***

Тесты, казалось, никогда не кончатся. Анализ крови. Опросные листы. Пятна Роршаха**, головоломки, сканирование. Все это утомляло и напрягало неимоверно. Хоть Хеймитч и утверждал, что не собирается торчать возле меня, однако же на самом деле он не отходил от меня ни на шаг и всюду следовал за мной как верный страж.

В больнице была своя библиотека, и в редкую свободную минуту, когда в меня никто ничем не тыкал и ни о чем не спрашивал, я отправлялся туда, дивясь обилию книг. Откуда у человека может сыскаться столько времени и терпения, чтобы все это прочитать? У нас в Двенадцатом книги были редкостью. В моей семье всего и было что несколько фолиантов с рецептами, да рукописные альбомы с семейной историей, которые все сгинули в огне, за исключением того, что Тому далось найти на пепелище. В других семьях – ну, может, кроме семьи мэра - и того, верно, не было. Прошлый режим не поощрял чтения чего попало. Теперь же теоретически люди могли читать, что хотели, но, если, честно, я все равно почти не видел книг за исключением тех, что мне присылала Эффи.

Вскоре я отыскал в библиотеке раздел художественной литературы и так увлекся сборником страшных сказок, что я даже перестал пытаться разговорить Хеймитча, полностью отдаваясь чтению в перерыве между тестами. Доктор Аврелий явился к нам, чтобы извиниться за задержку и причиненные неудобства.

— Нам нужно составить полную картину. Обещаю, скоро все это закончится, — Доктор внимательно посмотрел на обложку книги у меня в руках, — Вижу, ты наслаждаешься Сказками братьев Гримм***. Увлекательно заглянуть на темную сторону коллективного бессознательного.

— Темную сторону, а? Похоже, это как раз по твоей части, — сострил Хеймитч, а я вернулся к одной из захватывающих сцен в этой книге. И расслышал, как Доктор Аврелий, уходя, тихонько хмыкнул.

Еще через час, когда у меня уже начало урчать в животе, Доктор вернулся и сказал мне:

— Мы скоро проведем консилиум и обсудим на нем результаты сегодняшних тестов. Когда закончим, я к тебе приду поговорить. Но есть кое-что насчет яда ос-убийц в твоем организме, что я должен сказать тебе прямо сейчас.

Я выпрямился на сидении. Когда я в прошлом году уезжал из Капитолия, сколько-то яда во мне еще оставалось.

— Его еще много во мне осталось? — испуганно спросил я.

— Напротив. Уровень яда в крови и тканях, кажется, существенно уменьшился, хотя последствия его воздействия еще в течение года могут проявляться в той или иной форме. Я склонен полагать, что твои приступы более не являются результатом в полной мере результатом прежнего химического воздействия на твой организм. Иными словами, не яд их вызывает. По крайней мере, в последнее время, — слова так и сыпались из него, так он был взволнован.

— И что, это хорошо? — поинтересовался Хеймитч, а я лишь растерянно покачал головой.

— Ну, это значит, что лечение Пита теперь находится в уже изученной нами области: посттравматическое расстройство, навязчивые воспоминания, неврозы, даже временный психоз — все это то, с чем мы можем справиться и даже успешно излечить.

— Теперь мы хотя бы знаем, что у тебя не какой-то особый вид безумия, — выдал Хеймитч, вытягивая перед собой ноги.

Я смерил его пронзительным взглядом, который ментору не так-то легко было намеренно проигнорировать, прежде чем сказал:

— Так нам надо ждать окончания вашего консилиума?

— Да. Вам скоро принесут обед, или, если хотите чего-то более разнообразного, чем наше унылое больничное меню, на первом этаже есть кафе с весьма широким выбором недурственных блюд, — Доктор Аврелий улыбнулся нам обоим. — А я вам назначаю наш будущий «разбор полетов» на три часа.

— Так меня можно вылечить? — спросил я, охваченный вдруг душевным восторгом.

