- Я констатирую, товарищи, – начал свой доклад Ленин, – что ещё с начала сентября замечается какое-то равнодушие к вопросу о восстании. Между тем, это недопустимо, если мы серьёзно ставили лозунг о захвате власти Советами. Поэтому давно уже надо обратить внимание на техническую сторону вопроса, теперь же, по-видимому, время значительно упущено… Абсентеизм и равнодушие масс можно объяснить тем, что массы утомились от слов и резолюций. Большинство теперь за нами. Политически дело совершенно созрело для перехода власти. Аграрное движение также идёт в эту сторону, ибо ясно, что нужны героические силы, чтобы притушить это движение. Лозунг перехода всей земли стал общим лозунгом крестьян. Политическая обстановка таким образом готова. Надо говорить о технической стороне. В этом всё дело. Между тем мы вслед за оборонцами склонны систематическую подготовку восстания считать чем-то вроде политического греха. Ждать до Учредительного Собрания, которое явно будет не с нами, явно бессмысленно, ибо это значит усложнять нашу задачу…

Товарищ Ломов (Оппоков) берёт слово для информации о позиции Московского областного бюро и МК, а также и о положении в Москве вообще.

- Я также констатирую, – дополнил Урицкий, – Что мы слабы не только в технической части, но и во всех других сторонах нашей работы. Мы выносили массу резолюций. Действий решительных никаких. Петроградский Совет дезорганизован, мало собраний и пр. На какие силы мы опираемся? – Урицкий подозрительно оглянул всех лидеров ЦК. – Сорок тысяч винтовок есть в Петрограде у рабочих, но это не решает дела; это — ничто! Гарнизон после июльских дней не может внушать больших надежд. Но, во всяком случае, если держать курс на восстание, то нужно действительно что-либо делать в этом направлении. Надо решиться на действия определённые!

- Нам известно о положении дел во всей России, – проинформировал Свердлов, одновременно выпивая стакан воды. – Посему принимается резолюция в следующем виде: «ЦК признает, что как международное положение русской революции: восстание во флоте в Германии, как крайнее проявление нарастания во всей Европе всемирной социалистической революции, затем угроза мира империалистов с целью удушения революции в России, — так и военное положение: несомненное решение русской буржуазии и Керенского сдать Питер немцам, — так и приобретение большинства пролетарской партией в Советах, — всё это в связи с крестьянским восстанием и с поворотом народного доверия к нашей партии: выборы в Москве, наконец явное подготовление второй корниловщины: вывод войск из Питера, подвоз к Питеру казаков, окружение Минска казаками и прочее, — всё это ставит на очередь дня вооружённое восстание.

Признавая таким образом, что вооружённое восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям партии руководиться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы: съезда Советов Северной области, вывода войск из Питера, выступления москвичей и минчан и т.д.

- Кто–нибудь хочет высказать своё мнение? – спросил Ленин.

- Я полностью солидарен с резолюцией, – кивнул Троцкий. – Однако затишье перед бурей это вполне ожидаемое явление, хотя я считаю это прискорбным. Как глава Петроградского Совета, чувствуя народное настроение и народное расположение, могу смело и уверенно заявить о том, что пора переходить к кардинальным действиям, а именно к перевороту и смене Временного правительства.

- Владимир Ильич, однозначно. Обходиться бесполезной демагогией больше нет ни смысла… ни терпения.

- А если случиться также, как и при июльском восстании? – заметил Каменев.

- Лев, мы уже обсуждали это вопрос.

- Я говорил, и буду говорить. Не надо меня перебивать, товарищ Сокольников, у нас свобода мнения. Какова вероятность того, что этот переворот будет удачным?

- Началось, – Александра Коллонтай поправив причёску, медленно и доходчиво начала свои объяснения. – Лев Борисович, в прошлый раз вопрос восстания решало количество и внезапность. По сравнению с июлем нас стало больше и сейчас же ни для кого не секрет, что переворот рано или поздно состоится. Не накручивайте себя понапрасну.

- Следовало бы послушать даму.

