Талрис, однако, сохранял спокойствие. С завидным хладнокровием он рассказывал новому другу о том, через какие трудности приходилось проходить Миас. Без дрожи в голосе он пересказал оборотню о предательстве Саурона, почти со скукой описал последние дни Белерианда. Будто вообще ничего не чувствующий, только о своих сестрах чародей повествовал с явно ощущаемым восхищением.
— Ниар была непреклонна в своем решении, — оправив подпругу своего скакуна, Талрис встал подле Беорна. Сгущавшийся над Средиземьем сумрак придавал лицу колдуна суровость. Холодный ветер ерошил длинный волос Миас, в темных глазах его отражался свет догорающего дня. — Она не ведала пощады, забыла о сомнениях. В ней кипела ярость, которой прежде я в ней и не замечал. Мы с Анаэль не сомневались в принимаемых ею решениях, но искренне беспокоились за Красную Колдунью. Какое-то время нам даже казалось, что Ниар перестала различать грань между дозволяемым и запретным. Желание Майрона самостоятельно править Энноратом пробудило в ней пламенеющую охоту во что бы то ни стало вернуть былую славу нашему славному королевству.
— Она всегда казалась мне расчетливой, — признался Беорн, вглядываясь в очертания Мглистых Гор. До врат Мории оставалось меньше дня пути. Талрис был намерен к утру оказаться уже в Казад-Думе. — Ее рассуждения виделись мне точными, неоспоримыми в своей доскональности. Сложно поверить, что Ниар могла поддаться эмоциям.
— Красная Колдунья не изо льда сделана, — хохотнув, чародей выпрямил спину. Приосанившись, устремил свой взор к низине позади. Поджав губы, рукой указал на одиноко бредущего путника, которого не сумел почуять Беорн. — Глянь. У нас тут компания намечается.
Подмигнув оборотню, единственный сын Моргота заспешил навстречу несчастному страннику. Беорн, поморщившись, двинулся следом. Не думалось последнему, что встреча с кем-то из Миас может сулить долгую жизнь и вечное процветание. Тот бедолага, что брел по бархатному склону на юг, даже не подозревал о своей ужасной участи.
Зимняя ночь наступала быстро, но даже вопреки стремительно сгущающейся тьме Беорн сумел разглядеть широко шагающего незнакомца. Одетый в простой льняной наряд, худой и истрепанный, путник вовсе не замечал крепкого мороза. Высокий и плечистый, он легкой поступью летел вперед. Светлоликий, черноволосый, странник походил чем-то на эльфов с запада, которых единожды пришлось видеть оборотню. Лишь приблизившись к незнакомцу вплотную Беорн понял, что ничего общего у странника с известными Эльдар не было. Не жемчужная кожа удивила медведя, и даже не странные перламутровые рисунки на лице пилигрима – лишь его глаза имели значение. Ярко голубые, они светились изнутри призрачным светом далеких звезд, ярким и холодным.
— Доброго вечера смельчаку, отважившемуся отправиться в поход нынче ночью! — обратился Талрис к бродяге громко и уверенно. Остановившись, Миас доброжелательно махнул рукой, приглашая странника на разговор. Ничего не выдавало волнения колдуна, кроме едва заметного подергивания губ. — Я вижу, что ты направляешься к Мории, и вижу огонь, пробужденный в тебе. Как звать тебя и звать того, кто привел тебя в этот мир?
Оторопелый, Беорн молча слушал речь своего компаньона. Брат Ниар говорил четко и медленно и, тем не менее, оборотень не успевал следить за его мыслями. Растерянный и удивленный, медведь воззрился на незнакомца, веря, что вскоре получит объяснения. С Миас всегда получалось именно так.
— Я вижу Вас, господин, — путник, поравнявшись с Талрисом, без церемоний и колебаний встал перед чародеем на одно колено. Преклонив перед ним голову, покорно заговорил, глубоким голосом распевая слова: — Я вижу Вас, соратник Красной Колдуньи. Я посланник ее, одиноко бредущий к Казад-Думу. Раньше меня звали Больгом, и черная кровь разгоняла мое жестокое сердце. Великая даровала мне новую жизнь. Моим душе и телу она вернула утерянное наследие далеких предков. Теперь я желаю найти принцессу, чтобы служить ей верой и правдой.
— Ты сын бледного орка, — сильно помрачневший, Талрис мотнул головой. — Ничего не понимаю. Почему ты? И как Ниар это удалось?
