– Именно так я успокаивал себя. Несмотря на исключительную эффективность вентиляции в этом доме, шахты просторностью не отличаются. А значит, ты должен оставаться запертым в том маленьком чуланчике с гордым названием «гостевой туалет». – Он помолчал немного. Указал глазами на чашку: – Твой кофе.

Берту было плевать на чашку, на ее содержимое. На прошлое и будущее. На Горрена Дага и тот прискорбный факт, что через пару месяцев снова придется лететь в Европу. На многочисленные «но» и «если», неопределенность своей собственной жизни. На человека, сидевшего напротив – не наплевать. Берт отчетливо осознавал, что Коринт сманипулировал им, чтобы Берт сначала пришел на встречу – прибежал, полыхая самыми разными эмоциями, чтобы не увернулся от кофе в гостях. Возможно, им продолжат манипулировать и дальше, имея в виду какие-то странные, невразумительные цели. И плевать бы. Берт был почти счастлив.

Коринт задавал ему самые разные вопросы: какая погода в Европе. Как прошла встреча со знакомыми и друзьями. Ах, «бывшими» коллегами? И как бывшие коллеги отнеслись к зрелищу довольного, самоуверенного, отлично выглядящего Берта? И чем они занимаются в свободное от зависти время? Подумать только, хают начальство. А чем это вызвано? То есть сам факт хаяния начальства – это нечто настолько естественное для человеческой натуры, что человек, не делающий этого, вселяет в Коринта сильное и отчетливое подозрение: что-то скрывает, не на начальство ли шпионит? Ах, неужели Берт смог сохранить самые благоприятные воспоминания о бывшем начальстве? Но неужели этого достаточно, чтобы желать встречи с ним? А посещал ли проказник-холостяк какие-нибудь танц-бары? После южно-африканской сальсы не слишком ли пресно? Коринт задавал вопросы, делал замечания – остроумные, ядовитые, иногда грубые, и Берт отвлекался от вопросов, от своих на них ответов, смеялся над остротами Коринта; время от времени вставая, проходя совсем вплотную к Берту, Коринт начинал говорить иным тоном – ласкающим, возбуждающим, предвкушающим. С каждым разом он проходил все ближе к Берту, двигаясь с томной, ленивой кошачьей грацией – то чашку наполнить еще раз, то поставить розетку с печеньем, то положить салфетку, то проверить, достаточно ли сахара в сахарнице, которая никому из них не была нужна. И каждый раз он внимательно смотрел на Берта, поощряюще улыбался. И все всуе.

Нужно было потянуться за своей чашкой через весь стол, опереться о столешницу в паре сантиметров от руки Берта, чтобы он наконец обхватил Коринта. Тот не выпрямился, застыл в его руках, ухмылялся – ждал. Он не сомневался, и Берт вместе с ним, что они оба хотят одного и того же. Но Берт не мог решиться – Коринт не хотел уступать ему привилегию подчинившегося. И он ждал: сможет ли Берт выпутаться из сетей близкого контакта, ощутимого дыхания, кожи под ладонями. Своей влюбленности, чего угодно – устоит ли. Берт не устоял. Подтянул его к себе, усадил на колени, прижал к себе, вгляделся в лицо Коринта, опьяненный своей собственной смелостью, боящийся ее же, отчаянный и отчаявшийся –и все не решался сделать нечто значимое – хотя бы поцеловать Коринта, если все остальное казалось ему святотатством. Но закрепившись на одной высоте, Коринт начал отвоевывать другие. У него было куда больше опыта; он провел столько времени, наблюдая Берта, он просто получал наслаждение от самой ситуации, и дальше провокации получались все более эффективными. Берт был бессилен противостоять – если бы захотел.

Затем Коринт предложил Берту остаться на ужин. Он готовил – Берт стоял рядом, любуясь им. Коринта раздражало его идиотское молчание и блаженная улыбка, а еще полностью утраченная способность к связной речи. Междометия были все, что Берт был способен выдавить из себя. Коринт тяжело вздыхал, но Берт улыбался виноватой улыбкой, Коринт закатывал глаза и непроизвольно смеялся, до того Берт походил на нашкодившего щенка.

После ужина Берт категорически не хотел убираться восвояси, Коринт категорически не хотел видеть его в своей квартире. И щенячий взгляд больше не действовал. И на настойчивые уточнения Берта: «Так ты не будешь против, если я свяжусь с тобой? И мы точно увидимся завтра? Послезавтра? А потом?» – начинали раздражать Коринта.

