- Я читал о Колчаке, – сказал Миша и тяжело вздохнул. Не хотелось ему, чтобы такое временное затишье нарушилось в спорах, о Верховном правителе. К тому же если вдруг Виктории приспичит посмотреть на справку о белом адмирале, то не нашла бы её, ибо листок сгрыз случайно выпущенный из клетки Шелдон. – Но… я хотел другое спросить…

- Не о прошлом, не так ли?

Орлов кивнул. Казалось, что на тему нынешней ситуации было наложено строгое табу, по крайней мере, для парня. Никто не обсуждал с ним политику, потому что семнадцатилетний подросток был ещё слишком молод для этого, всё равно не до конца осознавая, что происходило вокруг. Дементьева вовсе переменилась: Миша стал замечать за ней изменения ещё с лета – она стала не так разговорчива, замкнута, погружённая в сугубо революционные дела. Её повседневность оставалась для Орлова загадкой, как и дни иных, старших членов «Левой оппозиции». Ведь даже в штурме «Останкино» ему не позволили принять участие, хотя он был младше Виктории только на три года.

- Если вдруг у вас всё получится, и вы захватите Кремль, получите власть и найдете оружие, что вы будете делать потом?

- Не у «вас», а у «нас», – поправила она. – Тогда мы будем восстанавливать экономику, и стоить новую страну. Смена государственного строя для истории очень серьёзный шаг, подобно осознанию всего человечества чего-то ранее непостижимого, однако у нас есть пример и план, по которому мы будем двигаться. Будет много работы, но это ничего, ведь главный шаг мы сделаем очень скоро… Оттого и будет зависеть наше будущее. Я так поняла, ты не хочешь продолжать работу с нами после конца?

После поставленного девушкой вопроса Михаил крепко задумался. Он думал по этому поводу раньше и пришёл к выводу, который находил для себя единственным верным.

- Когда я только на это пошёл, я сказал, что это временно, дабы отомстить за отца федералам, – отвечал он. – Не этим бы я хотел заниматься всю жизнь…

- Я понимаю, – вздохнула Виктория.

- … Нет, не перебивай. Я сам хочу выяснить, что за грёбанный гиперполитоп мы ищем, а ещё… я хочу работать с вами. Пускай не во власти, я туда не стремлюсь, но мне кажется, что папа бы так хотел. Чтобы я определился. А иначе что? ЕГЭ я всё равно не сдал, одиннадцатый класс не закончил, аттестата нет. И если ничего не выйдет, меня накажут точно также как и вас. Поэтому, если идти, то до победного конца.

Она знала, что так будет, и ничего не ответила, лишь дружески похлопала товарища по плечу.

За стеклом забарабанил дождь. На мокрое стекло с обратной стороны под порывом ветра приклеился рыжий кленовый листок. Горизонт потемнел, оккупированный иссиня-чёрными тучами, стало холодно. Вдалеке прогремел гром, а ливень усилился.

- Звонили!

В двери ворвался запыхавшийся Муравьев: на раскрасневшемся лице читались тревога и некая подавленность. Он пригладил взлохмаченные волосы и повторил свою новость.

- Кто? – встрепенулась Виктория, тревожно взглянув на Муравьёва. Тот был не менее взволнован и даже удивлён произошедшим.

- НОППР. Правые, – пояснил он, тем самым полностью развеяв опасения социалистки.

Бросать издевательства по поводу скепсиса однопартийца у социалистки не было ни желания, ни времени. Шустов всё-таки услышал её! Это могло быть провокацией или возможностью провести террористическую атаку – Пётр Геннадьевич Заславский всё учёл, однако проигнорировать мирное приглашение он не мог.

Тем же днём делегация из “Левой оппозиции” явилась для диалога на нейтральную территорию. Этой территорией являлось захваченное в ходе отступления властный спец структур обсерватория Московского планетария, не входящая под контроль ни правых, ни левых. Звонок сделал Шустов, и именно он предложил провести обсуждение в этом месте. Герман Евгеньевич также в устой форме дал гарантии на безопасность членов «Левой оппозиции». Они в знак своего отличия надели на грудь красные ленты. Члены НОППР поступили также: на правом плече у них была закреплена повязка синего цвета с изображением многогранной свастики.

