— Ты выглядела напуганной, — Леголас подошел ближе. Ровный взгляд его глаз вынудил Тауриэль потупиться. — Когда вернулась, ты выглядела ужасно напуганной. Я знаю тебя множество лет, я видел, как ты расцветаешь и становишься сильнее. Мне не приходилось ранее видеть в твоих глазах ужас подобного рода.

— Ты преувеличиваешь, — очередного долгого разговора по душам Тауриэль могла и не выдержать. Развернувшись на каблуках, эльфийка спешно зашагала в сторону западных врат. Ей не стоило покидать места службы, но занимаемый пост позволял некоторые вольности.

— Ничуть, — Леголас не унимался. Догнав эльфийку, поймал ее за руку, останавливая. — Расскажи мне, что произошло там. Отец не желает поведать мне подробности. Да и кажется мне, он сам немного растерян.

— Хотела бы я рассказать тебе что-то путное, но, боюсь, сама мало понимаю, — Тауриэль не кривила душой. Поддавшись чужой воле, сбавила шаг. — Слишком темным стал наш старый лес, над слишком многими вещами мы теперь не имеем никакой власти.

— О чем ты речь ведешь? — старый друг нахмурился. Во взгляде его промелькнула горечь, смешанная с отчаянием. — Быть может, я могу помочь чем-то? Или сумею успокоить тебя, если ты позволишь?

— Вряд ли моему сердцу будет дозволено ощутить прохладу безмятежности, — хмыкнув, бессмертная прикрыла веки. — Что ж, кое-что я, пожалуй, тебе все же скажу. Там, в лесу, после встречи с гномами, на нас напали орки. Меня ранили, и я упала в реку. Без сознания я плыла туда, куда вели меня древние воды. Когда же суша приняла мое искалеченное тело, меня на берегу нашел некто очень могущественный и великодушный. Этот некто спас меня, излечив увечья и очистив кровь от яда.

— Кто это был, Тауриэль? — голос Леголаса зазвенел. Сжав губы, эльф качнул головой. — Если он обидел тебя, или оскорбил, только скажи, и я найду его. Клянусь.

— О, боюсь, нам не придется искать его, — Тауриэль расхохоталась. — Только вряд ли ты поверишь мне, если я назову его имя вслух.

— Не заставляй меня, — попросил Леголас полушепотом. — Ты его выгораживаешь? Зачем? Если он действительно помог тебе, то мы отплатим твоему другу добром и золотом. Он станет гостем в нашем доме, и даже отец выкажет ему почтение.

— Дело не в том, хорош он или плох, — бессмертная прищурилась, обдумывая внезапное желание посвятить принца в маленькую тайну Феанора. — Дело в том, что он много могущественнее меня и тебя вместе взятых. И даже Владыка Трандуил вряд ли посмеет спорить с ним на правах равных и нерушимых. Я скажу тебе, кем был мой спаситель, но обещай, что не станешь сомневаться в моих словах.

— Обещаю, — Леголас не колебался. Он всегда был таким. Прямолинейным и честным. — Я не стану подвергать твое слово оценке и буду стоять на его правдивости даже если все остальные сочтут его ложью.

— В таком случае, загляни мне в глаза, Леголас, — бессмертная на несколько секунд задержала дыхание. Вспомнились запахи и ароматы чая, которые заваривал Феанор для спасенной сестры. — Загляни и пойми, что я не лукавлю. Меня спас тот, кто некогда покинул Валинор, призвав с собой братьев на войну. Его называли разными именами, и разные подвиги приписывали ему. Он стал для нас олицетворением мятежа, хотя когда-то мы называли его Верховным Королем Нолдор. Он – тот, кто сотворил Сильмариллы, Вечный Свет влив в бездушные камни. Собрат, давно погибший, но вновь вернувшийся. Феанор, сын Мириэль и Финвэ, проклятый за свою омытую кровью алчность.

Оцепенелый Леголас вначале шутливо улыбнулся но, заметив серьезность своей собеседницы помрачнел. Коротко кашлянув, подался вперед, произнося самый разумный вопрос из тех, что уже задавались Тауриэль:

— Ты грубо шутишь надо мной или за время одинокого скитания ум твой помрачился? Повтори произнесенные слова. Ибо я их не уразумел.

