Помимо этого, Тесса играла и в медиа-персону. Она охотно соглашалась на интервью, участвовала в самых разных дискуссиях, делала обзоры, писала статьи – или ставила под текстами Коринта свою подпись – и говорила всем: если бы нам позволяли и дальше развиваться в самых разных условиях, пусть даже в нищих и неразвитых районах, мы – мегакорпы – будем охотно инвестировать в инфраструктуру и социальную сферу; у нас – мегакорпов – забота о работниках это основополагающий принцип, нам – мегакорпам – именно так представляется будущее, и прочая, прочая. А Коринт все это время требовал у главы службы безопасности, чтобы он усилил охрану Тессы в три, а то и четыре раза; он же требовал, чтобы и их жилища охранялись значительно лучше. Недаром: глава службы безопасности уже на третий день после усиления охраны признал, что в трех конвертах были обнаружены сильные токсины, обезврежено три места, с которых, судя по некоторым признакам, намеревались напасть на Тессу; обезврежены несколько прослушивающих устройств. Тесса только ухмылялась и говорила: «Вот как они боятся! Отлично», – и по-девичьи радостно хлопала в ладоши. Коринт только скрежетал зубами. Глава службы безопасности, Йозефус Смедт, невысокий, невзрачный человек с сонными, тусклыми рыбьими глазами и огромными губами, угрюмо смотрел в пол.
Через две недели восстаниями было охвачено более сорока процентов территории Африки. В Йоханнесбурге и Претории напряжение почти не чувствовалось; губернаторы отказывались вводить комендантский час, лигейская гвардия работала в режиме военного времени. Это, правда, только называлось красиво – «усиленное патрулирование». А когда после суток патруля дается всего лишь восемь часов на отдых, а за ними снова следуют двадцать четыре часа службы, даже самый отчаянный оптимист задумывается, что именно нечисто в самых мирных из городов. И почему комплекс зданий Лиги так усиленно охраняется, и почему народа на улицах необъяснимо мало, а кто есть, те ходят быстро и стараются держаться группами, и на полицейских оглядываются то ли в страхе, то ли в надежде, что те их защитят.
В Йоханнесбурге – не обычном, рабочем и служебном, а том, откуда недалеко до лигейских кварталов, до министерств и представительств других Лиг, до небоскребов, в которых располагались руководства мегакорпов – предпочитали не замечать напряженных настроений. Все делали вид, что за пределами района ничего не происходит. Все усердно вели себя как обычно. В театрах давали премьеры. На оперные и балетные спектактли выстраивались очереди, в ресторанах набивались толпы людей – словно чтобы доказать, что нигде и ничего не происходит. СМИ, подчиненные Лиге, тоже предпочитали говорить о незначительных событиях и помалкивать насчет восстаний, которые наподобие лесного пожара разгорались и охватывали все новые территории. Генсекретарь Лиги появлялся то на премьере, то на каком-нибудь банкете, то на обеде – общался со своими министрами, представителями нацправительств при Лиге, с послами, осевшими в Йоханнесбурге, с руководящими лицами в представительствах самых разных корпораций. Очень редко в СМИ появлялись краткие сообщения Генсекретаря относительно обстановки в самых разных регионах Африки, подготовленные и переданные пресс-секретарем. Это были очень сдержанные, общо и невнятно сформулированные, ничего не обещающие заявления, которые можно было трактовать как угодно и все равно не ошибаться, или не быть правым. Собственно, обсуждение этих обращений генсекретаря становилось на жаркие полчаса самым ярким событием Йоханнесбурга. И больше не происходило ничего.
А «Тонарогу» неожиданно объявили вне закона. Секретная полиция Нигерии внезапно – для неподготовленных – созвала прессконференцию, на которой долго и обстоятельно рассказывала о прегрешениях этой мегакорпорации перед народами Нигерии в частности и Африки вообще. Берт Франк смотрел эту прессконференцию от начала до конца. Во второй ее трети к нему присоединился Горрен, осунувшийся, уставший, но почти счастливый, развалился в кресле и слушал, счастливо приоткрыв рот. Он время от времени восклицал: «Подумать только! Надо же! Удивительно! И это только «Тонарога»? Куда смотрела полиция?». Когда прессконференция закончилась, он радостно сообщал:
– А ты знаешь, мой элегантный приятель, что полиция превзошла саму себя? Я всегда думал, что показательная порка мелких представительств – это все, на что способны эти тараканы, но они удивили меня, бесконечно удивили.