Тёмные, круглые стены планетария столицы были бы воистину завораживающими, однако дополнительная подцветка стен была выведена из стоя. Горел только основной бело-лунный свет, да и тот охватывал относительно малый диапазон. На механической работе по потолку крутились макеты планет, звёзд и даже галактик. А особое внимание привлекал красный, как помидор, Марс, который сиял изнутри алым светом.

- Добрый день, Герман Евгеньевич, – добродушно кивнул Заславский навстречу правому , протягивая ладонь для рукопожатия. – Мы все заинтригованы в вашем предложении, и, думаю, нам не нужно затягивать приветствия и сразу перейти к делу...

- Само собой, – натянуто улыбнулся Шустов, быстро одернув руку. – Однако вы не будете против, если мы с вами кое-кого дождёмся?

- А! – воскликнул лидер “Левой оппозиции”. – То-то я смотрю и никак не могу заметить мистера Сальвиати. Неужели опаздывает? Такая встреча, думаю, обязательно войдёт в историю, как первый мирный диалог лидеров правой и левой сторон, а лица НОППР не видно...

- Не видно, думаю, потому что он осматривает столь грандиозное сооружение.

Эти слова принадлежали ему – Джеку де-Сальвиати. Звонкий голос эхом раздался по зданию и исходил откуда-то издали. На верхнем ярусе находился огромных размеров телескоп, из которого даже при дневном свете можно было увидеть космические просторы. Ведь если задуматься, с такого расстояния всё, что твориться на Земле кажется таким никчёмным и мелочным: одна кучка людей хочет свергнуть другую. А что им – звёздам до этого? Они блестят в своём удивительном сиянии и умирают раз в сто лет. Именно это и завораживало.

Да, Джек определённо предпочитал Хаосу систему Космоса.

- Ни за что не поверю, мистер Джек, что вы никогда не были в планетарии, – продолжал язвить Заславский, и явно собираясь добавить что-нибудь тонкое и комичное про оттенок волос лидера правых, который очень скоро спустился, однако тактично промолчал.

- Увы, Пётр Геннадьевич, – иллюминат печально вздохнул. – К сожалению, раньше не доводилось. Не представляете, как в последнее время меня заинтересовал космический прогресс. И да, лучше зовите меня Евгений Юльевич, ибо мы в России с вами находимся.

- Юрьевич? Ах, Юльевич! – поправился Заславский. – Извините, ваши итальянские корни дают о себе знать, а у вас, такого молодого человека, даже акцента не наблюдается. Как же вы так умудрились выучить русский?

- Это не имеет никакого отношения к тому, зачем мы здесь собрались, – отрезал глава НОППР, своим тоном намекнув Заславскому о том, что если он продолжить хохмить, то Гражданская война примет новые обороты. Однако такого человека, как Пётр Геннадьевич, очень сложно было запугать, тем, скорее всего, он и выигрывал.

- Va bene (хорошо), Евгений Юльевич, как скажете, – лидер левых тут же изменил тон голоса на более серьёзный. – Скажу прямо: мы собрались сегодня, дабы книга Джорджа Фридмана не увидела свет.* Вам наверняка известна наша политика и наш курс… И возникает такой вопрос: вас не смущает, что наши взгляды практически полностью противоречат вашим?

- Более чем, – отвечал Сальвиати, загадочно ухмыляясь. – Однако инициатива о сотрудничестве исходила именно от вашей стороны. Вы так великолепно провели штурм телебашни, что я теперь сомневаюсь – а нужна ли вам помощь?

- Мы не хотим, чтобы Гражданская война продолжалась. Сколько людей погибло…

- На войне, как на войне, – равнодушно пожал плечами Джек. – Знаете, мои люди, когда услышали о вашем предложении к объединению сил, мягко говоря, не оценили этот шаг. И я вначале подумал также: у нас есть единомышленники, у нас есть средства, зачем нам на поруки левые – наши прямые конкуренты? Наш блок даже сотрудничал с правительством, пока Госдума не рассмотрела положительно законопроект об оппозиции. Это взбесило нас, и мы разорвали все наши доверительные контакты с властью. Однако у вас есть то, чего, к сожалению, не у нас – доверия народа. Вы же, как это сказать, приемники большевиков, а это история, как-никак. Масса не понимает различие нацизма от национализма, увы, это нам в минус…