Берт долго топтался рядом с домом Коринта. Хотел бы – не повел себя настолько глупо. Жаркий воздух вне здания мог отрезвить, как выясняется. Коринт был любопытен – Берт болтлив, чтобы угодить ему. Коринт провоцировал – Берт вспыхнул и загорелся, чтобы удовлетворить его. И любопытство Коринта не было выражено явно, и прикрыто оно было его игрой, но он тщательно расспрашивал его о поездке. И очень хорошо представлял, что являют собой знакомые Берта из прошлой жизни.

Хвала небу за догадливого Горрена Дага. Он появился в Йоханнесбурге, как и собирался. Истребовал Берта к себе, велел рассказывать в деталях, что происходило, чем пахнет ситуация, откуда ветер дует для всяких там «Тонарог» и «Астерр». Особенно последней, потому что она как раз утверждала, что не имеет никаких интересов в Африке, а «Эмни-Терра» существует сама по себе и вполне независимо. Берт честно признался, что давно не понимает, чем пахнет ситуация и что за изменения происходят в президиуме местной лиги.

– Весь мир ставит на Дейкстра, – заметил Горрен.

– Весь мир не будет выбирать его, – заметил Берт.

– Ты думаешь, у наших дорогих друзей Тессы и Де Врис найдется парочка тузов в рукаве?

Берт недоуменно смотрел на него. Горрен подпер рукой голову и задумчиво уставился на него.

– Берт, дражайший мой спутник. – Неторопливо начал он. – Я знаю тебя как человека удивительно здравомыслящего и… некоторым образом… скучного. Лишенного воображения. Что значило: феноменальная исполнительность и гарантия от всяких там депрессий, скачков работоспособности, ипохондрий, меланхолий и прочей чуши. И что-то мне кажется, что ты твердо намерен разочаровать меня. Уж не влюбился ли ты?

Горрен произнес последние слова игривым тоном, словно ожидал, что Берт начнет возмущаться или, по крайней мере, оскорбленно промолчит. Но нет: Берт тяжело вздохнул.

– Я, кажется, подставил нас, – признался он. Замялся, долго подбирал слова, остановился на таких, от напыщенности которых сам же и съежился:– В интимной ситуации был слишком болтлив.

– С кем? – ледяным тоном поинтересовался Горрен.

Узнав, фыркнул:

– Ты действительно думаешь, что знаешь что-то, что не знает секретарь суки Вёйдерс? Не переоценивай свою значимость. Возможно, он использует полученные от тебя опосредованные сведения, чтобы подтвердить уже известное. Возможно, нет.

Вздохнул. Продолжил:

– Учитывая твое болезненное состояние, я даже не буду требовать, чтобы ты пытался что-то разнюхать у него. Просто получай удовольствие и не думай о последствиях.

– Это невероятно щедро с твоей стороны, – кисло отозвался Берт.

– Я – сама щедрость, дорогой, – приняв невинную позу, благочестиво склонив голову, произнес Горрен.

Берт хмыкнул и засмеялся.

– Но все-таки, – продолжил Горрен, – держи ухо востро. Возможно, ты услышишь его разговоры с кем-то, возможно, этот райский петушок будет делать замечания. Не забывай слушать. Это может пригодиться.

Берт кивнул.

Горрен пожевал губы.

– Из того, что я слышал в Сеуле, этот Дейкстра не устраивает практически никого. Самое интересное, что никто не может открыто осуждать тот курс, о котором Дейкстра говорит все откровеннее. Сам понимаешь, если Европе, Азии, Америкам и Австралиям можно, то почему Африке нельзя?

Берт угукнул, напряженно глядя на Горрена.

– Соцопросы показывают, что доверие к нему упрямо растет. Так что действовать напрямую против него никто не рискнет. А репутацию подпортить – запросто. Ты знаешь, что в Нигере внезапно увеличился в несколько раз штат практически всех мегакорпораций?

Берт кивнул. Отвел глаза: он был почти уверен, что это за народ прибыл в Нигер.

– Есть предположение, что мегакорпы готовы открыто вступить в сражение за… ресурсы, – Горрен пожал плечами. Помолчав, он продолжил: – Есть предположение, что они вступят в сражение с репутацией Дейкстра. Как ты сам понимаешь, «Астерра» не останется в стороне, но будет действовать не напрямую.