Непосредственно перед вознесением Христос учреждает таинство крещения. «Научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа». Крещение тоже можно пережить на самых разных уровнях. Если, как мы рассказывали выше, человек исходя из образа Христова попытается сам подняться туда, где он всем своим помышлением, всем своим головным существом погрузится в Духа Святого, где он всеми своими чувствами, всем своим «средним человеком», живущим в сердце, легких, крови, целиком погрузится в божественного Сына, где он всею своею волей, живущей в его делах, погрузится в божественного Отца, тогда он совершит восхождение в сферу, где сам человек есть образ и подобие Божественной Троицы, тогда дивно зазвучит в нем трисвятое имя Божие, что превыше всякого неба, тогда человек обретет единую жизнь с Первобожеством, что властвует мирами и вознесено над всеми силами зла, тогда человек окажется на своей высочайшей небесной родине. Как победитель, венчанный светом, возвращается он к своему земному назначению. Все небеса собраны в нем. И брезжит догадка, что скоро разверзнутся еще более святые небеса. Человек ощущает себя как бы просветленным небесами. Но ему нельзя впадать в беспамятство, а эта опасность подстерегала мистиков, — нет, в его пробудившемся «Я» чают пробуждения сами небеса. Высшее свершение человека — вот что мы творим над ребенком во время крещения. В моих мыслях должно присутствовать только то, что есть Дух Святой! В чувствах моих должно жить только то, что есть Сын Божий! В волении моем должна действовать только вселенская воля Отца, возвышающаяся надо всем бытием! Эту медитацию можно пережить как напечатление Божией печати.

Подобная медитация освятит нас так, как не дано освятить нас ничему другому. Побывать на небесах — это дарит совершенно иное жизнеощущение в отношении земли. Мы возвращаемся божественно облагороженными. Но такое возможно, лишь если мы не устрашились креста и ада. Принявши печать Божию, мы учимся произносить слово «человек» совершенно иначе. Мы предугадываем и что сам человек призван вступить в небесные иерархии, и каким станет тогда его существо там, в свете, в жизни, в любви. Ибо эти три слова Иоаннова Евангелия выражают одно: «Не написано ли в законе вашем: <… > вы боги» (Ин., 10: 34). Се, Человек! Се, Бог!

Но пусть это вознесение не введет нас в соблазн пожелать вопреки Духу Христову остаться на небе, хоть мы и ощущаем его как огромное «блаженство». Воля Христова ведет прямо с небес на землю! Только тогда мы связаны с Христом, когда та же воля направляет и нас.

Ведь так было и во время крещения самого Христа. Его можно рассматривать как подлинное вознесение. Связь между вознесением и крещением, описанная нами выше, становится совершенно очевидной на этом примере. Так и рассмотрение крещения Христова поможет нам обрести в земном образе опору для медитации вознесения.

«Разверзлись небеса». Это переживание Иисуса при крещении в Иордане было, как говорит Рудольф Штайнер, сильнейшим из всех, какие когда‑либо испытывал человек на земле. В светлом голубе, нисшедшем на Его голову, открыл себя Дух Святой. В гласе, глаголующем: «Ты Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение», — открылся Сын Божий. В разверзшихся небесах над ним и вокруг него приближался Отец мира. То, что мы видим здесь, было прохождением через три сферы: сферу имагинации — в образе, сферу инспирации — в звуке, сферу интуиции — в жизнеприятии. Через событие крещения Христа наше вознесение как бы закрепляется и сохраняет связь с царством земли. Вспомним, как Христос после крещения вернулся к повседневной жизни и после искушения в пустыне — а самые тяжкие искушения следуют как раз за высочайшими переживаниями — начал скромную деятельность учительства, в глубине которой с той поры мерцало Царствие Небесное. Царствие Небесное наступило — так звучит отныне его провозвестие. Когда и сквозь наши земные дела забрезжит Царствие Небесное, где мы побывали, тогда обретут они истинный блеск и подлинное величие.

