«Если расскажу собратьям о том, что Саруман находится на службе Мордора, рискую расстаться с этим телом. Оно хоть и опротивело мне, но все же в нем заключается физическая сила и небывалая выносливость, — рассуждал про себя Феанор, подгоняя жеребца. Конь безмолвно слушался, подчиняясь речам нолдо. — К тому же, мне все еще необходимо доверие Курумо, какое-никакое. Хотя бы для того, чтобы знать, чем живет и дышит Майрон. Последний призвал меня к себе на службу, обещая помочь избавиться от Миас. Грешно не воспользоваться таким предложением. Чужими руками убью своего врага, и, быть может, заполучу, наконец, Сильмариллы».

Существовал и иной подход к проблематичной ситуации. Феанор, руководствуясь по привычке исключительно своими эмоциями, своей страстью к жизни и ненавистью ко всему темному, мог рассказать Галадриэль всю правду. Начиная от пробуждения близ Майрона и заканчивая настоящим моментом. Но прославленный Кузнец не желал более подвергать свои планы ненужному риску. Зачем? Ведь пока все и так шло гладко. За спиной, верхом на быстрых лошадях, ехали лучшие стражи Лотлориэна. Сидя на белоснежном жеребце, возглавляла всю процессию задумчивая Артанис. Храбрую компанию сопровождал пусть не совсем честный, но все же Майа. О лучшем Феанор даже не помышлял.

А ведь были еще и падающие звезды… Охваченные священным пламенем слезы Элентари, дождем огня спускающиеся к Арде. Знак того, что голос Миас был услышан в Амане. Символ близящегося возвращения в Эндор Аратар, сокрушителей Моргота. Феанор почему-то не сомневался, что теперь Валар не станут мешкать, а сразу отправятся в смертный мир. Никому не нужна была очередная Война Гнева. Не пытаясь понять, почему знаменитые Айнур до сих пор упускали из вида детей Темного Властелина, Кузнец в нетерпении дожидался встречи с владыками Валинора.

Прибытие последних знаменовало падение оставшихся приверженцев Моргота. Наступал закат Великой Империи.

♦♦♦♦♦

Наступал закат Великой Империи. Талрис, ухмыльнувшись, затушил приподнятый над головой Больга факел. Преображенный эльф, захлопав ресницами, удивленно воззрился на чародея. Анаэль, сопровождающая брата и вновь рожденного авари, лишь нежно улыбнулась, протягивая тонкие руки к бледному лицу бессмертного.

— Твои глаза и твое тело помогут тебе совладать с тьмой, Миниа, — целительница дала новому другу тэлерийское имя. Эльфы, говорившие на Линдарине, словом «Миниа» означали понятие «первый». А Больг, в каком-то смысле, действительно был первым. Единственный ныне живущий авари, он оказался избранным Красной Колдуньей для опасного, но чудесного ритуала очищения. — Доверяй своему телу, чтобы оно могло доверять тебе. Хроа и Фэа неотделимы друг от друга. Управляй обеими своими ипостасями.

— Я не понимаю, о чем Вы говорите, госпожа, но я постараюсь, — авари покорно опустил голову перед Анаэль. Талрис, одобряющий поведение вновь рожденного, коротко кивнул. Сфокусировав взгляд на лице служителя Ниар, оглядел лик Кинн-Лаи. Тьма изменила образ воина. Его белая кожа под действием старой магии обрела темно-серый окрас. Лучащиеся глаза целиком наполнились звездным сиянием. Перламутровый узор на щеках покрыли крапинки лунных капель – к удивлению Миас, Больг оказался обладателем своеобразных канапушек.

— Мы издревле считались повелителями ночных просторов, — Талрис, заглянув в глаза Больга, сделал серьезное выражение лица. Подчиненному не следовало знать, что старший растроган внезапным преображением чернокрового монстра. — Тебе следует свыкнуться с этой мыслью. Во тьме нет ничего злого или коварного. Она изначальна и безгранична. Из нее проистекает свет, наперекор тому, что говорят снобы. Пойми мое слово. Миниа.

Больг кивнул, явно сбитый с толку. Видимо еще не совсем осознающий собственную ценность, вновь рожденный толком даже не научился управлять собственным хроа. Талрис даже не представлял, какие ощущения испытывал Больг при своей удивительной метаморфозе. В одном Миас не сомневался – она была чудовищно болезненной.

