Берт сжал кулаки и откашлялся. Он столько времени провел в миротворческой миссии, временами был уверен, что ее действия приносят пользу. Но приходит какая-нибудь «Астерра», хочет заработать еще одну кубышку с золотом, и плевать на людей. Очевидно, коллеги Иво Ленартса были вполне правы, яростно интересуясь мегакорпами.

========== Часть 13 ==========

Когда Иво Ленартс сообщил о коварном решении, которое он предложил начальству, Берту было смешно поначалу.

– Ты старый пройдоха, – заявил он. – Ну где я, и где журналистика. Это же полной незамутненности нужно быть человеку, чтобы поверить в это. Какой из меня журналист?

– Брось прибедняться, – устало протянул Иво. – У тебя хорошо подвешенный язык и в меру острый глаз, и я молчу о работоспособности. Раз в неделю ты окажешься способным выдавить из себя семь-десять тысяч знаков на типа актуальную тему.

Не то чтобы это было комплиментом, скорей наоборот. Но возражать Иво Ленартсу едва ли имело смысл – он мог бы расценить это по-разному: как настоятельную потребность в похвале, этакий эмбрион звездной болезни; как нежелание сотрудничать; как намек на несколько скудную компенсацию за значительный вклад в общественно-полезное дело, что угодно, в зависимости от конъюнктуры и необходимых для себя выводов. Берт пожал плечами, двусмысленно ухмыльнулся, предпочел смотреть в сторону.

– Это в любом случае проще, чем писать статью для профильного журнала. Сам знаешь, – хлопнув его по плечу, сообщил Иво. – Я могу даже предположить, что твои опусы станут популярными.

У Берта вытянулось лицо. Он закатил глаза, но предпочел промолчать.

– Не самая приятная перспектива, согласен, – поморщился Иво. – С другой стороны, почему нет. Заработаешь себе репутацию, она и начнет работать на тебя.

Период становления политического журналиста Берта Франка был именно таким – не самым приятным. Сибе Винк, невесть откуда прослышавший об удостоверении Берта, согласился посидеть за пивом, но вел себя подчеркнуто сдержанно, очень вежливо, до оскорбительного немногословно.

– Такое ощущение, что мне клеймо на лбу выжгли, – пробурчал Берт, заплатил за обоих и встал спустя где-то после получаса неловкой беседы. Он делал все подчеркнуто неторопливо, демонстративно не глядел на Сибе и не нарушал молчание.

Он провел достаточно времени за сборами, чтобы Сибе переменил свое решение; ухватив Берта за рубашку, он потянул его назад.

– Садись, – прошипел он, раздраженно глядя по сторонам. – А чего ты хотел? Ты думаешь, мы твоего брата не знаем? Еще как знаем. С вами нужно держать ухо востро.

– С нами-европейцами? – надменно уточнил Берт.

– С вами-журналистами, ты, буйвол. Я тебе что-нибудь скажу, а через три дня об этом прочитают триста миллионов европейцев. Начальство будет недовольно.

– Я очарован твоим наивным представлением о всемогуществе моего агентства, – томно произнес Берт, сплел пальцы рук и положил на них подбородок. – Ты так ловко причислил к читателям третьестепенной новостной платформы практически все совершеннолетнее население Европы. Это не просто оптимистично, это раз в пятьдесят больше того, что действительно заглядывает на наш сайт.

– Я условно… – зло начал Сибе.

– Это во-первых, – назидательно продолжил Берть. – Во-вторых, твои рассказы о пьянках в казарме интересуют меня в третью очередь. Хочешь, чтобы они все-таки попали в европейские новости, дай знать, я свяжусь с кем надо.

– Тогда Эйдерлинк собственноручно вздернет меня за яйца прямо на плацу. А полковники будут стоят и скорбно взирать, как он напрягается, – подобрев, пробурчал Сибе.

– Кстати, это могло бы меня как воплощение абстрактного звездного журналиста заинтересовать, но что-то подсказывает мне, что на такие воспитательные мероприятия как раз и не допустят посторонних.

Сибе закивал головой и подозвал официанта.

– Я угощаю, – категорично заявил он на слабые возражения Берта. Тот был не против и широко улыбнулся.

