Она взяла свиток и недрогнувшей рукой спрятала его глубоко под кольчугу. Секунду помолчала, ища какие-то важные, совершенно необходимые слова. Не нашла и снова стиснула брата в коротком отчаянном объятии.
- Я люблю тебя, Лэф, – пробормотала она, разжимая руки.
- Я тоже тебя люблю, Кэмми, – прошептал ренегат, целуя сестру в лоб, – поторопись, и вечером ты будешь в Тон-Гарте. Благослови тебя Эру.
- Да к балрогам Эру, ему наплевать на нас… – хрипло выдохнула Камрин, и в ее голосе звякнула нота злого, горького отчаяния, – уцелей, Лэф, слышишь? Уцелей, умоляю!!!
- Тише, – Йолаф мягко подтолкнул сестру к решетке и протянул ей связку ключей, отпоротых от камзола, – не время ссориться с Единым. Вот, выбрось ключи по дороге. А я постараюсь не сплоховать, мне есть, зачем жить.
Негнущимися пальцами она открыла дверь, заперла замок, сунула ключи в карман. Застыла, не в силах отойти, глядя брату в глаза и чувствуя, как в горле снова вскипают слезы.
- Кэмми, – прошептал он. Запнулся, но Камрин знала, о чем речь.
- Не тревожься, Лэф, – она кивнула и поднесла сжатый кулак к самым губам, – если ты… если ты не успеешь, то я исцелю Эрсилию. Клянусь тебе.
Он еле заметно кивнул в ответ:
- Спасибо, сестренка.
Самозванка попятилась, в последний раз вбирая взглядом каждую черту дорогого лица, а потом развернулась и стремглав побежала по темному коридору назад, туда, к узкой норе западного лаза. Бесценный трофей жег кожу сквозь тонкий лен камизы, а внутри зияла холодная черная бездна…
…Она задышала часто и поверхностно, чувствуя, как оттаивает ледяная броня. Против ожидания тело молчало, не отзываясь болью, и от этого еще бездонней казался гулкий провал в душе. Быстро и плавно накатили звуки и ощущения. Щека вжималась в знакомую подушку, слегка пахнущую лавандой. Поясницу щекотал длинный ворс мехового пледа. Она что же, в собственных покоях в Тон-Гарте? Почему она здесь? Как попала сюда с заснеженной равнины, где ее настигло стрекозье жужжание летящего болта? Было тихо, только потрескивали горящие поленья, и чей-то тихий голос напевал что-то на смутно понятном синдарине. Слегка ныла спина под лопаткой, и отчаянно хотелось пить.
Камрин разомкнула пересохшие губы и машинально провела по ним языком. Чьи-то бережные сильные руки ловко приподняли ее и перевернули на спину. Она медленно разомкнула веки, сфокусировала взгляд. Комната казалась мутно-сизой, словно едва занимался рассвет. Над ней склонялись двое. Эльфийский целитель с внимательным взглядом темно-зеленых глаз – кажется, Тавор – и хмурый взволнованный Сарн.
Холод вернулся, но на сей раз безжалостно впился куда-то под дых ледяной иглой. Камрин резко подалась навстречу коменданту, неловко опираясь на оскальзывающиеся локти и задыхаясь от вдруг настигшей боли в спине:
- Комендант… Свиток… Вы получили его?
Сарн мягко удержал девушку за плечи, снова опуская на постель:
- Успокойтесь, княжна. Вы несколько часов боролись за жизнь, не время для волнений.
- Сарн, не терзайте меня… – ее голос сорвался, и Камрин хрипло и мучительно закашлялась, беспомощно цепляясь непослушными руками за лихолесский камзол, – только скажите… вы получили свиток?
Лихолесец опустился на колени у кровати, сжимая холодные пальцы самозванки:
- Да, княжна. Я получил его.
Камрин забылась тревожным сном, и Сарн тихо вышел из ее опочивальни вслед за Тавором. Закрыв за собою дверь, он хлопнул целителя по плечу:
- Храни тебя Валар, дружище. Не надрывайся сегодня, тебе отдых нужен.
Произнеся это, он уже готов был устремиться куда-то по коридору, но целитель вдруг удержал его за локоть:
- Погоди, брат. Разговор есть.
Эльфы вышли на открытую галерею, где уже привычно велись все беседы, нежелательные для посторонних ушей, и Сарн обернулся к соратнику:
- Ты хочешь узнать, как княжна в руки Сармагату попала, да с какого душевного благородства он ее живой вернул?
