Олег нажал на кнопку пульта управления телевизором. Послышались выстрелы, звуки погони. Засветился экран. Шёл боевик…

Мы с Толяном дружим с первого класса. Первого сентября он пришёл в школу с огромным букетом. В наглаженном костюмчике. В белой рубашке и галстучке. На торжественной линейке его поставили прямо передо мной. Я хотел ему сразу по шее дать, чтобы не задавался, но потом передумал. «Ладно, — решил, — после уроков надаю».

Подкараулил после второго урока, толкнул его, а он… меня. Я от такой наглости офонарел. «Ты чё, — говорю, — оборзел?». А он: «Не лезь, а то как двину!»

Когда нас разняли, ругать не стали, по разным углам поставили и всё. А галстучек я ему всё-таки помял.

С тех пор и дружим. Не разлей вода уже до пятого класса.

Сегодня у нас генеральная уборка в школе. Людмила Николаевна, наша классная руководительница, распределила задания. Всем досталось убирать в коридоре и на лестнице, а мы с Толяном вызвались Покрасить окна в классе. Дали нам по банке белой краски и по малярной кисточке. Когда класс опустел, мы приступили к делу. Макнул я кисточку и давай мазать.

— Эй! Ты что красишь? — в испуге воскликнул Толян.

— Как что, окна! — спокойно ответил я.

— А ты уверен, что нам стёкла закрасить велели?

— Так Людмила Николаевна же сказала ПОКРАСИТЬ ОКНА, а не рамы. Может, в будущем году здесь медпункт будет? Видел, в больницах все окна белой краской закрашены?

— Точно! — обрадовался Толян и стал, как и я, быстро водить кистью по стёклам.

Вскоре мы любовались плодами своего труда.

Класс окутал полумрак, и мы вздрогнули, когда вдруг включился свет.

— Что это? — тихо спросила учительница, и её очки сами собой полезли на лоб.

— Правда, здорово, Людмила Николаевна? — похвалился я. — Ни одной капли мимо!

Учительница села за ближайшую парту и посмотрела на нас так, что я тут же понял: медпункта в нашем классе не будет.

— Мы сейчас всё вытрем, краска ещё не высохла, — быстро спохватился я, толкнул застывшего Толяна и сунул ему в руку тряпку.

— Стоять! — спокойно, но очень строго произнесла Людмила Николаевна. — Ничего не трогайте.

Она медленно поднялась и показала на дверь.

— Марш отсюда! — продолжила она уже громче. — На лестницу! Будете девочкам воду таскать!

Легко сказать «таскать». Попробуйте с первого этажа на третий полные вёдра потягать. Девчонки, тоже мне, ударницы, как нарочно быстро всю воду расходуют. По третьему ведру еле-еле дотащили. Всё, думаю, на четвёртом ведре умру где-нибудь между вторым и третьим этажами.

— Серёга! — вдруг слышу голос Толяна — это он меня зовёт. — Серёга, иди быстрей сюда!

Бросил я ведро, поднялся к нему на верхнюю лестничную площадку.

Смотрю: стоит Толян, довольный и радостный. В руках пожарный рукав держит, а сам кивает головой на кран.

— Видал?! — громко прошептал Толян. — Со мной не пропадёшь! Хватит вёдра таскать. Открой вентиль потихоньку, а я к девчонкам спущусь и воду на месте наливать буду. Воды теперь — хоть залейся.

Толян потянул шланг вниз и скоро скомандовал: «Давай!»

Я приоткрыл кран. Ничего. Я ещё немного покрутил.

— Ну чего ты? Заснул, что ли? Открывай! — крикнул снизу Толян.

Я и открыл, крутанув на полную катушку.

Шланг выскочил из настенной коробки, быстро надулся, стал разворачиваться и… На нижнем этаже что-то громко хлопнуло и сильно зашипело. Девчонки завизжали как резаные и кинулись бежать. Я это понял, потому что скоро визг раздавался во всех концах школы. Я бросился к крану и попытался его закрыть, но не тут-то было. Злополучный вентиль не поддавался — у меня не хватало сил побороть мощную струю.

Скоро прибежал дядя Юра, наш комендант. Вместе мы всё-таки справились и перекрыли воду.

Мне очень не хотелось идти вниз, но не бросать же Толяна в беде, и я пошёл.