- Товарищ Коллонтай, нужно мыслить трезво, – возразил Каменев. – Если Керенский знает о готовящемся восстании, то он непременно вышлет с фронта все свои войска и бросит их на подавления восстания. В первый раз он ограничился предупреждением, сейчас ему нет смысла оставлять нас в живых.

- Если мы промедлим, товарищ Каменев, то на Учредительном собрании вновь изберут резолюцию меньшевиков и эсеров, – не соглашался Свердлов. – И на этот раз Керенский будет полноправной и постоянной властью всея Руси, а не Временным правителем. Вот тогда он точно укрепит оборону так, что мы не только восстать, мы даже пискнуть не успеем.

- Вам раньше времени умереть не терпится?! Сотню поводов найти можно, хоть жгут из одеяла крути и вешайтесь. И смех и грех! Смотрю я на вас – все как на подбор, собрались вершить судьбу революции.

- Я могу расценить ваше высказывание, как полную капитуляцию и ничтожную трусость, – прошипел Дзержинский. – Не иронизируйте насчёт коллектива, сами хороши.

- Ну, развели демагогию, – устало проговорил Коба. – У каждого есть право высказать своё мнение!

- Что я и делаю, товарищ Сталин, – ответил Феликс. – Мне абсолютно плевать, как отзывается лично обо мне, но я не могу проигнорировать такое заявление относительно всего коллектива ЦК!

- Кто за то, – Свердлов окончательно потерял желание случать мнения товарищей, решил наконец покончить с этим вопросом. – Чтобы принять резолюцию, товарищи?

В воздух поднялись десять рук. Все дружно с презрением взглянули на Каменева, который словно статуя, непоколебимый никем и ничем, сидел с боевой осанкой, оставив руки на столе, и на Зиновьева, которого до самого последнего момента раздирали сомнения, и всё же руку он не поднял, а нервно теребил пальцами обручальное кольцо.

- Десять против двух, резолюция о восстании принята большинством, – вынес окончательный вердикт Свердлов и сел на место.

- Эх вы, знали же, как все проголосуют, хоть не позорились бы.

По комнате пробежался всеобщий смех членов ЦК. Обстановка с официальной была мгновенно сменена на дружескую. Вся «коммуна» наконец накинулась на тарелку с бутербродами.

- Лев, ты, конечно, камень, – с усмешкой одобрил товарища Коба, – Но поступил всё-таки по-своему.

- Я не хочу больше обсуждать эту тему, – отмахнулся Каменев. Весь день они с Зиновьевым больше не произнесли ни слова, но всегда нужно искать положительные стороны: это заседание ещё больше сплотило и укрепило их дружбу.

- У меня ко всем есть одно предложение, – Дзержинский, не отрываясь от бутербродов, ненавязчиво начал издалека.

- А предлагайте, Феликс Эдмундович!

- Для того, чтобы можно было бы эффективно подготовиться к перевороту, необходимо создать эм… назовём это Политическое бюро, для политического руководства на ближайшее время.

Ленин заинтересовался в предложении Феликса. Именно таких свежих идей он и ждал в последнее время. Многие также поддержали идею Дзержинского.

- Прекрасно! А концепцию вы придумаете?

- Уже, – Дзержинский неспешно и внимательно оглядел всех присутствующих на заседании и продолжил. – Политическое бюро создается из семи человек: редакция, плюс двое, плюс Бубнов.

-А что, я какая-то отдельная категория? – удивился сам Бубнов.

- Вас необходимо чем-то занять, – отрезал Дзержинский. – Владимир Ильич, я считаю, что Политбюро должны возглавить вы.

- Ох, – Ленин растрогался. – Я вам очень признателен за вашу преданность и веру, Феликс Эдмундович.

- У меня было время тщательнее подумать над этим вопросом, и я взял на себя смелость избрать приблизительный состав. Вы, Владимир Ильич, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сталин, Сокольников и Бубнов. Я рассчитал их занятость и их заслуги перед партией и идеей революции, думаю, эти товарищи прекрасно справятся с работой в Политическом бюро, если, конечно, не откажутся.