- Хотим, уже давно. Но максимально бескровно.

- Это глупости, – отрезал Орлов, резко развернувшись спиной к окну и решительно отдаляясь от девушки. – Революции бескровными не бывают.

- Это вы ничего не понимаете… Делайте свою работу, то есть то, что вам скажут, – вслед произнесла она. – И кстати, если заметите, что ваш оболтус уже проснулся, направьте его ко мне. Я-то уже в своё время прочитала, а он – ещё нет.

1917

Письмо к товарищам большевикам, участвующим на Областном съезде Советов Северной области.

«Флот, Кронштадт, Выборг, Ревель могут и должны пойти на Питер, разгромить корниловские полки, поднять обе столицы, двинуть массовую агитацию за власть, немедленно передающую землю крестьянам и немедленно предлагающую мир, свергнуть правительство Керенского, взять эту власть.

Промедление смерти подобно.

Н. Ленин.*

8 октября 1917 года».

[Тёмная зала Смольного. Тёмная, потому что её больше не озаряет летнее солнце. Оно скрылось за хмурым октябрьским небом и появится вновь только через полгода. Люди северного города сетовали на бабье лето, хотя бы на то, чтобы на один день вернуть теплоту солнечных лучей, расцвет зелёных листочков, голубых васильков, которых теперь омывает холодная роса. И лишь немногих не докучала напрасная ностальгия по ушедшему в небытие, потому что они знали – грядут перемены, и вместо солнца небо озарит кроваво-красное знамя…

У Кобы уверенности не было. Точнее, у него в голове всё чаще рождались противоречия, возможно, из-за осени: с ней приходят понурость, грусть, безысходность перед грядущими заморозками, неуверенность в завтрашнем дне… Или когда слишком много думаешь и рассуждаешь, появляются мысли, которые расходятся в противоположные стороны, словно в море корабли. Корабли…

В такую минуту Кобе вспомнился Шекспир: «Достойно ли терпеть без ропота позор судьбы иль надо оказать сопротивление? Восстать, вооружиться, победить или погибнуть, умереть, забыться…» Было восстание в июле, и чем оно закончилось? Полным фиаско… Ещё одно сопротивление может обернуться более плачевными последствиями. Не стоит оно человеческих жизней. Или стоит...? Ведь в чём-то прав и Каменев, и Троцкий [как не хотелось бы это признать]. Теперь всё решиться послезавтра. Подумать только, судьба партии, а возможно, и всей страны в руках всего двенадцати людей…].

10 октября 1917 г. Квартира члена ЦИК меньшевика Суханова

(Парадокс, не так ли? Обстояло всё так, что жена этого самого Суханова была большевичкой. Пока её муж был в отъезде, она и отдала лидерам партии свою квартиру в полное распоряжение).

Заседание ЦК ведёт Яков Свердлов. [Он прибыл на место один из самых первых и занял самое лучшее место – на кухне за обеденным столом. Спустя немного времени к нему присоединились Коба Сталин и Феликс Дзержинский. Спустя ещё несколько минут – Лев Каменев, Лев Троцкий и Григорий Зиновьев. Последний был совершенно не похож на себя – бритый, но вокруг находились взрослые товарищи, «верные друзья» – высмеивать его никто не стал. Не до того сейчас им было. Лучшему другу – Каменеву, после трёх месяцев разлуки, естественно, не терпелось поболтать с ним, но соседство с «Железным Феликсом» сдерживало товарищеские порывы Льва. Они в отличие от Троцкого с Кобой не показывали свою взаимную антипатию и вообще поступали гениально – просто игнорировали друг друга. Вдруг откуда ни возьмись на кухню буквально вломился седой старик. За ним опрометью вбежали Моисей Урицкий и Ломов.

- Товарищи, прекратите дурака валять, пустите меня! – возмущался старичок. Урицкий и Ломов попытались задержать его.

- А ты кто будешь, папаша? – спросил Ломов.

- Батенька, не узнали?

- А должен был? Тут проходит заседание членов ЦК. Моисей, ты видел этого гражданина?

- Ни разу в жизни, товарищ Ломов. Извиняйте-с, если вы к товарищу Суханову, то его сейчас нет дома.

- Не узнали! Вот тебе раз! Я – Владимир Ильич Ленин.

- А я – Роза Люксембург, А это – Карл Маркc, – большевик Ломов указал на Урицкого, который добавил. – А это – апостолы, проводят тайную вечерю.

- На тайной вечере было тринадцать апостолов, – тихо проговорил Дзержинский. – А про Розу Люксембург это ты зря. Крайне неудачное сравнение.

