Он слышал за спиной шаги, причем не одного человека, слышал, как прошуршала чья-то одежда, и, раздраженно сдвигая брови, Итачи с нескрываемой злостью кинул:

— Изуна-сан, оставьте меня в покое.

Ответа не последовало, но также никто и не уходил. Итачи, чувствуя за своей спиной чье-то присутствие, в ярости сжал кулаки, обернулся и почти дрожащим от льда спокойствия голосом повторил:

— Я не желаю никого…

Не договорив до конца, он замолчал.

Эти посетители не были Изуной.

Это были два человека в длинных черных плащах с глубокими капюшонами на головах, закрывающими их лица. Рукава, тяжелые, широкие и округлые, спускались чуть ниже запястьев, практически закрывая собой кисти рук.

Один из мужчин стряхнул с себя капюшон, и Итачи без труда узнал этого человека. Это был Хё, один из тех, кто был наиболее близок Изуне, иногда он приносил еду. Помощник хозяина дома, как и Неджи, он всегда обо всем договаривался, хлопотал и вежливо кланялся в пол перед господином; Итачи в тот момент, когда узнал лицо напротив, все же сдержался от презрительной усмешки: предатель, он везде предатель, даже если это шпион твоей же деревни.

Длинные, упирающиеся подолами в пол плащи Итачи узнал бы всюду.

Это был Корень АНБУ.

Хё по-прежнему молчал, косясь на своего напарника. Тот, наконец, пошевелился и повернулся к свету; в тенях капюшона, все еще накрывающего голову, Итачи увидел белую маску, разрисованную поперек красными линиями. Прорези для глаз были совсем узкими, виден был только блеск зрачков. Итачи не раз удивлялся, как Корень может сражаться в такой одежде, тогда как даже у АНБУ Хокаге форма была намного удобнее.

— Добрый вечер, Итачи-сан, давно не виделись, — между тем, не сдерживая насмешку в голосе, проговорил знакомыми нотками человек в маске. — Оплакиваете, верно, брата?

Итачи нахмурился. Промолчал, пытаясь вспомнить, чей это голос, и где он его уже слышал. Это был тембр мужчины в зрелом возрасте, но в нем еще не было старческих ноток. Тон, усмешка, даже злорадная улыбка, которую Итачи буквально ощутил под маской, — все это вызвало едва ли сдерживаемую ярость в крови.

Если Корень АНБУ в курсе событий, если они здесь замешаны, Изуна мог быть и прав: им ничего не стоило убить Саске.

Однако Итачи просто наклонил голову набок, внятно и достаточно громко произнеся:

— И вам добрый вечер, Торуне-сан.

Человек в маске сбросил с головы накидку.

— Вы быстро раскусили меня, я по-прежнему в восторге от вашего разума и памяти. Мы ведь не так часто виделись.

— Достаточно для того, — возразил Итачи, — чтобы запомнить ваш голос. Вы что-то сказали о моем брате? Коноха, конечно, имеет много глаз и ушей и многое знает, даже то, что я узнал едва ли не час назад. Вы приложили к этому руку, верно?

Голос Итачи немного изменился в своем тембре, в нем появились холодные и угрожающие нотки, но в целом он говорил сухо. Именно эта сухость, как ни странно, ясно давала понять, насколько серьезно настроен он и как раздражен.

Торуне засунул свою руку под широкий плащ. В это время Хё, держащий в руках непонятную по своему содержимому связку, прокашлялся в кулак, но все так же не вымолвил ни единого слова.

— А вы перешли прямо к делу, как я вижу, отлично. Мне всегда нравилась эта черта в вас: никакой воды, все четко и по делу, — Торуне достал наконец свиток из-под складок одежды и протянул его Итачи, заставляя того подняться за протянутой вещью со своего места. Он молча взял то, что ему предлагали прочитать, но разворачивать письмо, чтобы это сделать, не стал, безотрывно смотря в лицо, а вернее, на маску Торуне.

— Читайте, Итачи-сан, — внезапно послышался негромкий голос Хё; Итачи, опуская взгляд вниз, покосился на свиток, но так и не развернул его, твердо протягивая обратно Торуне.

— Говорите сразу. Что вам надо?

