Он выругался, кляня себя за непредусмотрительность и, подумав, бросил сумку через ограждение.
Что-то взорвалось внизу со страшным грохотом, колесо обозрения накренилось, и уши заложило до боли. Даже через вату в ушах было слышно, как скрипит ломающийся металл. Вик изо всех сил схватился на сиденье кабинки, но это ничем не помогло: колесо продолжало разрушаться, и через мгновение Вик вместе с обломками полетел вниз.
========== Глава 28. Contra spem spero. ==========
Элайза шла сквозь темноту, задевая ногами кусты и сглатывая текущие по щекам слезы. Ей не было страшно: все, что произошло ранее, как будто убило в ней саму возможность испытывать страх, ей не было больно: все, что было до этого, как будто автоматически перекрывало любую боль.
В груди было пусто и гулко, и что-то пульсировало — возможно, отчаянно бьющееся сердце, которое уносило с собой образ Алисии. Алисии, стоящей на возвышении, Алисии, соединяющей руки Октавии и Линкольна, Алисии, которая — Элайза знала — проводила взглядом ее, уходящую, но, верная своему слову, не стала просить остаться.
— Куда мне идти? — спросила Элайза, посмотрев наверх, где за облаками не было видно ни одной звезды. — Куда?
И она просто пошла, пошла через тьму, через лес, крепко сжимая в руке рукоять меча и чувствуя, как натирает кожу под поясом дуло пистолета.
Ноги сами привели ее к месту, где раньше располагался бункер. Теперь там была только огромная яма, наполненная обломками и кусками человеческих тел. Элайза постояла, глядя вниз. Она понимала, что не найдет здесь ответов, которые ей нужны, не найдет ничего, что могло бы хоть как-то указать путь, но, возможно, она и не искала здесь ответы. Возможно, она просто хотела попрощаться.
Попрощаться с Финном, который стал огромной частью ее жизни. С Финном, который был вначале другом, и только потом — любовником. С Финном, который помогал ей, поддерживал ее, прогонял ночные кошмары и улыбался так, что сердце замирало от благодарной нежности.
Попрощаться с Джаспером — с весельчаком Джаспером, умеющим как никто сгладить конфликт, подбросить в топку пару шуток, сварить самогон из замороженных ягод, и в случае чего встать на сторону слабых и обиженных.
И, возможно, попрощаться с собой. С той Элайзой, которой она была пять лет назад, впервые переступив порог этого бункера.
— Каждый из вас осужден за тяжкие преступления. Но правительство США дает вам шанс искупить вину, изменив срок наказания. В этом месте вы проведете пять лет своей жизни, здесь не будет ни охранников, ни поваров, ни уборщиков — вы должны будете сами заботиться о себе. Помните: каждый ваш шаг будет фиксироваться видеокамерами, и мы спрятали их достаточно надежно для того, чтобы вы не смогли их отыскать. От вас зависит, как вас встретят граждане США по истечении этих пяти лет. Как героев, сумевших преодолеть все испытания, или как отбросов общества, не сумевших усмирить свою тягу к насилию.
Телониус Джаха разрезал ленту, натянутую вдоль открытой двери, и шагнул в сторону, пропуская вперед колонну узников. Элайза шла первой: ее руки были скованы за спиной, на входе двое охранников сняли наручники и пинком отправили ее внутрь.
Когда последний из «сотни» перешагнул порог, дверь закрылась с металлическим звуком, а большой экран, висящий на стене, ожил и показал все того же Телониуса:
— Только усердной работой над собой можно добиться прощения. Если вы не сможете простить себя сами, никто не сможет.
Каждое его слово серпом проезжалось по натянутым нервам. Чтобы не слушать, Элайза принялась оглядываться. Из зала шел коридор, в котором, видимо, находились камеры, и она пошла туда, открывая каждую попадающуюся на пути дверь.
Камеры были одинаковыми: и метражом, и обстановкой. И она выбрала себе одну, и легла на кровать, закинув руки за голову.
— Пять лет — лучше, чем пятнадцать, — произнесла вслух. — Вот только достаточным ли это будет наказанием?
На суде ее назвали убийцей. Но люди, наполняющие зал, кричали другое слово: «Спаситель». Элайза не знала, что из этого было правдой — возможно, и то, и другое. Но ее до сих пор преследовало ощущение бьющегося под руками тела, тела, из которого медленно утекала жизнь.