Толян лежал на лестнице в обнимку со шлангом. Всё, что можно было смыть, было смыто: вёдра, швабры, тряпки плыли, точно корабли, своим курсом по волнам океана под названием «Первый этаж». Все, кто мыли лестницу, стояли, как мокрые мыши, и дрожали. Вода-то холодная.

Появилась Людмила Николаевна. Тоже мокрая с головы до ног.

— Бегите в раздевалки, в спортзал, — опять спокойно, но строго сказала она. — Вытирайтесь всем, что найдёте, головы просушите феном. И по домам! А вы, Вилюлькин и Картошкин… — она повернулась к нам и опять так посмотрела, что я понял: нам лучше остаться. — А вы, Вилюлькин и Картошкин, — повторила она громче, — берите вёдра, тряпки и чтобы ни капли мимо!

Вечером пришёл с работы отец, хлопнул меня по плечу и весело спросил:

— Ну, сынуля! Как прошла генеральная уборка? Школа небось сияет?

— Ещё как, — кивнул я, не в силах в ответ хлопнуть отца по плечу.

В воскресное утро семья Василькиных — мама, папа и семилетний сынишка Владик — всегда завтракает на кухне. Правда, как и во многих семьях, собраться всем сразу удаётся не всегда. Мама ходит по квартире и, как кондуктор трамвая, выкрикивает:

— Завтракать! Завтракать! Ну где вы там?

— Сейчас! — кричит папа из туалета.

— Иду! — отзывается Владик из-под кровати, куда он вчера неосмотрительно закинул тапок.

Но вот наконец вся семья на кухне.

Папа включает радиоприёмник.

«С добрым утром, с добрым утром…» — доносится оттуда бодрая песенка.

— И с хорошим днём! — заканчивает припев папа.

Мама разливает чай в чашки и, словно только что вспомнив, говорит:

— Папик, день-то хороший. А скажи мне, когда ты наконец починишь дверь в комнате? Ждёшь, когда свалится и пришибёт кого-нибудь?

— Сегодня! Сегодня и починю, — обещает папа. — Вот сейчас чайку попьём и за дело. Владик, поможешь?

— Да, папа! — откликается сынишка с большой охотой.

Он тут же вскакивает из-за стола и убегает к себе в комнату. Папа смотрит на маму. Мама понимающе улыбается. Владик возвращается со своими игрушечными пластмассовыми инструментами: молотком, отвёрткой, ножовкой.

— Пап, я готов, — объявляет он. — Пошли чинить!

— Нет уж, — останавливает его мама. — Сначала поешьте как следует. Сядь, Владька, вот тебе ватрушка и сырок.

— Да, сын, давай-ка поедим, чтобы силы были! — соглашается папа.

Затем он допивает чай, встаёт, потягивается и, крякнув, говорит:

— Э-эх! Ну, сына, пошли.

Дверь в комнату висит на одной петле.

— Да-а, сына, — папа проводит рукой по косяку. — Могла и в самом деле пришибить кого-нибудь.

— Маму? — испуганно спрашивает Владик.

— Может, маму, может, меня, а может, и тебя! — бормочет отец, морща лоб.

— Меня не надо. Ты всегда говорил, что у меня вся жизнь впереди, — Владик на всякий случай отходит подальше от двери.

Папа садится на корточки, осматривает нижнюю петлю, задумчиво ковыряет пальцем.

— Труха. Придётся выпиливать и делать вставку, — подводит итог отец.

— На, папа! — сын протягивает ему пластмассовую ножовку.

— Не, сына. Тут настоящая нужна. Сходи-ка к дяде Коле, попроси у него ножовку… и отвёртку заодно.

— Счас, папа! — бодро восклицает ребёнок и убегает к соседям.

Папа берёт газету и присаживается на диван.

В комнату заглядывает мама:

— Так, работнички. Сидим, газетки почитываем?

— Ничего подобного, — оправдывается папа. — Видишь, я газету даже открыть не успел. Сейчас всё мигом починим.

— А где Владька?

— Я его за инструментом к Володькиным послал.

— Маленького гоняешь, — , мама неодобрительно качает головой.

— Ничего, пусть приобщается… — начинает предложение папа, но не заканчивает, потому что сынишка уже прибегает назад.

— Ты чего так быстро? — удивляется отец.

— Дядя Коля сказал, что у него нет ни ножовки, ни отвёртки.