— Как хотите, — Торуне забрал свиток, — скажу тогда в двух словах. Мы ожидали, пока ваш брат, эта порча, покинет вас. Он лишний в вашей жизни, мы желали, чтобы вы поняли это, и ждали сегодняшнего момента. Нам известно, что ваш брат все знал, это несколько изменило наш первоначальный план, но не настолько, чтобы уничтожить его. Ваш брат все равно слишком предсказуем. Увы, сообщение о том, что Саске-сан умирает, пришло раньше нас. Но это хорошо, что вы испытали ощущение того, что вашего родственника почти нет в живых, так вам будет понятнее наша мысль. Скажу одно: он пока что жив, правда, не совсем здоров, у него серьезные раны из-за боя с нашим отрядом, кроме того, он упал в ущелье. Хотя высота была небольшая и безопасная для жизни, он получил серьезные повреждения, но его раны поправимы, более того, Корень АНБУ, — Торуне снова усмехнулся, — умеет с любовью заботиться о больных.

В какой-то жалкий миг, буквально в полсекунды Итачи прикрыл и открыл глаза; после этого он смотрел уже более уверенно, более смело. В его зрачках мелькнуло не то облегчение, не то радость, но единственное, что он не смог сдержать, так это то, как дернулись уголки его губ, едва заметно, но Саске бы сразу понял, что значит этот жест, невидимый со стороны чужих людей.

— И… — продолжил было Торуне, как его жестом, характерным для семьи Учиха, остановили:

— Подождите.

Итачи, всеми своими силами стремясь скрыть эмоции, дрожь в кончиках пальцев, медленно прошелся, скрестив руки на животе, туда и обратно по комнате, смотря себе под ноги, тогда как сердце внутри билось так, как никогда раньше, даже когда Саске был рядом с ним — рядом с Саске Итачи был более чем уравновешен и спокоен.

— Я продолжу?

— Да, — Итачи снова пошел обратно, до стены, пытаясь успокоить свои чувства, ведь как глупо было убиваться, и как теперь было хорошо, чисто, спокойно, хотя присутствие в этом деле АНБУ заставляло напрячься не на шутку, Итачи не ждал от этих двоих ничего хорошего.

Эти люди просто так никогда не вмешаются и не влезут в чужие жизни, если не видят для Скрытого Листа в этом выгоду. Им что-то надо, Итачи готов был держать пари, что брата держат как заложника и шантажировать будут его жизнью, которая за час стала дороже, чем сотни других.

Итачи остановился как вкопанный.

«Конечно, им же нужно было с самого начала, чтобы Саске вышел из моего поля зрения, как я мог поверить в эту нелепость. Подло. Подло».

Опуститься до того, чтобы прийти к преступнику, приговоренному к казни, к члену клана Учиха, все спланировать — надо было ценить размах Корня. Проблема, стало быть, была очень злободневной для старейшин, которые опустились до такого грязного способа шантажа, Итачи был уже точно уверен в этом. Особенно теперь, когда он уже почти дважды пережил известие о смерти брата, невозможно будет сделать шаг влево или вправо.

— Итачи-сан, Учиха все еще готовят восстание. Вы знаете, к чему это приведет?

Губы Итачи дрогнули.

— Да.

— Для общественности нужно было ваше изгнание, но мы решили ждать, пока вы сами одумаетесь, и хотели вернуть вас для исполнения долга, когда наступит этот час. Как шиноби Конохи, вы должны понимать, — Торуне давил своим голосом, нагнетая повисшую в комнате атмосферу, но говорил он, как заметил Итачи, тихо, стало быть, Изуна не знал, что в его доме кто-то чужой, — вы должны понимать, что деревня и люди в ней в опасности, и все из-за чего? Из-за спеси вашего бескомпромиссного клана. Переворот вот-вот грянет с оглушительной силой, времени осталось совсем немного, и вы, ярый противник войны и преданный защитник мира Конохи, будете сидеть сложа руки и смотреть, как умирает то, что вам дорого?

— Насколько я помню, — возразил Итачи, останавливаясь посреди комнаты, — для Конохи я — мертвец-предатель, но мне действительно не хочется, чтобы она хоть как-то пострадала из-за гордости и упрямости Учиха. Еще больше я не желаю войны, более того, Шимура-сама в курсе, что я всегда в этом вопросе был на вашей стороне и не раз говорил, что при случае вы можете ко мне обратиться за помощью, не вы ли отправили меня шпионом в родной дом? Я бы сделал все, что мог, будь я тем, кем был раньше, но что вам стоит теперь самим подавить восстание, раз вы пошли на такие изощренные уловки? У вас много шиноби, вы подавите при желании Учиха.