— Вот я сыграю сейчас забавную песенку, а ты попробуй повтори:

— нажимала она на клавиши.

Мне клавиши очень понравились, и я тоже с удовольствием понажимал на них.

— Молодец, — похвалила меня тётенька. — А песни петь ты умеешь?

— Почему же нет? — удивился я. — Запросто.

И затянул любимую дедушкину песню, которая выручала меня не раз:

Горланю, а сам одним глазом поглядываю, нравится ли комиссии моя песня. Смотрю: кивают, одобрительно кивают — и взревел с новой силой:

Тут, вижу, погрустнело моё жюри. Ну что делать? Надо исправлять положение.

— А я ещё плясать умею, — говорю.

И как вышел на середину, как топнул ногой, как повёл плечами и такую «Цыганочку» выдал, что вся комиссия пришла в восторг.

— Ещё знаю фокус с картами, — разошёлся я. — Есть у кого-нибудь карты?

Но карт ни у кого не нашлось.

— А спички?

— Зажигалка, — предложил мужчина в строгом сером костюме.

— Не пойдёт, — помотал я головой.

— А читать мысли на расстоянии умеешь? — спросила женщина с высокой, как башня, причёской.

— Умею, — смело выпалил я.

— Тогда узнай, что думает тот мальчик, который всё время заглядывает в дверь.

Я оглянулся и увидел любопытствующую физиономию Лёшки. И сразу же вспомнил наш уговор. Лишь на миг я растерялся, а потом сказал:

— Да знаю я этого мальчишку. Он у нас личность известная. Первый двоечник и хулиган. Все окна в школе перебил, теперь, вижу, и до вас добрался.

Жюри обеспокоенно переглянулось, а тётенька в сиреневой кофточке что-то пометила у себя в журнале.

Я приободрился и добавил:

— А вообще-то, он пацан ничего, компанейский. Очень музыку любит. Тяжёлый рок. Включает магнитофон и орёт, как резаный. Соседи уже несколько раз милицию вызывали, а ему хоть бы хны.

Тётенька в сиреневой кофточке заёрзала на стуле.

— Да это ещё что! — с упоением продолжал я. — Он знаете какой псих? Чуть не по нему, на пол бросается, визжит и что есть сил ногами молотит. А стоит маломальское замечание сделать, в драку лезет. Буйный!

— А ты откуда всё это знаешь? — спросил мужчина в сером костюме.

— Так ведь брат он мне родной, — кротко потупясь, ответил я. — А у нас в семье все такие. — И как заору: — А-а-а!

И давай топать и руками размахивать. Тётеньки из комиссии бросились меня успокаивать, дали попить водички с валерьянкой. Тогда я сделал вид, что капли на меня подействовали, и спокойно направился к двери.

— Ты вот что, Клюшкин, — запинаясь сказала тётенька в сиреневой кофточке, — ты иди, наверное, с братом домой. Переутомились вы, видно, пока экзамен ожидали. И знаешь что, приходите на следующий год…

Я выскочил из кабинета, как из парной.

— Всё! — кричу Лёшке. — Свобода! Пошли скорей домой.

Лёшка на меня таращится, ничего понять не может.

— Как домой? — спрашивает. — А прослушивание?

— Никакого прослушивания, — отвечаю, а сам хохочу во всё горло от избытка чувств. — Я им такого про тебя наговорил, что они не знали, как от тебя покультурней избавиться.

Лёшка сначала рассмеялся, а потом вдруг надулся.

— А что, интересно знать, ты им такого про меня наговорил? — подозрительно спросил он.

— Да какая разница что? Главное — в школу нас не приняли.

Он подумал-подумал и согласился. И мы помчались по тротуару наперегонки. Душа моя пела — и Лёшку из беды выручил, и сам ловко отделался. Нам было так весело, что рано возвращаться домой не хотелось. И тогда мы завернули в парк культуры и отдыха. А там на открытой сцене готовился к выступлению оркестр. Музыканты настраивали свои инструменты и рассаживались по местам.

— Вот здорово, — сказал Лёшка, — сейчас, наверное, концерт будет. Давай посмотрим.

— Давай, — охотно согласился я.

