— Если таковы были их лица, то армии вашей не было равных, — заметил Беорн, невольно ежась. Вспоминая заливистый смех своей помощницы по дому, он едва ли сдерживал в себе крики смятения и трепета. Его милая добрая Ниар, никогда не спорящая, никогда не чурающаяся тяжелой работы… как она, такая хрупкая и сердечная, могла обладать столь разрушительной и безмерной силой?
— Я не помню тех времен, Беорн, — честно сознался Талрис. Оборачиваясь к эльфу, Миас оправил накинутый на плечи плащ. — Значит, звать тебя Больг, и ты приведен в этот мир моей сестрой. Скажи мне, Больг, почему Ниар столь великодушно поступила с тобой? Какие приказы она дала тебе, прежде чем отправиться в путь со своими компаньонами?
— Лишь преданность мою она попросила взамен за свой дар, — Больг говорил ровно, слов не подбирая, не увиливая и не колеблясь. Так не похожий на орка, он улыбнулся. Взгляд оборотня тут же приметил остроту клыков светлоликого. Зубы скорее звериные, нежели людские. — Сделка показалась мне честной, и я согласился. Не было больше будущего в Мордоре. Пришлось идти к тому, кто это будущее мог поднести.
— Почему ты теперь идешь к Казад-Думу? — Талрис не давил на собеседника. Внимательно слушающий бессмертного, Миас только хмурился и кивал. Густой тембр его голоса не дозволял уловить нотки отчаяния, страха или удивления. — Откуда тебе известно, куда следует направляться?
— Мой отец все еще там, господин, — Больг качнул головой, взор устремляя к ногам. Стыд омрачил его лик, боль исказила слова дрожью. — То существо, что впустило меня в этот мир, находится в Мории и ждет приказа от своего хозяина. Мне ведомо, что Властелин Колец намеревался встретиться с Ниар в старом гномьем царстве. Саурон готовил армию, точил клинки и собирался выступить на запад. Едва ли он желает заключить с Красной Колдуньей мир.
— Можешь сказать, сколько бойцов выступит с ним? — Талрис перестал ходить вокруг да около. Задавая конкретный вопрос, он стащил со спины колчан со стрелами. Не зная, что удумал чародей, Беорн пытался решить, стоит верить светлолицему эльфу или не стоит. Медведь давно перестал понимать, кто и за что сражается в бессловесной битве древних владык. — Скольких Майрон приведет в долину Нандугириона?
— Десятки тысяч орков и троллей готовы выступить с ним, — молвил эльф, наблюдая за тем, как колдун закрепляет одну стройную стрелу в промёрзшей земле. — И это малая часть его воинства.
— Он не настроен биться до последнего вздоха, — подытожил Талрис, крепя к стреле серебряные бубенцы. Облизнув губы, Миас поднял голову и хохотнул. — Кому, как ни Майрону знать, что эта армия не выдержит и десяти минут боя с нами. Нет, он задумал нечто иное. Надеяться на прощение Майа уже не может, но и о победе ему мыслить глупо. И если он не собирается начинать битвы, значит, желает понаблюдать за ней.
Отряхнув одежду, Миас упер руки в бока. Вначале поглядев на Беорна, затем на эльфа, развернулся и зашагал к оставленному в сторонке коню. От нечего делать, оборотень двинулся следом за чародеем, веря, что последнему хватит ума отличить ложь от правды. К слову, светлоликий эльф поступил по примеру ангбандского принца – молча взбираясь на покатый взгорок, он старался не отстать от Талриса.
—Недоорк идет с нами? — догнав брата Ниар, Беорн отер пот со лба. Зима нещадно царапала путников своими морозными коготками, но медвежья кровь не давала сильно замерзнуть. Готовый в любой момент броситься в путь, оборотень воззрился на Миас. Колдун, сев в седло крепкого шайра, коротко кивнул.
— Я пока не уверен, можно ли доверять этому малому, — слова слетали с губ Талриса и терялись в нарастающем гуле ветра. — Но умнее будет взять его с собой, чем оставить здесь. Если он говорит правду, Ниар подтвердит. В противном случае мы окажем ему честь и отправим к праотцам. При удачном стечении обстоятельств, он не будет мешаться в пути.