Присяжные решили, что она убила ребенка. Люди в зале суда кричали, что она убила дьявола.
— Эй, принцесса, — в комнату заглянул один из парней. — Смотрю, ты уже выбрала себе келью? Мы тут обмениваемся информацией, кто чем заслужил такую благодать. Как насчет тебя?
Она медленно села на кровати и посмотрела на него — усмехающегося, наглого, налысо выбритого.
— Мое имя Элайза. А твое?
— Мерфи. Джон Мерфи. Ну, так как? За что тебя сюда определили? Что такого ты «не делала», как и все остальные?
— Я убила человека, Джон Мерфи. И я определенно это сделала.
Почти каждый из них тогда считал себя невиновным. Но уже первый конфликт, случившийся в первый же день, показал, что едва ли это было правдой.
— Вик, положи еду на место. Если мы будем бесконтрольно есть все, что не приколочено, то к концу срока умрем от голода.
— Кто сказал? Эти суки засадили нас сюда, и должны будут кормить так или иначе.
— Ты разве не слышал Телониуса? Он ясно сказал: запасы еды рассчитаны на все пять лет. Мы должны сами заботиться о том, чтобы нам хватило.
— На пять лет? Да ты, должно быть, шутишь! Впрочем, я не собираюсь провести здесь все пять лет, сладкая. Завтра мы займемся дверью, и, богом клянусь, уже через месяц окажемся на свободе.
Элайза молча смотрела, как он один за другим открывает дверцы холодильников, бросая в хохочущую толпу парней пакеты и упаковки. Видит бог, она не хотела вмешиваться. И предательское «Пусть делают, что хотят» с силой било ее в виски.
Но рядом кто-то сказал:
— Своими действиями они убьют нас всех.
И у нее не осталось выбора.
Она подошла к нему сзади, схватила за шиворот комбинезона, и с силой дернула, отпихивая от холодильника. От удивления он даже не сопротивлялся: повалился на пол и оттуда сверкнул холодными глазами.
— Ты что? Спятила?
Элайза сделала шаг и с силой ударила его ногой в лицо. А потом ударила еще раз. И еще.
Окровавленный, он вскочил на ноги и замахнулся, чтобы ударить ее в ответ, но она перехватила его руку, изогнулась всем телом и с силой рубанула коленом. Вик с воплем свалился на пол: рука наверняка была сломана, в этом Элайза могла быть уверена.
— Есть еще желающие устроить анархию? — спросила она, повернувшись к хранящей молчание группе парней. — Когда сможете взломать дверь — тогда и забирайте все продукты. А до тех пор мы назначим человека, который сможет распределить еду так, чтобы ее хватило на все пять лет.
— Ты что, решила, что будешь главной, детка? — спросил белобрысый мальчишка, имя которого она не успела узнать.
Она ударила резко и сильно, и он кулем упал прямо на Вика, добавив в тишину стонов и воплей.
— Еще есть вопросы?
Их не было. Все разошлись по камерам, а Элайза принесла аптечку и принялась обрабатывать раны Вика.
— Ты далеко пойдешь, принцесса, — сказал он, скалясь омытыми кровью зубами. — Если не остановят.
— Поживем — увидим, Вик. Поживем — увидим.
Странно, но ни разу за все пять лет она не боялась за собственную жизнь. Казалось бы, им ничего не стоило навалиться толпой и убить ее, или забраться ночью в ее камеру, или просто связать ее и оставить умирать голодной смертью. Но ничего из этого так и не случилось. Возможно, потому что они-то как раз боялись смерти. И у них были на то все основания.
— Принцесса. Ты одна?
— Заходи, быстро. Что случилось? Я видела, как Мерфи собрал совет милитаристов. Это плохо пахнет, верно?
— Да. Этой ночью они собираются сделать что-то очень плохое.
— Что именно? Финн, не тяни, ради бога!
— Они хотят убить Коннора и принести тебе его тело.
Элайза выругалась, прогоняя возникшее в груди ощущение страха. Значит, эти придурки все-таки решили довести дело до конца. История с придушенным Мерфи ничему их не научила. Ладно.