— Ты занимай места На скамейке, а я, пока концерт не начался, за мороженым сбегаю, — сказал Лёшка и помчался к киоску, где выстроилась небольшая очередь. Тем временем лавочки перед сценой постепенно заполнялись гуляющими людьми. Становилось шумно, слышались смех и возгласы. На сцену вышел дирижёр в чёрном фраке и что-то стал говорить музыкантам. Мне стало любопытно, о чём они говорят, и я, положив на скамейку бейсболку, чтобы было понятно, что места заняты, подошёл поближе.

— А где же трубач? — вдруг спросил дирижёр и стал оглядываться. Но, не увидев кого нужно, спросил меня: — Ты трубача случайно не видел?

— Видел, — говорю.

— Где?

А он за мороженым побежал. За каким мороженым? За пломбиром. В вафельном стаканчике. Он что, с ума сошёл?

Было видно, что дирижёр рассердился не на шутку. И я предпочёл отмолчаться, гадая тем временем, откуда дирижёр знает Лёшку. Вдруг вижу, Лёшка несётся, в обеих руках по мороженому держит.

— Ой, — говорю дирижёру, — вон он бежит.

— Где? Где? — завертел головой тот.

— Да вон же.

Тут Лёшка подбежал ко мне и говорит:

— На тебе пломбир.

— Спасибо.

— Лопай на здоровье. Не началось ещё? — кивнул на сцену.

— Нет, — отвечаю, — тебя ждут.

— Ага, так я и поверил, — засмеялся Лёшка, думая, что я шучу. — Зачем это?

— Откуда я знаю? — пожал я плечами и показал на дирижёра: — Спроси у него.

Лёшка подошёл к дирижёру и спросил:

— Вы зачем меня искали?

Дирижёр взглянул на него мельком и говорит:

— Никто тебя не искал, мальчик.

А я говорю:

— Как же не искали? Вы Трубача спрашивали? Вот он!

Дирижёр уставился на Лёшку и недоверчиво так спрашивает:

— Ты что, на трубе умеешь играть?

— Нет. С чего вы взяли?

— Да я-то ничего не брал, — разозлился дирижёр. — Это твой друг мне голову морочит.

— Вы Трубача искали? — преспокойненько спрашиваю я.

— Искал, — раздражённо ответил дирижёр.

— Ну так вот, он пришёл, — показываю на Лёшку.

— Но он говорит, что не умеет играть на трубе.

— Не умеет.

Дирижёр тупо уставился на меня, а потом пригрозил:

— Идите, мальчики, отсюда подобру-поздорову, пока я ваши фамилии не записал и не позвонил в милицию.

— Ну и звоните. Нам бояться нечего, мы не хулиганы какие-нибудь, — храбро сказал я. — Моя фамилия Клюшкин. А его — Трубач.

Тут дирижёр как расхохотался, аж вдвое сложился.

— Трубач, — еле выговаривает и снова хохочет.

— Смешинка в рот попала, — со снисходительностью старого доктора объясняет Лёшка.

— Так это твоя фамилия? — сквозь смех спрашивает дирижёр.

— Ага. И ничего смешного я в ней не вижу, — слегка обижаясь, отвечает Лёшка.

— Что ж ты сразу не сказал? Мне-то нужен музыкант, который играет на трубе. Трубач. Понял?

— Да, понял-понял, — сердитым голосом отвечает Лёшка. — Что же тут не понять. Да вон как раз он идёт.

Мы оглянулись и увидели грузного мужчину, спешащего по аллее.

— Прошу меня извинить, — начал он извиняться ещё издалека. — Обстоятельства помешали мне прибыть вовремя.

— Ладно уж, занимайте своё место, — махнул рукой дирижёр и, обращаясь к нам с Лёшкой, добавил: — А вас я приглашаю на концерт.

Мы, конечно же, с удовольствием приняли приглашение. Концерт нам понравился. Все музыканты играли слаженно и красиво. Но особенно нам понравилось, как играл на своей блестящей трубе опоздавший трубач. Звонкий и сильный голос трубы перекрывал все остальные и разносился далеко за пределы парка. Я незаметно поглядывал на других слушателей и заметил, что и на них игра трубача произвела большое впечатление.