- И это не вопрос, - улыбается она. Он так же открыто улыбается ей в ответ.

- Не вопрос.

- Тогда лучше зайди на своих двоих. Не будем тратить дефицитный бензин.

- Значит, мотоцикл тебя не впечатлил. Что ж, будем пробовать другой путь. К тебе. Недаром у нас есть общий друг…

- Мишонн не станет твоим союзником против меня.

- А почему ты решила я буду твоим противником? – он вдруг становится серьезным в одну секунду. – Поверь, я бы хотел быть именно на твоей стороне. Закрывать твою спину.

Он хочет поймать ее затылок, чтобы притянуть к себе и снова поцеловать как тогда у стены. Но в этот раз Бэт уворачивается от его руки и бежит к дому. Чувствуя спиной его взгляд. Улыбаясь той самой глупой улыбкой, с которой не единожды прежде возвращалась со свиданий. Совсем, как раньше.

В той, нормальной жизни…

А потом, когда она готовится ко сну и снимает с бедра ножны, реальность снова вторгается в ее жизнь. Напоминанием, что завтра – нет, уже сегодня, судя по сереющему небу – Дэрил покинет Александрию. Ей до безумия хочется сейчас пойти к дому Граймсов, но она вспоминает его хриплый ответ на ее заявление, что она ненавидит прощаться. И поэтому остается. Наблюдать рассвет, сидя на крыше крыльца. Она смотрит, как медленно розовеет горизонт над верхушками домов, как начинается новый день, в который Дэрил уйдет за стены. И думает о том, что впервые в жизни хочет сказать…

Не прощальные слова… Нет, вовсе не прощальные. Сказать просто, что она будет ждать. Она будет ждать…

Только, когда солнце уже почти полностью встает над Александрией, Бэт слышит с замиранием сердца в отдалении такие знакомые звуки, возвращающие ее в прошлое. Гул автомобильного мотора и рев мотоцикла. Мотоцикла…

Бэт улыбается, залезает обратно в окно и падает в постель. И впервые за долгие месяцы в ее сны вдруг вторгается Горман. Со своими гладко уложенными волосами, гадкой улыбкой и похотью в глазах. А потом на следующую ночь Горман приходит не один. Тот, другой, тоже становится частью ее кошмаров.

И Дэрил… и эти тонкие пальцы…

Шесть ночей и пять дней. Долгие часы страха. Не только ночами, когда она боится засыпать. К концу четвертых суток, когда группа Дэрила не возвращается в Александрию к назначенному сроку, она понимает, что отныне будет бояться и утра. Головная боль теперь действительно становится почти постоянной. Наверное, это из-за мыслей, которые все никак не может отогнать от себя Бэт.

Она снова становится слабой. Как тогда, когда лежала в той лесной кабине больше полутора лет назад. А ведь она обещала тогда себе, что никогда больше не будет слабой…

И что никогда больше не будет бояться…

Обеспокоенная Мэгги приводит на пятое утро доктора Робардс. И Бэт не может не смотреть снова и снова на эти пальцы, которые так и порхают над ней при осмотре или просто в воздухе, когда та что-то объясняет ее сестре.

- Тебе просто необходимо спать. Ты крайне утомлена, - говорит ей Джи. А потом достает из сумки небольшую упаковку таблеток. Но не отдает Бэт, а смотрит почему-то на ее запястье, где болтаются уже свободнее ее браслеты. – Я буду давать тебе каждый вечер таблетку. Это снотворное. Чтобы ты так не изводила себя…

А потом добавляет тихо. Так, чтобы слышала только Бэт:

- Я, конечно, не психотерапевт, но думаю, что прошлое является во сне только, когда ты не можешь отпустить его. Расскажи то, что тебя тревожит кому-нибудь, кому доверяешь. И я уверена, станет легче…

Бэт слышит, как после она осторожно выспрашивает у Мэгги про то, при каких обстоятельствах она резала вены. И впервые чувствует странную волну неприязни к ней. Из-за того взгляда на ее шрамы. Из-за того, что та сейчас подумала, что если она даст сразу несколько таблеток снотворного, то Бэт решит выпить их все разом.