– На самом деле ты можешь быть спокоен. Я ценю нашу дружбу и предпочту не подставлять тебя под удар… некоторых чинов, – туманно произнес Берт. Сибе поднял брови, и он продолжил: – Я не знаю наверняка, но что-то мне подсказывает, что принцип, что у вас, что у нас, один и тот же. Есть рабочие муравьи, а есть надзиратели. Доглядчики. Шпионы. Я помню, когда я еще в своей миссии работал, мы знали, кто и кому стучит. Некоторые отчеты даже читали. Могли определить, между прочим, руку мастера. Мир тесен. Люди наблюдательны.

Сибе расплылся в улыбке. Хорош был стервец, красив, и его уверенность в своей привлекательности добавляла пару десятков градусов к его обаянию. Харизма, как выясняется, – это не миф, а реально существующий феномен. Вещь в себе. Берт улыбался ему – и любовался.

Если Сибе Винк и заметил подозрительный в своей чувственности интерес Берта, виду он не подал. По-прежнему, по-бывшему развлекал его сплетнями о том, о другом, о третьем, жаловался на начальство, рассказывал о каких-то дрязгах с друзьями. Иногда, правда, Берт отмечал, что подозрительный, хитрый и ловкий Сибе рассказывает куда больше, чем офицер, желающий стать если не генералом, то каким-нибудь немелким чиновником в министерстве точно. Он еще поглядывал так пристально, словно прикидывал, достаточно ли рассказал и хорошо ли намекнул. Не то чтобы рассказы Сибе были ценными – он вроде как говорил о мелких людях, мелких же дрязгах. Но эти мелочи неплохо вписывались в общую картину.

Берт позволил ему расплатиться, долго прощался, требовал, чтобы они непременно встретились и посидели за пивом в одном баре, и Сибе клялся-божился:

– Берт, приятель, вот вернемся со спецоперации, в Нигере, ну ты в курсе, из Доссо, и я обязательно проставлюсь тебе пивом. Ты же не будешь против встречи с боевым офицером?

Берт отвечал, что будет только рад, он уже в нетерпении, ждет их будущей встречи и рассказа о боевых подвигах.

– Какие там подвиги, – неожиданно зло огрызнулся Сибе. Поморщившись, добавил: – Рутина, господин журналист, постоянная и неизменная рутина. Там обыскать, там не пропустить. Там – нанести телесные повреждения разной степени тяжести или еще что. А знаешь, что самое главное? Не знаешь. Свести к минимуму материальный ущерб. Вот так-то.

Он хлопнул Берта по плечу и сделал шаг в сторону от него. Помолчал, произнес неожиданное:

– Я не о том мечтал, когда готовился к службе. Приходится заниматься чем угодно, кроме служения великим целям Лиги. Собственно, даже сама лигейская программа оказывается очень далекой от идеальных представлений. В Европе так же? Ты же был чиновником, знаешь все эти уставы.

– Так же. Если отойти от программных пунктов, Сибе, то на пути перед тобой и до самого горизонта оказываются бессмысленные инструкции, – печально согласился Берт.

Сибе развернулся к нему, прищурился, начал всматриваться в лицо Берта, словно рассчитывал что-то прочитать в нем, разглядеть, распознать.

– Вот именно, – тихо отозвался Сибе после короткой паузы. – В программе стоит «служить интересам народов», а мы отправляемся в Досса, чтобы народ не вздумал отстаивать свои интересы.

Он хлопнул Берта по плечу.

– Но мы обязательно выпьем пива, когда я снова буду в Йоханнесбурге, – громко сказал он.

«Обязательно», – задумчиво откликнулся Берт. Досса была одной из мирных провинций. По крайней мере, именно в ней не происходило практически ничего. Или Берт что-то упускает?

И если лигейский президиум что-то затевает именно там, зачем это нужно, что может быть целью лиги, и почему Сибе Винк так хотел это рассказать?

В течение следующих двух недель столичные провинции Африки гудели, обсуждая две новости: в Конституционном суде рассматривалась законность передачи лицензий на добычу полезных ископаемых, выдаваемая правительствами стран мегакорпорациям, и Квентин Дейкстра открыто заявил, что твердо намерен победить на выборах главы президиума Лиги.

– Если быть точней, я принял решение участвовать в выборах. А это участие имеет значение только тогда, когда намереваешься победить, – пояснил он журналисту.