— Красная Колдунья уже в Казад-Думе, — Анаэль, теряющая терпение, подтолкнула брата вперед к широкому коридору. Не освещенный, весь заросший паутиной, он пах плесенью и разложением. Талрис, не особо жалующий заброшенные крепости, принудил себя подчиниться гласу разума. Кивнув вначале сестре, а затем и авари, ступил вперед, на неровный влажный пол тайного хода. Эхо его шагов улетало далеко, теряясь в пустоте спрятанного в Мории холла.

Дольше получаса пришлось идти вперед прежде, чем до трех служителей древнего царства донеслись чуждые Казад-Думу звуки. Легко ориентирующийся в кромешной темноте, Талрис ускорил шаг, различив в едва слышимых шумах размеренный ход двух коней. Поняв, что неосознанно ускоряет шаг и едва не переходит на бег, колдун осадил себя. Не было нужды в спешке. Ему, как единственному сыну Мелькора, следовало сохранять священное спокойствие.

Вскоре дальний конец постепенно сужающегося хода осветил далекий огонек белого света. Степенно приближающийся, он становился ярче, а абрисы на его фоне – четче. Прищурившись, Талрис сумел распознать статного Арго, окутанного магией Красной Колдуньи. Следом за вороным скакуном, судя по всему, шел величественно и грациозно Лиорил, любимый камаргу Анаэль. Подле лошадей вышагивала одинокая фигура девушки, совершенно белая, лучащаяся изнутри тайным светом. Талрис, сглотнув, резко остановился. Ощущая, как волнение подбирается к горлу, как живот начинает крутить и глотка пересыхать, попытался дышать размеренно. До сего момента не дозволяющий переживаниям сковать рассудок, Миас впервые за долгое время выпустил на свободу шальных призраков своих эмоций.

— Как считаешь, она не откажется от своего же плана? — Анаэль, вставшая по левую руку от брата, нервно сглотнула. Ее глубокие синие глаза наполнились слезами. Самая младшая из пелорийской тройки, целительница Дор-Даэделота никогда не таила своей ярой любви к старшей сестре. — После всего того, что случилось с ней у Гундабада?

— Красная Колдунья не из тех, кто меняет курс из-за маленького шторма, — замечая, как предательски дрожит голос, Талрис сжал руки в кулаки. Тыльную сторону ладоней покрыл холодный пот. — Она справится с любыми трудностями. И, наверное, даже смерть не сумеет остановить ее.

Ниар, тем временем, была уже совсем близко. Идущая прямо, с высоко поднятой головой, она обозревала темный коридор. Одежды на ее исхудавшем теле трепетали под натиском магического вихря, облекшего Красную Колдунью. Руки и лицо, неприкрытые старым тряпьем, пылали белым свечением. Отросший волос, обыкновенно свисавший с чела принцессы ангбандской грязными сосульками, змеился за ее спиной ожившими языками огня. В облике Красной Колдуньи проступили плотоядные черты; острый излом губ наполнился багрянцем; некогда карие глаза превратились в раскаленные угли чистого света. Подобная ожившему лучику далекой звезды, старшая Миас несла с собой утраченное Аманом волшебство. Царственная в своей неистовой красоте, она, вероятно, была великолепнее даже Тар-Эллион. Прикрывая рот, Талрис резко выдохнул.

«Она исполнена силы, о которой так часто говорил нам отец, — мысли резво текли вперед, легко сменяя друг друга. Потрясенный увиденным зрелищем, Миас протянул руку к лицу, коснулся двумя пальцами лба и отсалютовал Красной Колдунье в жесте приветствия. Именно так в Дор-Даэделоте выказывали почтение. Безгласная фраза, воссоздающая глубокий смысл: — Я тебя вижу, сестра моя. Я вижу внутри твоей души и то, что открылось моему взору, прекрасно. Что изменило тебя и сделало такой, какая ты есть сейчас, неведомо мне. Но надеюсь, что ты распорядишься полученной силой с умом».

Он опустил руку и прижал ее к груди, краем глаза замечая, как Анаэль и Больг делают то же самое. Не смея поднять взора, Миас сошел на одно колено перед наследницей Железной Короны. Всем своим естеством ощущая, как плоть Арды дрожит и нежится в теплых чарах старшей Миас, сам задрожал в порыве восхищения и трепета. Не осталось в сердце Талриса ни зависти, ни черных дум. Их прогнали мысли о том, что в каждом из детей Мелькора таится исток Великого, Бессмертного Огня.