Я вновь подивилась тому, какой оборот приняла наша беседа, и вновь была вынуждена признать, что Эффи никогда не перестает меня поражать. Как прежде не замечала насколько она сложная натура? Более того, отчего она прежде не показывала нам себя с такой стороны?
— Что бы сказал твой отец? — спросил Пит. Эффи рассмеялась:
— О, мой дорогой отец! Он сказал бы: «Следи за знамениями, Эффи. Когда жизнь делает тебе подарок, ты не в праве его отвергать», — она понизила голос, чтобы изобразить низкий мужской говор, и я заулыбалась. — Ему и дела никогда не было до того, откуда эти маленькие «подарки» являются, но он был совершенно непреклонен в своем убеждении, что мы должны принимать все то хорошее, что нам посылает жизнь.
Все трое замолчали, каждый погрузился в свои мысли. Я вспоминала, что сказал мне Пит когда-то по возвращении в Двенадцатый: «Думая о родителях, о братьях, я воображаю себе, что что-нибудь хорошее еще последует за всеми этими потерями. И что в страданиях будет смысл, только если я сам его найду». Так кто же придает смысл тому, что происходит с нами? На всем белом свете не было человека важнее для меня, чем Пит. Так какая разница, если судьба, а не наша свободная воля, позволяющая нам принимать решения, привели нас к тому, где мы очутились, заставив нас прилепиться друг к другу на всю оставшуюся жизнь? Что же такое эта картина с Финником: знак судьбы или совпадение? И имеет ли это значение? Может, это просто тщеславие, думать, что все и должно было так произойти? Неужто я занимаю сколь-нибудь значимое место в великой схеме бытия? Все-таки, хотя бы в чем-то, я и впрямь была самым важным человеком на свете. И я задавалась вопросом, становилось ли от этого то, что было и что будет более значимым, чем все остальное?
Пит удивил меня, неожиданно схватив мою руку и поцеловав ее, явно не заботясь о том, что Эффи сидит от нас сразу через стол.
Он заглянул мне в глаза, по моему телу пробежала дрожь, так выразителен был этот его взгляд. Что-то вокруг меня менялась, и у меня от этого перехватило дыхание. Я ощущала что-то новое в нем —, но что, понять мне было не под силу.
Повернувшись к Эффи, я взяла прекрасную материю обеими руками.
— Я положу её туда, где храню все для меня самое дорогое. Думаю, это самая красивая вещь, какая у меня есть, Эффи, не считая подаренной Питом жемчужины. — я еще разок провела по ткани пальцами, прежде чем уложить ее в коробку и закрыть крышку.
Глаза Эффи посветлели от такого комплимента.
— Ну, значит, я справилась со своей задачей! — засмеялась она.
____________
* Карл Сэндберг (1878-1967) — американский поэт, историк, романист и фольклорист, трижды лауреат Пулицеровской премии. Это его стихотворение на русский не переведено, но многие другие поэтические переводы произведений автора можно прочитать здесь http://www.agitclub.ru/museum/agitart/poesy/sandburg.htm и здесь http://www.uspoetry.ru/poets/28/poems/
========== Глава 23: Возможности и обстоятельства. Часть 2 ==========
Многотрудна борьба моя,
я возвращаюсь домой
с утомлённым, натруженным взглядом,
иногда оттого, что глаза мои видят всё чаще,
как несклонна земля к переменам,
но, когда я вхожу,
мне навстречу взлетает твой смех,
распахнув предо мною
ворота надежды и жизни.
Пабло Неруда, «Твой смех»*
(© Перевод с испанского М. Алигер, 1977)
Развернув подарки, мы отправились в пекарню. День сиял всеми красками осени, а далекое теперь уже солнце пыталось согреть стылый воздух. Можно было подумать, что на дворе весна, если бы не тот факт, что жизнь стремилась теперь в противоположном направлении, а растения нынче жухли, а не расцветали. Когда мы вышли на дорогу и в лицо пахнуло свежим ветром, мне пришлось подавить в себе внезапный порыв влезть на самое высокое дерево, и с его вершины взлететь как птица, чтобы из-под облаков глянуть вниз, на лесной полог. А так как я сжимала руку Пита, то от переполнявшего меня восторга вдруг, как расшалившаяся школьница, я стала размахивать нашими сомкнутыми ладонями взад-вперед, и его включая в свой радостный ритм. Он лишь взглянул на меня и улыбнулся снисходительно — вот же глупышка — и я вдруг засмущалась.