– Неужели? – угрюмо буркнул Берт, глядя перед собой.
– Представь себе. И мне очень интересно, каков следующий шаг «Тонароги». Куда они побегут жаловаться. Если, разумеется, побегут.
Берт повернулся к нему.
– Ты думаешь, что они возьмутся за законные орудия сопротивления? – с любопытством спросил он. Настроение у него не повысилось, но он оживился – самую малость.
– Я бы уточнил твое глубокомысленное замечание, если позволишь. – Горрен встал и прошелся по комнате. Сунул руки в задние карманы брюк, глубоко вдохнул и шумно выдохнул. – Возьмутся, и не только за незаконные. Последние – эффективны. Достаточно посмотреть на то, как хорошо живется «Бита-Терре» там, где властвует ее армия. Зато первые – долгосрочны. И мы обратим внимание на «Эмни-Терру» и ее властительницу, а также милейшего и изящнейшего Коринта Ильмондерру. Эта крокодилица изображает из себя благочестивую Марту, знается с правильными людьми, хотя подкармливает всех подряд. И который год она на плаву, несмотря на самые разные события. Не так ли?
Берт пожал плечами.
Горрен уселся рядом с ним, так, чтобы смотреть на него в упор. Берт упорно демонстрировал ему то профиль, то затылок.
– Кстати, а как поживает Коринт? – елейным голосом спросил Горрен.
Берт замер, затем пожевал губы. Затем повертел в руках планшет и отбросил его. Пожал плечами.
– Наверное, хорошо. – Через добрую минуту отозвался он.
– Ты не знаешь?
– Что именно? – недобро посмотрев на Горрена, спросил Берт.
Горрен развалился на софе, пожал плечами, приказал искину переключить головизор на европейский инфоканал.
– Ты не поверишь, разумеется, приятель, но я желаю тебе всего самого лучшего. Не то чтобы я рад за тебя с Ильмондеррой, не то чтобы я жажду видеть рядом с тобой именно этого хорька, но если ты осознанно и твердо решил, знаешь ли, поддерживать с ним постоянные отношения… если то же решил и Ильмондерра, – он усмехнулся, – то все, что я могу сказать, это как раз пожелания самого лучшего. Кстати, как дела у него? Полагаю, что он занят бесконечно. Рядом с такой-то дамой. – Горрен помолчал немного и двусмысленно добавил: – В такое-то время.
Берт пожал плечами и встал, чтобы открыть бутылку с пивом. Он не знал, как дела у Коринта. Давно уже не знал. Они переговаривались, иногда проводили по полтора часа за бестолковыми разговорами. Берт под угрозой смертной казни не смог бы вспомнить, о чем они болтали – кажется, что-то легкомысленное, несущественное совершенно. Берт предложил заглянуть к нему в гости, и ответом ему были какие-то невнятные отговорки, а помимо их – странный горящий, тоскующий взгляд Коринта, и взмах руки, словно попытка выбраться по другую сторону голоэкрана, и пальцы рук, задержавшиеся напротив руки Берта. Берт предупредил, что отправляется в Абуджу на добрых три месяца, и не факт, что дело ограничится только ими. Коринт только и сказал:
– Я не знаю, где тогда будем мы. Надеюсь, что в Претории. Может, в Лондоне. Время сейчас нестабильное. Слишком много новостей, слишком много событий.
Коринт выглядел как обычно – и иначе. Берт подумал было предложить ему провести выходные где-нибудь далеко от столиц и политической сумятицы, царившей в них, но – сам был загружен заданиями по горло. Горрен хотел знать, что происходит с представительствами «Тонароги» в Нигерии – конфискуются они, выставляются на аукционы, есть ли на них покупатели, и так далее. Иво Ленартс требовал сведений о политической ситуации. Куратор жаждал статей – чем больше, тем лучше. Предлагал даже ежедневные заметки о том, что происходит, и как всеобщую награду статью к выходным, частью аналитическую, частью очерк о каком-нибудь ярком событии. «Тебе как очевидцу должно быть куда лучше видно, что именно рассказывать. Есть же там события, на которые ведущие журналисты просто не обращают внимания? А ты обрати и расскажи о них». Берт не успел сказать «окей», как на его счету оказался аванс, в пять раз превышающий обычный гонорар. Осталось подумать, как долго ему будет нравиться эта развлекуха. И как долго протянут их с Коринтом отношения, если их полностью переместить в виртуал. Думать о том, есть ли у них эти отношения, Берту не хотелось.