Тавор, вероятно, был совсем не против узнать все эти подробности, но в голосе коменданта столь отчетливо звякнула холодная сталь, что целитель устало поднял ладонь, поеживаясь на пронизывающем рассветном ветру:
- Остынь. Не по чинам мне с расспросами лезть. Я о другом.
Сарн поморщился – ему уже было неловко за резкость.
- Прости, – сухо, но искренне проговорил он, – выкладывай, что неладно?
Тавор, желтовато-бледный после нескольких часов изнурительного врачевания, тяжело оперся о парапет и задумчиво начал:
- Не чтоб неладно что-то, командир. Да есть странность одна, что мне покоя не дает. Сарн… – тут целитель запнулся и нахмурился, – ты веришь, что я в ремесле своем кое-чего смыслю?
Комендант нетерпеливо встряхнул головой:
- Давай без девичьих загадок, брат. Будто мало ты мою шкуру латал, чтоб чушь городить.
- Так вот, – отрезал Тавор уже без колебаний, – когда ты меня к княжне кликнул, я в первую минуту решил, что опоздали мы, отошла леди Эрсилия. Бледна была, губы лиловые, тени вкруг глаз… Да что я рассказываю, ты сам все видел. А когда наконечник вынимал – вот тут чудеса пошли. Болт аккурат в легкое вошел. Тем более что кольчуга у княжны, хоть ковки справной, но простая, человеческая. Такие против булатной стали не подмога. А ты, брат, сам не хуже меня знаешь, на что способен арбалетный болт в легком… Кровь изо рта хлещет, пенится, разом захлебнешься, и с земли поднять не успеют. Когда же я разрезал камизу, рана не кровоточила, а после изъятия острия скупо эдак несколько капель уронила. Но Сарн, наш приятель Сармагат волок княжну Моргот знает, откуда, да еще на варге вскачь. И довез живой, хотя по всем законам врачевания леди Эрсилия должна была истечь кровью еще до темноты – рана успела воспалиться, ей было не меньше трех часов. Так почему кровь остановилась? Почему не лила горлом?
- Почему же? – переспросил Сарн, хотя чувствовал, что уже знает ответ.
- А потому, брат, что кто-то ее остановил. По-нашему остановил, заговором. Только неумело, будто напев позабыл, али запала не хватило. Так вот, Сарн, попомни мои слова. Не иначе, у Сармагата есть пленный эльф. И, похоже, сам раненый, врачевать только в четверть силы и может.
- Вот как, – пробормотал Сарн, но тут же спокойно добавил, – я учту твои слова, Тавор, спасибо. Попробую расспросить княжну. Быть может, она была в сознании хоть недолго. А сейчас ступай, отдохни, на тебя самого взглянуть солоно.
- Зови, брат, ежели что, – Тавор стянул на груди плащ и двинулся к входу в башню.
А комендант остался стоять у заснеженного парапета, задумчиво глядя на разгорающуюся над лесом чахлую зарю.
Кто-то робко кашлянул за спиной, и Сарн обернулся, словно случайно разбуженный ото сна. Позади него зябко переминался с ноги на ногу лакей:
- Мой комендант, – зачастил он, торопливо поклонившись, – все исполнено. Визитера завтраком накормили и сопроводили в ваши покои. Ожидает.
- Спасибо, – слегка рассеянно отозвался Сарн, – ступай, друг.
Слуга, успевший порядком замерзнуть, снова поклонился и ретировался почти бегом, а лихолесец провел ладонью по лбу, словно смахивая несвоевременные мысли, и тоже зашагал к темному провалу широких дверей.
В его покоях было упоительно тепло. Надо было отдать должное истопнику, свое дело он делал на совесть, невзирая ни на какие потрясения в столице. У камина, неловко примостившись на краю кресла и опершись локтями о колени, сидел человек в основательно потертом камзоле из грубо выделанного меха. Он обернулся на звук отворившейся двери, и Сарн встретил внимательный взгляд болотисто-зеленых глаз.
- Отогрелся, приятель? – спросил эльф, понимающе улыбаясь одними уголками губ, и человек блаженно потер ладони, лукаво прищуриваясь:
- Благодать. А ты, дивный, с чего меня к себе в горницу пригласил? С меня и кухни бы хватило. Не боишься, что я чего стащу на память?
Сарн пристально посмотрел собеседнику в глаза: они, наперекор шутливому ерничанью визитера, поблескивали колючей тревогой.