Последнюю фразу Беорн скорее прочитал по губам Талриса, нежели услышал. Ночь наползла на Средиземье быстро, а разгуливающий по полям буран вздымал с небольших сугробов густые облачка снежинок. Силуэт ангбандца едва виднелся вблизи, но оборотень сумел разглядеть на лице колдуна легкую, безнадежно беспечную улыбку. Прищелкнув языком, Талрис натянул поводья и отправил жеребца в галоп, устремляясь в самое сердце зимней бури. Негодующе заревев, оборотень выругал про себя самонадеянного хвастуна, коим оказался ангбандский колдун. Понимая, что заботу о новоиспеченном друге Талрис с легкой руки переложил на своего компаньона, Беорн обернулся. Белоликий эльф стоял рядом, широко распахнутыми глазами наблюдая за тем, как мир покрывает снежная пелена.
В определенном смысле, принятое Миас решение было вполне разумно. Не стоило терять драгоценное время, выясняя правдивость слов какого-то хлипкого эльфа. Даже при очень большом желании последний никак не мог навредить детям Мелькора. К тому же точно зная, что Ниар способна на великодушные поступки, Беорн все больше верил в изложенную остроухим историю. Орков оборотень ненавидел люто и желал им всем смерти, но внезапная мысль об их истинном происхождении заставила упрямца поумерить пыл вечного презрения. Вспоминая рассказы Красной Колдуньи о Белерианде, Беорн почти своими глазами увидел, каким в действительности мог быть проклинаемый эльфами мир Моргота. Древнее царство тьмы разрушений, со слов старших детей Илуватара, не имело права на существование. А вдруг нет? Вдруг Дор-Даэделот был вовсе не темен и страшен? Быть может, истину кое-кто искусно подправил? Быть может, благородные защитники Эндора вовсе и не были так благородны?
В эту идею было легко поверить. Именно сейчас, стоя на обдуваемом со всех сторон пустыре, посреди зимней вакханалии, Беорн был готов дать детям Мелькора шанс доказать свою правоту. Глядя на бледноликого эльфа, тонкого, легкого, светящегося, оборотень вспоминал пронзительный взгляд чародейки с глубокими карими глазами. Ниар никогда не боялась произносить смелые и дерзкие слова. Могла ли она попробовать уродливость орка обернуть в красоту? Еще как могла, со смехом и пляской, вопреки всем и вся. Старшая Миас упивалась отчаянными поступками.
Именно в этом заключалась ее сила. Источник ее надежд и стремлений.
♦♦♦♦♦
Именно в этом заключалась ее сила. Источник ее надежд и стремлений. По крайней мере, так казалось Бильбо. Раздумывая о Ниар, хоббит все чаще приходил к выводу, что маленькой девочкой двигали вполне понятные мотивы. Ведь, ясное дело, лихая наездница отправилась в долгое путешествие не за бессрочной славой. Ею двигали вещи более приземленные, более понятные простым обывателям – любовь, забота, желание оградить от зла. Тяга к мирной жизни толкала навстречу войне яростнее ненависти и нетерпимости.
Плотнее укутавшись в плотный камзол, Бильбо поджал под себя ножки. Устроенный прямо на тропе лагерь заметала ночная буря. Снег валил с небес плотным настом. Хлещущий в лицо ветер драл горло, нагонял на глаза слезы, серебрил непокрытые головы. Сковавший землю мороз не щадил никого – продирающиеся вперед, гномы едва перебирали ногами, то и дело теряя из виду занесенную снегом дорогу. Растущие сугробы накрывали деревья, кусты и камни, не давая различить под ногами гладкие ленты льда. Только за прошедшие полчаса упавший пять раз, Бильбо проклинал про себя зиму и все с нею связанное.
Вконец умаявшись, едва не потерявшись на пустыре и посеяв таки один мешок с едой, храбрецы решили остановиться на ночлег. Не найдя поблизости подходящего убежища, гномы разбили лагерь посреди ветвистой тропинки, уходящей вверх, к горам. Растущие рядом деревья защищали от промозглого ветра, но падающий снег продолжал добавлять путешественникам хлопот. Бифур, промучившись с костром почти четверть часа, таки сумел разжечь отсыревшие ветки. Сильно замерзшие, подгорные жители принялись устраиваться на привал. Бомбур попытался что-то приготовить, но его обычно вкусная похлебка в этот раз показалась Бильбо отвратительной – слишком холодная, она растеряла свои вкусовые качества, а плотная пленка жира затянула наваристый суп.