— Что удалось? — Беорн, решившийся встрять в разговор, огромной рукой развернул к себе мага. Явно озадаченный Талрис глядел на непрошенного гостя широко распахнутыми глазами. — Может, объяснишь мне, что происходит? Вначале ты бежишь к нему навстречу и здороваешься с ним, как со старым знакомым. Теперь вот разговариваешь сам с собой. Где твоя сестра? И кто это, проклятие Мордора, такой?
— Я перерожденный, — вновь заговорил незнакомец, поднимаясь на обе ноги. Старающийся не смотреть Талрису в глаза, несчастный воззрился на оборотня. — Рожденный орком, теперь я сын забытого племени Кинн-Лаи. Совсем недавно я командовал армией уруков Гундабада. Там же я столкнулся с Красной Колдуньей и принял от нее поражение. Немногим позже принцесса вновь повстречалась со мной и сотворила для меня чудо.
— Теперь ты эльф, — Талрис, отвернувшись, прикусил нижнюю губу. Беорн, заслышав последние слова колдуна, взглянул на уши странного путника. Их острые кончики действительно виднелись из-под черных прядей. — Не думал, что это возможно. Вернуть оркам их первоначальный облик смог бы только отец. Удивительно, что Ниар осилила эту песнь. Еще более удивительно, что я ее не услышал.
— Все равно ничего не понял, — ошалелый и не на шутку напуганный, Беорн рукой ткнул в грудь замолчавшего эльфа. Поблескивающий глазами, он ждал чего-то с удивительным смирением. — Это что, урук? Мерзкий и гадкий кровосос, способный сожрать себе подобного? Бред какой-то.
— И, тем не менее, — Талрис поглядел в сторону того, кто назвался Больгом. — Не похоже, что он врет. Я сразу узнал в нем одного из Авари, задолго до того, как сумел разглядеть лицо. Только вот эльфов этих давно никто не встречал. Гордый и смелый народ некогда воевал под стягами Дор-Даэделота бок о бок с отцом, вровень с нами принимая удары от воинства Амана. Слово Илуватара исказило сущность этих бессмертных, обратив их красоту в уродство, а острый ум – в жестокость. Минуту назад я даже успел подумать, что воображение играет со мной злые шутки. Но нет. Произнесенное слишком похоже на правду.
— Святые пни Лихолесья, — ни разу не веря Талрису, Беорн поморщился. Моргнув пару раз, вновь принялся с удвоенным остервенением разглядывать лицо чудаковатого бессмертного. — Не верю я, что это возможно. Быть может, он просто посланник из Лориэна? Шпион?
— Взгляните мне в глаза, господин, — белоликий сделал шаг вперед. Опустив руки вдоль тела, смело обратился к Беорну: — Вы увидите в них огонь, который недоступен никому из ныне живущих Квенди. Это искры того самого света, что некогда освещал стены Ангбанда. Он исходит от затопленных земель, от разрушенных стен и укреплений Белерианда. Я орком был, действительно. Но теперь я прислужник той, что даровала мне мудрость и память. Верите Вы мне или не верите, но Ниар изменила меня.
— На его лице есть метки, Беорн, — задумчивый, Талрис сглотнул. — Эти рисунки сами Авари называли поцелуями Удуна. Таких нет ни у кого из старших детей Илуватара кроме тех, что жили в Дор-Даэделоте.
— Ты хочешь сказать, что Ниар действительно из орка сотворила остроухого воина? — Беорн не желал свыкаться с мыслью об осуществимости подобного. Ясно понимающий силу Красной Колдуньи и уважающий ее безмерно, он, как оказалось, не был готов столкнуться с результатами ее деяний лицом к лицу.
— Почему бы и нет? — Талрис улыбнулся сквозь печаль и сомнения. — Отец не пытался изменить орков, считая, что навредит им больше, чем поможет, если вновь вернет им первоначальный облик. Даже ради превосходства над противником он не желал подвергать уруков очередной пытке. Подобная магия чаще всего болезненна. Шли годы, все привыкли к тому, что некогда прекрасные авари превратились в ужасных монстров. Забылись ясноглазые стрелки Кинн-Лаи и место их заняли чернокровые варвары. Видимо, Ниар решилась на этот шаг скорее из принципа, нежели из корыстных побуждений. Мир вновь должен был увидеть лица истинных воинов Белерианда.
