- Она очень далеко… - сказал он тоскливо. Мед рушил оковы несговорчивости и замкнутости с незнакомцами, призывал к откровенности, хотя бы частичной. К тому же, это Каспа, искренне верящий, что нашел в конюхе друга. Эдмунд мало кому доверял, но интуитивно чувствовал людей, которые этого достойны, в отличие от Питера, душа которого всегда была распахнута настежь. – И я не знаю, увижу ли когда-нибудь своих родных.

- Почему не знаешь? Мы ведь почти закончили, - удивился Каспа. Король махнул рукой, но тельмарин истолковал его жест по-своему. – А, ты про… Слушай. Я не заводил об этом речи, но ты сам не свой в последнее время. Ты не виноват в том, что он со скалы сорвался прямиком к пумам! И в том, что выручить его не удалось, тоже нет твоей вины.

- Неужели? – усмехнулся Эдмунд, крутя в руках граненый бокал. На мутных стенках застыли потеки пены, словно слезы, иссыхающие у горящей свечи.

- Ты ведь сделал все, что мог. И стрелял, и в рог догадался дунуть, чтоб хищников вспугнуть! – убежденно сказал Каспа. – Уверен, будь хотя бы шанс помочь ему, ты бы его использовал!.. Но не получилось. Не вышло. Знать, судьбу ему такую боги определили. Не нам с ними спорить.

- С чего такая уверенность в моей добродетели? Мы ведь едва знакомы, - огрызнулся Эдмунд. Он не любил, когда кто-то пытался переубедить его, но сейчас втайне надеялся, что эта грубость не оттолкнет невольного товарища. Конечно, завтра он уже станет во вражеские ряды и пустит в сторону нарнийцев стрелу из лука, но сейчас хотелось верить, что все иначе.

- Животные плохих людей издалека чуят, - улыбнулся Каспа. – А к тебе кони тянутся, значит, ты хороший человек!

- Даже хорошие люди порой совершают грязные и постыдные поступки, - произнес глухо Эдмунд, глядя на игру света в гранях бокала.

- Однако хорошие в них после раскаиваются, а плохим раскаяние неведомо. В том и есть отличие, разве нет?

Король вздохнул и покосился на тельмарина, вдруг изрекшего такую мудрость. Тот пытался выбраться из-за стола, чтобы отправиться за добавкой, ибо слова не желали складываться в предложение, а к непонятным звукам хозяйка оставалась глуха.

- Пожалуй, тебе хватит, - Эдмунд довольно бесцеремонно посадил парня обратно. Тот, сонно щурясь, кивнул.

- Да… Наверное, - воин уронил голову на руки и пробормотал, проваливаясь в дремоту: - Разбудишь, если командиры нагрянут? Неохота мечи их драить…

- Разбужу, - отозвался младший король Нарнии. Хмель ослаблял свою хватку, возвращалось прежнее здравомыслие. Душу стиснула небывалая прежде тоска. Вместе с опьянением выветрилось и ощущение единства с найденным нежданно другом, невозможного в этом мире, в это время. Взамен пришла реальность, требующая решительных действий. Эдмунд вытащил из голенища сапога нож, прокрутил его в пальцах и встал из-за стола, повторив грустно: - Разбужу…

Прохладный ночной воздух безжалостно изничтожил последние крохи тепла. Затворившаяся дверь заглушила бренчание барда, пение хозяйки таверны и тихое сопение спящих бойцов. Король огляделся. На улице было тихо, лишь на другом конце города продолжалось веселье да далеко в скалах раздавалось рычание. Пумы, наверное, бесновались без добычи… Эдмунд скользнул в тень, никем не замеченный, и направился к дому лекаря. Нож в руках не блестел, ибо сама луна, словно ощутив грядущую грозу, спряталась за облаками.

Нужно с этим кончать, пока не стало слишком поздно. Пока сочувствие к Тельмар, давшее первые ростки в душе младшего короля, не устремило сильные упругие побеги к солнцу! Эдмунда пугало то, что он начал в какой-то мере понимать врагов, окунувшись на миг в их мир. Допущенный в самое сердце, он коснулся их душ и не нашел в большей части той злобы и ненависти, которые ожидал и жаждал увидеть. Противники, напавшие на Львиный перевал, переставали быть темными фигурами, сотканными из зла, неясными силуэтами, угрожающими Нарнии. Отныне они обретали более четкие очертания и все менее походили на монстров, с которыми король готовился драться до последнего. В них было слишком много человеческого – и следовало как можно скорее оборвать наладившийся контакт, чтобы не поселить в сердце еще больше смуты и сомнений. Они с Питером сбегут сейчас, и нож, который Эдмунд сжимал в руке, разрежет тонкие нити, что протянулись меж ним и молодыми солдатами, у которых была своя правда, свои семьи, ради которых они бились… Короли сбегут. И Каспу никто не разбудит, когда в таверну заглянет командир.