Эльфийка криво ухмыльнулась, ощущая, как усталость медной мантией ложится на плечи. Наступающая ночь пугала бессмертную сгущающимися у горизонта тучами. Густые барханы дождей и ветра казались такими же ужасающими, как и пустота, разверзшаяся в душе.

====== Глава 10.4: Кинн-лаи ======

♦♦♦♦♦

Густые барханы дождей и ветра казались такими же ужасающими, как и пустота, разверзшаяся в душе. Натирая сукном найденное колечко, Бильбо то и дело поднимал взгляд к виднеющейся вдали линии горизонта. Плотно затянутая в мрачную шаль зимнего дыхания, она едва проступала на фоне серых горных зубьев.

— В Ривенделле снежно, но не холодно, — лорд Элронд, составлявший компанию маленькому хоббиту, руками уперся в каменные перила балюстрады. Внизу, под бельведером, ширился просторный атрий, увитый вензелями колонн, подпорок и кариатид. — Завтра пойдет снег. Будет устроен праздник в честь первого снегопада.

— В Шире гораздо теплее, — мистер Бэггинс не знал, что испытывал, произнося эти слова. Безбрежная тоска по дому перестала мучить полурослика давным-давно. Теперь при одной только мысли о спокойной и уютной норке в Хоббитоне несчастного скрючивало от отвращения. — Я и не вспомню, когда в последний раз у нас шел снег. Наверное, я видел белые сугробы только в далеком детстве.

— Тогда почему бы Вам не задержаться у нас еще на пару дней? — лорд Элронд не был навязчивым. В его глубоком голосе слышались нотки почтения. Всего лишь добродушный хозяин, он старался оставаться для своих гостей предельно любезным. — Уверен, Вам понравятся танцы и музыка.

Бильбо промолчал. Ему не хотелось говорить неожиданно приобретенному другу о том, как теперь тяжело бывшему домоседу оставаться в тишине и уюте. Мысленно подгоняющий каждую секунду, мистер Бэггинс умом своим уже пребывал в завтрашнем дне. Полурослик знал, что отряд отправится в путь рано утром, с восходом солнца. Готовый не спать хоть всю ночь, собирая немногочисленные пожитки, хоббит жадно предвкушал поход в Морию.

«А ведь Элронд яро запротестовал бы против нашего решения, скажи ему Торин всю правду, — нахмурившись, Бильбо провел пальцами по золотому ободу. Колечко яро поблескивало в неясном свете факелов. — И, пожалуй, постарался бы задержать нас в Ривенделле. Стал бы он применять силу? Возможно. Но с другой стороны, какое ему дело до гномьих проблем?».

Строго говоря, Бильбо не до конца осознавал и собственный интерес в начинающейся компании. Едва избежавший смерти в лапах огнедышащего дракона, он теперь с кипящей от восторга кровью бросался в очередной омут авантюризма и глупости. Поражающийся собственной браваде и все же гордящийся ею, мистер Бэггинс неосознанно начинал злиться. Притом злость его, еще неокрепшая и едва различимая на фоне остальных эмоций, имела вполне определенную направленность.

Так, он злился на эльфов. Как совсем недавно злился на бессмертных предводитель гномьей компании. И хоть Бильбо не имел личных счетов со старшими детьми Илуватара, он все же ощущал негодование по отношению к ним. Живущие своей тихой размеренной жизнью, Эльдар, будто слепые котята, упрямо игнорировали сторонние несчастья. Добровольно надевшие шоры себе на глаза, мудрые и тактичные эльфы видели мир идеальным и не требующим изменений. Они отрицали чужую правду и лишь за свою истину они были готовы вступиться в бой. Подобного лицемерия Бильбо не мог одобрить в силу собственного врожденного благородства. Для смельчака не существовало двойственных понятий.

Злобу испытывал Бильбо и к Гэндальфу. Куда делся этот старый прохвост? Какое он имел право бросать друзей в самый ответственный момент путешествия? Умный, хитрый, «добрый» Гэндальф. Так ли добр он был, так ли честен? Бильбо начинал сомневаться. Он имел право сомневаться, хотя бы потому, что воспетый в сказках и легендах волшебник не исполнил даденного обещания. А разве так поступают люди достойные?

Мистер Бэггинс не был в этом так уверен. Глядя на найденное колечко, обдумывая все те происшествия, что имели место быть, он все чаще приходил к мысли, что хваленые эльфийские ценности являлись лишь хорошо украшенной ширмой, за которой бессмертные прятали собственные грязные секреты и грешки.