Воскресение и вознесение дополняют друг друга как вдох и выдох. Воскресение есть движение «к небу», вознесение — движение «от неба».

Они соединены друг с другом как высочайшее причастие. Воскресение есть последнее приятие тела Христова. Вознесение преисполняет нас крови Христовой в глубочайшем смысле слова. Причастие есть приготовление к этим переживаниям.

Если мы оглянемся на весь путь, пройденный нами для очищения чувств, то окажется, что мы дважды прошли через царство любви, мира и святости. Наш путь вел как бы по спирали, и второй виток ее проходил выше первого. В любви заключено отношение к ближним, в мире — отношение к земному окружению, в святости — отношение к божественному миру, и в эту тройственность включаемся мы как люди. Наше земное бытие сформировано так, что нет ничего, что невозможно постичь посредством этих трех основных божественно–человеческих свойств. В вознесении все это вновь соединяется.

Равным образом этот путь есть исполнение второго моления «Отче наш»: «Да приидет Царствие Твое». Как правило, при этом молении думают лишь о царстве, которое однажды придет сверху. Благодаря нашему внутреннему движению мы будем совершенно избавлены от такого ущербного настроя. Мы сами проходим евангельский путь до самого Царствия Божия — через смерть к воскресению! Тот путь, которым прежде нас в «Царствие» шел Христос. В это Царствие невозможно попасть ни через внешнюю дверь, ни даже через одну только внешнюю смерть. Это Царствие не географическое понятие, но божественное Царство Духа. Здесь справедливы строгие условия. «А куда Я иду, вы знаете, и путь знаете» (Ин, 14: 4).

Когда Христос последний раз перед вознесением явился ученикам, он трижды задал Петру вопрос: «Любишь ли Меня?» Медитируя об этом повествовании, можно увидеть, как с каждым разом вопрос все глубже вонзается в душу, как он, воспринятый живым чувством, переплавляет всю душу в священном огне. Это было единственное в своем роде средство самопреображения, какое Христос даровал устремленному к земле Петру. Мы можем завершить медитацию вознесения и весь ряд медитаций для чувств, если как можно живее переживем в себе Христа, предстающего перед нами с этим вопросом. Все, что мы пережили в медитации воскресения, присутствует теперь в этом Христе. И все, что приобретено в медитации вознесения и крещения, содержится теперь в нас. И вовсе не дерзость, но полностью человеческое усвоение евангельского повествования, когда мы, как бы находясь внутри Христа, облекающего нас Своим светом, вознесшегося над нами и окутывающего нас, слышим вопрос: «Любишь ли Меня?» Вопрос этот звучит из Его существа всегда и повсюду — стоит только прислушаться. В огне этого вопроса есть что‑то от жаркого небесного пламени, и он преображает нас до самого основания. С сердцем, преисполненным высочайшего неба, возвращаемся мы затем на землю: «Да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них» (Ин., 17: 26).

В нижеследующих рассуждениях мы обратимся к воспитанию воли. В наше время это особенно важно. В волении вырабатывается «Я». Сильная воля — могучая защита как от напора внешней жизни, так и от внутренней нервной слабости. Чем больше угрожает нам жизнь извне, тем энергичнее нам следует учиться действовать изнутри. Это единственное, что нам поможет.

Но сегодня все будто сговорилось лишить человека воли, и это в наше время, когда ее следует развивать. С одной стороны, на крупных предприятиях воля человека методично механизируется. За исключением весьма немногих, стоящих на вершине, люди обладают лишь очень небольшим пространством для собственного воления. С другой стороны, воление во многих случаях систематически внушается. Одиночка отказывается от собственных воззрений и воли, поскольку не надеется достигнуть хоть чего‑нибудь самостоятельно, и ограничивается выбором между различными группами. В обоих случаях мы вновь видим разрушительное действие ариманического и люциферического начала в человечестве.