Эдмунд был настроен крайне решительно. Вот и нужный дом. У дверей стоят двое караульных, лениво переговаривающихся, чтобы не уснуть. Они не следят пристально за улицей. Их обязанность – никого не выпустить из помещения, а не пускать посторонних. Король чуть прищурился. Их двое. С его стороны нападения ждать не будут, и это большой плюс, в его-то состоянии. Можно будет мигом разделаться с первым, а после переключиться на второго, пока тот в шоке. Как итог, оба стража убраны с пути. Забрать Питера и на коне лекаря умчаться в ночь – чем не план? Навстречу неизведанному, в страну, которая братьям совсем не знакома, с раненым государем, без надежды на второй шанс… Однако тянуть нельзя. Ни Питеру, судьба которого решится утром, ни Эдмунду, что стал осознавать правоту противника. Промедление может обернуться катастрофой для них обоих. Придется рискнуть. Нарниец глубоко вздохнул и шагнул вперед, пряча лезвие ножа в рукаве.

- О, здоров! Нагулялся уже? – добродушно поприветствовал его караульный. Король признал в нем воина, который развлекал товарищей сказками о древних богах да легендами о тех немногих смертных, которым повезло с ними встретиться. По его словам, мелкий сын слушал, развесив уши, и солдаты ничем от пацана не отличались, задерживая дыхание на особенно драматичных моментах. Внутри шевельнулся червячок сожаления. Почему он?! Вполне обычный человек, отправившийся на заработок в мире, где нет ни земли, что можно возделать, ни достойно оплачиваемой работы. Не злодей, не негодяй, а самый обычный мужчина, которому не повезло охранять пленника именно в час, когда за ним пришел Эдмунд… И он ведь не один такой. Солдаты, в основном, - простые люди, не пропитанные злом насквозь, так же весело и душевно гуляющие по поводу своей победы в сложной битве. Их надежды не ложны, замыслы, хотя и ненавистны королю, понятны. Правда их иная, его правде противоположная, и судить тельмаринов за это было бы неправильно. Так что на душе стало очень горько, ибо Эдмунд знал: он не отступится. Пусть и больно делать это, ибо никогда прежде не заглядывал он в сердца своих противников, он сделает, ибо брат ему всего дороже. Караульный же не заметил, как потяжелел у конюха взгляд, и повернулся к напарнику. Пальцы чуть шевельнулись, выпуская из рукава нож, глаза оценили расположение воинов, а тело приготовилось к броску. Еще шаг, и лезвие вонзится в живот воину, что рассказывал сказки не хуже знаменитых бардов.

Эдмунд сделал этот шаг. Только вот нанести удар не успел. Недалеко затрубили в рог, но не тревожный это был сигнал, а приветствующий. Столь непохожий на нарнийский напев, рог Тельмар разнесся по всему ночному городку, оповещая о прибытии важных гостей.

- Ох ты ж! Так рано приехали? – охнул караульный, не подозревая, что находился сейчас на волосок от смерти.

- Ночи лунные, да и повод серьезней некуда, - рассудил его товарищ. Эдмунд быстро покосился на покрытую мраком улицу. В темноте метались факелы, ритмично подпрыгивая и вновь оседая, словно их держали всадники. Сердце замерло. Нужно уходить, скорее! Конечно, очень рисковано сбегать под самым носом у мощной погони, но иного случая может и не представиться. Король отошел вбок, готовясь нанести быстрый и смертоносный удар, но перед лицом вдруг просвистела створка двери, едва не ударив его по носу. Вся концентрация ушла на то, чтобы молниеносно отклониться назад. Ребра сразу же заныли от резкого движения. На улицу выглянул старый, заспанный лекарь в посеревшей, прохудившейся в нескольких местах ночной рубахе.

- Что за шум? Что происходит?