Девочка поежилась — и Бен торопливо набросил ей на плечи легкое одеяло. Она смутилась и сказала, что по ночам ей всегда холодно.

Он вышел за очередной порцией кафа и печенья. Заодно отыскал R2 и велел ему немного повысить температуру в носовой части.

Когда Бен возвратился, его гостья уже спала, обняв собственные колени. Ее хрупкое тельце полностью поместилось в кресле, и только ступни немного свисали. Голову девочка опустила на подлокотник, обшитый мягкой кожей набуанского шаака.

По местному времени было уже два часа ночи, тогда как общегалактическое едва пересекло отметку в полночь. Странно, что Бен не подумал об этом отличии заранее.

Несколько минут юноша наблюдал картину ее мирного сна, и вдруг улыбнулся. Теперь, оставшись один на один с собой, он мог в достаточной мере обдумать события этого вечера — свое странное знакомство с этой девочкой и то, как быстро, буквально внезапно, они сдружились.

Жаль все же, что девочка не является чувствительной к Силе, иначе можно было бы убедить магистра Скайуокера взять ее с собой на Явин. Вероятно, она сама была бы только рада такому положению дел? Впрочем, несколько раз в разговоре она упоминала, что все еще надеется дождаться возвращения родителей, которые оставили ее тут, на Джакку; а значит, она могла бы отказаться покидать эту планету. Хотя сам Бен был более чем уверен, что маленькая мусорщица всего-навсего живет иллюзией, которая помогает ей не сойти с ума. Не позволить единственной, самой горячей и искренней мечте своего сердца погибнуть от жестокости истины, казалось бы, очевидной и неоспоримой — это мудрость, на которую способен поистине только ребенок.

И все же, как жалко, что она не из числа одаренных! Однако у нее имелся свой собственный, неповторимый дар — куда ценнее и прекраснее дара Силы. Сама того не ведая, эта девочка отчаянно боролась за свою душу. С самой собой. С болью и голодом, с постоянной обидой, с мучительным чувством одиночества. «Как у нее это вышло? — спросил себя Бен. — Как она сумела выжить?» Среди грязи и ужаса этого сурового пустынного мира — одна, без родных и друзей. Почему она не обозлилась на целый свет после того, как родные жестоко ее предали? Как ей удалось сохранить Свет в душе, веру в человеческую доброту? Ведь без этой веры жизнь не стоит ничего. Вооружившись своей бессознательной верой, она так смело шагнула с незнакомцем на его территорию, не опасаясь, что тот причинит ей вред — разве кто-нибудь другой среди знакомых ему детей поступил бы подобным образом?

Удивительная загадка, которую юноше хотелось бы разгадать всей душой, хотя каким-то краем сознания он догадывался, что это будет не так-то просто, а то и вовсе невозможно.

***

Приблизиться на свой страх и риск к незнакомому кораблю девочку побудило его великолепие и, разумеется, надежда заполучить какие-нибудь ценности, вроде ненужных уже запчастей звездолета — без этого не могло обойтись. Как бы то ни было, она происходила из среды стервятников, питающихся падалью. Технический мусор был ее хлебом. Однако подойдя ближе и увидев боевой танец молодого джедая — ко всему прочему, того самого юноши, который только что на ее глазах накормил обездоленных, хотя самой девочке от его подачки не досталось ничего, — она была поражена и практически позабыла о своих первоначальных целях.

Когда она увидела «Саблю» изнутри, та показалась ей не просто звездолетом, пусть и отменно прекрасным, а как бы королевским дворцом: обстановка, качество материалов, сверхпрочный транспаристил… подобного ей не доводилось видеть еще ни разу в жизни. Юноша же, который привечал ее здесь, сделался в ее воображении настоящим принцем — эту ассоциацию подсказало ей сознание, сопоставив его доброту, обходительность и манеру держаться с аристократической бледностью его лица, с его мужественно-широкой спиной и мощными руками. Для себя она решила, что так и будет его называть. Девочка не успела увидеть его недостатков; для нее в приезжем молодом человеке, в ее неожиданном друге имелись только достоинства.