— Не могу ничего добавить к уже сказанному, пока не посовещаюсь с коллегами. Однако все это означает, что большую часть произошедшего можно списать на проявления обычной человеческой нестабильной психики — ничего такого, что нельзя было бы подлатать пилюльками и длительной терапией, — и он улыбнулся собственной шутке, которую и я сам на удивление счел довольно забавной — не иначе это тоже было проявлением зарождающейся в моей душе надежды. — Теперь позвольте откланяться. Увидимся после обеда.

— Пошли-ка отсюда, — сказал я Хеймитчу с чувством весьма напоминавшим радость. — Проверим что там у них за кафе.

***

В кабинете Доктора Аврелия мне не доводилось бывать уже год. В обстановке мало что изменилось — позади большого деревянного стола из вишни на полках громоздились ряды книг. Хозяин кабинета указал мне на одно из двух удобных, обитых темной кожей кресел. Вся обстановка говорила о тщательном выборе деталей интерьера: прочные полки вздымались до самого потолка, фалды винно-красных штор прикрывали металлическую отделку окон, причудливые, экспрессивные изображения экзотического вида людей выглядывали из затененных уголков. Казалось, здесь боролись холодные, ультрасовременные и старинные, основательные, непреходящие формы. И мне показалось, что вся эта комната как нельзя лучше отражала характер и самого Доктора Аврелия.

Хеймитч решил вздремнуть после того, как сторожил меня во время тестов и замеров, так что в кабинет своего психиатра я пришел один. Пока я устраивался в кресле поудобнее, Доктор Аврелий достал несколько носителей информации и, сгребая со стола бумаги, водрузил их перед собой. Потом повозился с аппаратом, в котором я распознал голографический проектор, пока из прорези в его основании не появился островок света в форме трапеции. Когда он добился желаемого эффекта, и все было готово, Доктор Аврелий повернулся ко мне.

— Все твои физические показатели в норме. Важно исключить возможность заболевания — скажем, развитие опухоли может иметь самые печальные последствия для психики человека, — он продемонстрировал мне серию проекций, на которых были отражены различные мои органы. — А ты, к счастью, вполне здоров.

— Уровень яда ос-убийц в твоем организма тоже заметно снизился. Это значит, что твой гипоталамус и нервная система больше не травмируются ядом. Тем не менее, ты демонстрируешь некоторые признаки диссоциативного расстройства****, которые абсолютно уникальны в твоем случае.

Я был совершенно растерян, и это должно быть, у меня было написано на лбу крупными буквами, потому что он прервал свою напыщенную речь, чтобы сказать попросту:

— Дай мне минутку, и я тогда смогу ответить на все твои вопросы.

Прочистив горло, он продолжил в прежнем духе:

— Диссоциативные расстройства, как правило, поражают людей, которые пережили тяжелую травму. Пациенты отделяют себя от источника этой травмы, пытаясь справиться с ситуацией. Когда это происходит многократно, диссоциация может воплотиться в альтернативной идентичности. Эта идентичность на профессиональном языке психиатров зовется «альтер эго», «другое я». Ты, кажется, создал себе такого вот «другого», однако необходимо определить: было ли это результатом пыток и охмора, которым тебя подвергли, или же копинг-механизмом*****, способом решения психологических проблем, который изначально был в тебе заложен. Это могло бы объяснить, отчего ты в обычном состоянии больше не пытаешься причинить боль Китнисс — эту проблему мы решили во время твоего предыдущего здесь пребывания. Однако все иначе в ситуации высокого эмоционального напряжения, когда проявляется твой «другой» — он пытается прикрыть собой твою истинную личность, чтобы ты мог защититься от страха и негативных эмоций. И это различается с тем, что с тобой было вчера, когда на тебя обрушился пост-травматический стресс. В этих случаях ты заново переживаешь свой травмирующий опыт, который испытал во время войны и на Играх. Это другое проявление травмы, более схожее с тем, что Китнисс переживает во время своих ночных кошмаров. Неудивительно, что у тебя проявилась и эта патология, учитывая все ужасы, которые ты пережил, когда пытались разрушить твой разум и стереть твою идентичность, — Доктор Аврелий печально покачал головой.