могучую ладонь.

- Тугхаш… – окликнул он почти шепотом, будто боясь разбудить девушку. Она улыбнулась в ответ, но и в ее улыбке Сармагату почудилось принуждение.

- Сбылось все, за что ты сражалась… В том числе, и со мной. А ты не только не выглядишь счастливой – ты кажешься мне больной. Что тебя гнетет, милая?

Он редко говорил с ней так, бережно и ласково, как с ребенком. Он всегда отгораживался какой-то незримой стеной. И сейчас эта трепетная нежность в суровом низком голосе показалась Камрин гвоздем, глубоко и больно вошедшим куда-то меж ребер. Она прерывисто вздохнула, чувствуя, что готова постыдно и жалко расплакаться.

- Слишком много всего произошло в последние дни, – суховато ответила она, отворачиваясь к огню, – я просто не могу вместить столько потрясений разом. Не бери в голову, скоро я буду прежней.

К горлу подступала едкая горечь: она всегда… почти всегда была смела и прямодушна с Сармагатом, такова была природа их отношений с самого начала. А сейчас, именно сейчас, когда ее душил самый важный в ее дальнейшей жизни вопрос, и как никогда была нужна эта прямота и смелость – она пряталась за малозначащими фразами. «Задавай вопросы не раньше, чем уверишься, что хочешь услышать ответ». Кто-то однажды сказал ей эту фразу, только она не потрудилась вдуматься в нее.

А Сармагат покачал головой:

- Тебе часто удавалось меня обмануть, потому что я сам охотно закрывал глаза и затыкал уши. Но сейчас не тот момент. Тугхаш… Все эти дни мы пеклись о чужих заботах. Довольно. Пришло время поговорить о нас самих. Окончательно и начистоту. Я не уверен, что готов получить ответы на терзающие меня вопросы, но их все равно придется задать.

Камрин вздрогнула: ей не раз казалось, что орк слышит ее мысли. Сердце забилось медленно и сосредоточенно, будто отсчитывая бусины на нити. Сейчас он скажет вслух все, что она и сама уже знает. Все просто. Ее задача – не плакать. Нужно молча выслушать, встать, ровно держа спину, и уйти в свою келью. Это не больше четверти часа. Она выдержит.

Сармагат же чуть крепче сжал ее пальцы:

- В тот вечер, когда я рассказал тебе о своем прошлом и о своих счетах с Трандуилом… Ты так и не спросила, в чем же заключался мой план мести. Мы отвлеклись на наши собственные отношения, и мне удалось избежать этой темы. Не скрою, я всерьез боялся твоей реакции.

Он запнулся, будто давая Камрин что-то вставить, но она молчала, и орк продолжил:

- Прежде я думал, что тебе просто не нужно этого знать. Но прежде все было иначе. А теперь… – Сармагат нахмурился, резко прикусывая губу, а потом вдруг без всякой связи отрывисто проговорил:

- Несколько дней назад я дал тебе письмо для Сарна. Оно было не запечатано. Ты… ты прочла его?

Он замер, глядя куда-то в пространство. А Камрин старательно-спокойно пожала плечами:

- Конечно. В тот же день.

Сармагат поднял глаза, полные тягостного ожидания:

- То есть, все эти дни ты знала?

- Да, – девушка сунула руку за корсаж, вынула сложенный лист, развернула и положила на стол, – вот оно. Только больше в нем нет нужды.

Орк помолчал. Поднялся с пола, присел на край стола, и отблески огня резко прорисовали его безобразное лицо гротескной игрой теней:

- Что ж, значит, ты знаешь обо мне все. Тугхаш… Камрин… Теперь, когда все карты раскрыты, я спрошу. Я тот, кто есть. Бывший бессмертный эльф, бывший придворный, бывший политик, бывший целитель. А ныне не первой молодости орочий вождь, мстительный интриган, вспыльчивый мерзавец, беспринципный манипулятор и убийца. Я живу среди мне подобных обломков эльфийской расы в глуши диких гор. Я очень богат, хотя один Моргот знает, что делать с золотом среди скал и сосен. Я очень могущественен, хотя возглавляю огромную армию таких же вспыльчивых мерзавцев и убийц. Я причинил много бед твоим близким, я подвергал тебя сотням опасностей и едва не убил тебя собственной рукой… Но я люблю тебя. Я твой… весь, без остатка. Знаю, невелик подарок… Но Камрин…

Сармагат осекся, хрипло переводя дыхание. А потом снова опустился на пол у кресла:

- Камрин… Я прошу тебя… Уезжай со мной. К балрогам этот лесной угол. Уедем в горы, вместе, вдвоем. Я совершенно не умею говорить о любви и увы, еще хуже умею ее доказывать. Но я научусь. Я знаю, моя любовь так же уродлива, как я сам, и мне неловко даже просить тебя стать… моей женой. Но неважно, как назвать это… Все, чего я хочу от жизни – провести ее остаток с тобой.

Он умолк, сдерживая предательскую дрожь. И на одну короткую минуту понял, что жизнь снова подошла к крутому повороту. И снова, как и в первый раз, этот поворот зависит от кого-то другого, держащего сейчас его судьбу в своих руках. И если он снова услышит «нет», тогда…

- Да.

Сармагат встряхнул головой, словно в лицо плеснули водой. А Камрин сидела, глядя поверх его плеча. Ее лицо было бледно, как у утопленницы, губы дрожали, в сухих глазах застыло знакомое ему выражение неверия, страха и надежды, которое так часто появлялось в них в первые месяцы их мучительного сближения. Потом она сжала губы, унимая их трепет, медленно перевела глаза на орка.

- Да, – шепнула она еще раз, будто чуть тверже ступая на озерный лед.

А Сармагат больше не колебался. Он встал, подхватывая девушку из кресла, и прижал к себе, припадая поцелуем к губам. Даже во снах, даже в самых потайных мечтах и чаяниях он не позволял себе этих грез. Одна мысль о том, как Камрин отшатнется от его клыков и шрамов, обжигала его глухим стыдом и отчаянной болью. Но что за дело до грез тому, кто наяву получил дар от судьбы? Тугхаш не отшатнулась. Она обнимала его горячо и щедро, отвечая на поцелуй с той же безоглядной страстью, с какой прежде бросалась в их бурные столкновения и споры. И орк стискивал ее в объятиях, будто пытаясь вплавить в собственную плоть и никогда более не отпустить от себя.

Они оторвались друг от друга, силясь перевести оборвавшееся дыхание, и Камрин вдруг пробормотала что-то, разражаясь слезами, теми самыми, глупыми, постыдными, которые так старалась сдержать. Ее война закончилась… И она рыдала, захлебываясь слезами, почти чувствуя, как, распадаясь на части, с нее сваливаются облекавшие ее тяжелые доспехи. Сармагат не утешал. Он знал природу этих благостных слез и давал им пролиться. Он лишь тихо перебирал ее каштановые пряди когтистыми пальцами, вдыхал аромат все того же розового масла и молчал, подспудно боясь шевельнуться и разбить бесценный хрусталь этого мига.