При таком малом сроке их знакомства трудно рассуждать о наличии какой бы то ни было влюбленности. Кроме того, девочка пребывала еще в таком возрасте, когда влюбленность не отличается от братско-сестринских чувств. И все же, определенный налет влюбленности — восхищения и головокружительного восторга, — скорее всего, присутствовал в ее душе, что и пугало девочку, и завораживало. Мало кого она подпускала к себе настолько близко, хотя каждого хоть сколько-нибудь доброго к ней человека старалась запомнить. Даже заносила в свой личный дневник его имя, а иногда — изображение.

Имени нового товарища она так и не узнала; в силу каких-то неведомых обстоятельств они оба позабыли о такой, вроде бы, естественной мелочи — назвать себя. Позже девочка решила, что так даже лучше. За отсутствием имени у нее было полное право величать его, как ей вздумается. В ее представлении он остался «принцем».

Пробудившись наутро, она вдруг ощутила стыд, природа которого едва ли отвечала возрасту восьми лет, а потому девочка так и не смогла понять, откуда в ее груди взялся этот пожар. Можно допустить, что необъяснимая мудрость ребенка подсказывала ей остановиться теперь, пока еще милая и прекрасная сказка не растеряла своего очарования; что шутка судьбы зашла слишком далеко.

Она была несчастна, а любое несчастье ищет укрытия в стабильности. Пусть будет худо — лишь бы без потрясений. Для ребенка, который видел в жизни так мало доброты и тепла, что готов был запомнить каждого, кто хоть раз улыбнется ему на улице, произошедшее вчерашним вечером оказалось подобно настоящей вспышке, которая как бы ослепила маленькую мусорщицу. Такая внезапная, сильная и светлая привязанность, которая появилась между нею и приезжим юным джедаем, однозначно означала для девочки потрясение, способное перевернуть с ног на голову весь ее собственный, уже состоявшийся крохотный мирок, а ведь только в нем она и чувствовала себя по-настоящему в безопасности.

Встретив ее, «принц» спросил, хочет ли она завтракать.

Девочка, должно быть, хотела есть всегда. Она привыкла голодать настолько, что отказываться от хорошего завтрака было в ее представлении возмутительным, немыслимым расточительством. И все-таки она отказалась, покачав головой.

Юноша не спорил, не уговаривал ее остаться. Кажется, он угадывал все ее чувства, даже их скрытую суть, и понимал ее едва ли не лучше, чем она сама.

Он отдал ей небольшую коробку с какими-то механизмами, сказав:

— Продашь их — сможешь хорошо заработать.

Девочка открыла коробку, внимательно поглядела на «подарки» — и молча возвратила обратно. Она должна была знать, когда следует остановиться. И без того она уже получила куда больше, чем рассчитывала. Кроме того, продать эти вещи она все равно не смогла бы. Значит, рано или поздно их бы у нее украли. Таков закон этого поселения: «что не кормит тебя — то тебе не нужно».

Девочка попросила выпустить ее.

— Мне пора, — просто сообщила она, потупив взгляд своих выразительных и нежных глаз.

В этот момент восьмилетнее дитя ощутило горечь разлуки во всей полноте. Но также она чувствовала, что, если задержится еще, расстаться им будет гораздо труднее.

Они вместе покинули корабль. Юноша проводил ее до границы энергетической защиты — до того предела, где оканчивались его владения.

— Прости меня, — вдруг сказала она, глядя ему в лицо.

Другой спросил бы: «За что?» Но только не он. «Принц» не стал удивлялся и ни о чем ее не спрашивал. Вероятно, его мысли соответствовали ее мыслям. Он знал, что они отравили друг друга бесплодной надеждой — на то, что окружающий мир не так плох и враждебен, не так тускл и отвратителен, как казалось обоим еще недавно. И теперь, если они не остановятся, то все вокруг грозит страшно, бесповоротно измениться.

Юноша ободряюще кивнул. На его губах замерцала слабая улыбка.

— И ты меня прости…

Кажется, он клял себя, на чем свет стоит. За то, что поманил ее — а теперь должен отпустить. Как какого-нибудь зверька, которого люди подобрали на улице, принесли в дом и накормили, но оставить у себя насовсем, увы, не могут.