— Кое-кто, похоже, счастлив, — сказал он.
— Очень, — взглянув на него из-под ресниц, я не смогла удержаться и чмокнула его в щеку, прежде чем снова переключить внимание на Эффи. — У нас все пока в процессе, в беспорядке, но ты хотя бы сможешь понять, где у нас что будет, — стала я объяснять ей, несколько сконфуженная тем, что пока нельзя показать окончательный результат наших трудов.
— Не волнуйся. Уверена, что это все равно будет весьма впечатляюще, — она явно пребывала в радостном возбуждении и по пути пристально озирала буквально каждый дом. — Помню, как смотрела открытие мемориала в Двенадцатом. Это те самые фонари, которые зажгли вокруг центра города?
— Да, это они. Открытие и впрямь было красивое, — согласилась я.
Эффи кивнула.
— Точно. Вам как-нибудь нужно будет, если захотите, взглянуть на мемориал в Капитолии. Он такой потрясающий, воодушевляющий… Вы слышали, что статуи, символизирующие Дистрикт Двенадцать, были сделаны по вашему образу и подобию? Фигура девушки — с косой, и держит она лук и стрелы. А мужская фигура несет в руках огонь. Так что и ты, в конце концов, стал Огненным Юношей, Пит! — она улыбнулась собственному остроумию.
— О, да, верно подмечено, — брякнул Пит, мотнув головой. Я могла только гадать: она-то понимает, насколько Питу претит становиться символом чего бы то ни было?
Мы прогулялись по центру, дав ей полюбоваться на гигантскую стеклянную скульптуру, которая была слегка подсвечена изнутри даже днем. Я снова остановилась, чтобы коснуться имени Прим в её основании — это был мой личный маленький ритуал во время каждого похода в город. Подняв глаза, я заметила, что Эффи смотрит на меня с невыразимой печалью, но она поспешила отвести взгляд в знак уважения к моим чувствам.
Вскоре мы уже стояли у будущей пекарни и отпирали массивную деревянную входную дверь с причудливым встроенным окошком. Внутри все покрывал толстый слой строительной пыли. Но прилавки уже были на месте, так же как и печи, и кухонная зона, хотя все остальное –пол, стены — еще предстояло отделывать, шпатлевать и красить**. Стараясь не наступить на разложенные всюду стройматериалы, Пит с явным удовольствием продемонстрировал Эффи заднюю комнату и пока еще не до конца собранную лестницу, ведущую в небольшую квартирку на втором этаже.
— Здесь можно будет заночевать, если не буду поспевать домой, — пояснил он. Она одобрительно кивнула и осторожно стала подниматься.
Бродя по всему помещению, они оживленно болтали, в то время как я таращилась на голые стены. Надо же, каких-то несколько месяцев назад на этом месте не было ничего, кроме холмика золы и горечи, а теперь мы в шаге от того, чтобы открыть здесь свой бизнес. Меня переполняла невероятная гордость. Да, я помогала, но на самом деле это была заслуга Пита — триумф его оптимистичной натуры, способной справиться с всепоглощающим горем и давящим грузом прошлого. Я бесконечно любила его и прежде, но в этот миг чувствовала, что люблю его еще сильнее, чем всегда. Моя сентиментальность даже несколько меня потрясала. Раньше я старалась всячески избегать подобных «сопливых» проявлений чувств, но вдруг я поняла, что до смерти хочу его обнять, я не могла дождаться, когда они с Эффи вернутся со второго этажа.
Голоса раздавались откуда-то сверху, они уже спускались по лестнице.
— Не терпится побывать на открытии! И как вы назовете заведение? Пекарня «Мелларк и Эвердин»? — щебетала Эффи.
— Семейная пекарня Мелларков. Она будет называться так же, как и раньше, — поправила я. Оказавшись рядом с Питом, я тут же сжала его руку и прильнула к нему.
— Но она вообще-то принадлежит нам обоим. Китнисс трудилась не меньше меня, — добавил Пит, слегка зардевшись от моего неожиданного внимания.