- Извиняюсь, Феликс, – виновато ответил Ломов. – Но всё равно, вы уж на нашего Ильича никак не похожи.

- Да вы все с ума сошли? – Коба и Свердлов – единственные, кто бросились на помощь старичку. –Владимир Ильич, переборщили вы с гримом. Вас и правда не узнать.

- Ничего, на такую реакцию я и рассчитывал, – ответил Ленин. – Ещё не все в сборе?

- Нет, – отвечал Свердлов. Всё это время он носился с тонкой тетрадкой, оглянул список лиц. – Пока не явились Бубнов, Коллонтай и Сокольников. До начала ещё 15 минут.

- Хорошо, подождём их, – Ленин оглянул всех своих соратников. – Ну, товарищи, что как неживые сидите? Григорий, свиделись-таки. Рад, что не поймали. Лев Давидович, теперь я могу тебя лично поздравить со вступлением в нашу партию! Товарищ Дзержинский, выражаю огромную вам благодарность за помощь в качестве связного. Яков, надеюсь, у тебя составлена повестка дня?

- А как же? – Свердлов начал поспешно листать тетрадку. – Вот она самая. Так что не волнуйтесь, Владимир Ильич, всё под контролем.

- Вообще-то в партию я вступил ещё в июле, – кичливо ответил Троцкий. – Но зато не так давно под моим руководством был взят Петроградский совет, угадайте, кто его председатель?

- Да ты, кто же ещё… – невесело откликнулся Зиновьев. Понимание того, что Троцкий сейчас «на коне» задевало практически всех членов ЦК. Даже Ильич признал, хоть и нехотя, Льва как «второго лидера».

- Я даже не сомневался, – ответил он, оглянулся, внимательно всматриваясь в окно. – Меня очень смущает один нюанс. Свет из квартиры может быть виден со двора. Стоит что-то с ним сделать, на всякий случай.

- Возможно, занавесить его чем-нибудь? Одеялом, например, – предложил Урицкий.

Так большевики и поступили. В это самое время в квартиру вошли последние члены ЦК: Григорий Сокольников, Александра Коллонтай и Бубнов. Свердлов оживился – заседание можно было начинать. Слева направо: сидят за столом – Г.Я. Сокольников (спиной), А. Ломов (Г.И. Оппоков, в полупрофиль), М.С. Урицкий, стоит – В.И. Ленин (в гриме), сидят за столом – Я.М. Свердлов, А.М. Коллонтай, И.В. Сталин, Ф.Э. Дзержинский; Заклеены бумагой: Л.Б. Каменев, А.С. Бубнов, Г.Е. Зиновьев, Л.Д. Троцкий. Положив перед собой тетрадку нужной стороной к себе, Свердлов огласил повестку дня.

- Итак... На Румынском фронте состоялась конференция всех оттенков. Выработан список смешанный. Были в ЦК* — Получили одобрение. Спрашивают, как отнесётся к этому наш ЦК: выставлены 4 большевика из 20 кандидатов.

- Никакие блоки недопустимы. Что с литовцами?

- Так, – Свердлов перевернул тетрадный лист. – У литовцев была конференция в Москве, на которой обнаружилось, что от имени партии часто выступают оборонцы. Это совершенно недопустимо для нас. Чтобы противодействовать этому, решено выбрать временный центр, который становится вместе со всей конференцией под знамя большевиков. Этот центр надо утвердить.

- Думаю, что утвердить надо, – согласился Ломов. – Но надо обратить внимание на то, что там присутствовали и оборонческие организации.

- Есть, те, кто против? Временное бюро утверждается.

- Кстати, крайне важная картина, о которой я обязан осведомить, – продолжил докладывать Свердлов уже настороженнее. – Приезжали представители некоторых армий Северного фронта, которые утверждают, что на этом фронте готовится какая-то тёмная история с отходом войск вглубь. Из Минска сообщают, что там готовится новая корниловщина. Минск ввиду характера гарнизона окружён казачьими частями. Идут какие-то переговоры между штабами и Ставкой подозрительного характера. Ведётся агитация среди осетин и отдельных частей войск против большевиков. На фронте же настроение за большевиков, пойдут за ними против Керенского. Никаких документов нет. Они могут быть получены, если захватить штаб, что в Минске вполне возможно технически; при этом местный гарнизон может разоружить всё кольцо войск. Вся артиллерия загнана в Пинские болота. Могут из Минска послать корпус в Петроград... А теперь слово «О текущем моменте» предоставляется товарищу Ленину.