Из-за ее пальцев, которые сводят с ума ее каждую ночь. Из-за ее чувственности, которая читается в каждой линии ее фигуры и чертах лица. Из-за того, что она его женщина.

На седьмую ночь Бэт снится, что она снова в кабинете Доун. Только там уже нет тела Джоан на полу. Только Горман и она. И никакой банки с леденцами…

Утром Бэт просыпается злая. Такой злой она не чувствовала себя давно. Еще с того времени в кабине, когда эти кошмары, связанные с госпиталем, мучили ее почти целыми сутками. Она долго стоит под душем, стирая следы ночного кошмара, словно те могли остаться на коже от тех противных пальцев.

А потом около полудня приходит доктор Робардс, и злость Бэт только множится. Хотя должно быть наоборот. Ведь Джи, проверяя частоту ее пульса, вдруг произносит:

- Все закончилось, Бэт. Он вернулся сегодня ночью.

Короткая ослепительная вспышка радости, при которой сердце вдруг подпрыгивает и застревает где-то в горле, мешая дышать. А потом вдруг ее сметает волной жара, сжигающего эту радость в пепел.

Он вернулся. Ночью. Ночью…

И она смотрит на пальцы, которые сейчас обхватывают ее запястье, чтобы проверить пульс. И вспоминает свои сны.

А вечером, как обычно, приходит Дэрил.

И приносит ей целую банку чертовых леденцов, словно сошедших со страниц ее прошлого. Которые она никогда не хотела бы открывать.

- Что это? – глупо спрашивает она.

Банка стоит на столе, полная разноцветных красок и вкусов. Раньше она бы просто прыгала от радости, если бы ей привезли такую большую банку сладостей. Потому что их до безумия не хватало ей в тюрьме. Обычно привозили из вылазок консервы, пасту или рис, совсем забывая о сладком. Только Мишонн и Дэрил прихватывали что-нибудь из шоколадок или леденцов. Но это всегда шло вдобавок к основному. Их всегда было мало. И никогда еще никто не привозил столько много сладостей.

Даже больше, чем в Грейди. Этих чертовых леденцов сейчас даже больше, чем в Грейди.

- Когда мы были в тюрьме, ты всегда была рада сладкому.

Она смотрит на эту банку и чувствует себя почему-то задетой. Она пытается – очень, черт возьми! – пытается изобразить радость, но у нее почему-то не выходит. Злость буквально распирает ее и просит выхода. Ей хочется сделать ему так же больно, как он сейчас делает ей.

Этими чертовыми леденцами, возвращая ее обратно на исходную точку, к которой она боялась вернуться. Где она была девочкой, радующейся леденцам…

Этими чертовыми леденцами, напоминая ей о том, как когда-то ей пихал в рот леденец Горман, похабно улыбаясь и облизывая губы.

Бэт протягивает руку и выбирает один из леденцов. Ярко-красный. С ягодным вкусом, как она догадывается. Потом медленно разворачивает прозрачную обертку.

- Мне, правда, в тюрьме безумно не хватало леденцов. Странно, что ты помнишь такие мелочи из той жизни. Поэтому я так обрадовалась, когда Ноа подарил мне леденец в госпитале. Зеленое яблоко. До сих пор помню.

Бэт смотрит на леденец в своей руке, а потом наконец кладет его в рот. Медленно перекатывает, при этом позволяя кончику языка выскальзывать и касаться губ. Потом так же медленно снова достает его изо рта.

- Клубника. Тоже вкус из госпиталя, - она чуть прикусывает губу, на миг сожалея о том, что делает сейчас.

Потому что знает, что ему будет больно услышать то, что она сейчас скажет ему. Потому что точно знает, что бьет сейчас прямо в незажившую рану.