— Пытаешься меня соблазнить? — неловко выдавила Китнисс, приникая ко мне.

— Вроде того, — ухмыльнулся я, касаясь губами ее волос. — Но прежде я хотел тебе почитать.

Она вскинула голову, удивленная.

— Правда? Да ты извращенец! — рассмеялась она.

— Жуткий, как всегда. — прошептал я, целуя ее в шею, и с удовлетворением ощущая, как она задрожала от этого прикосновения.

Мы танцевали, пока не разомлели от тепла и мягкого колеблющегося света, и сами не стали мягкими и текучими, как горячий шоколад. Не говоря ни слова, я уложил ее на гору подушек и одеял, и мы выпили шоколаду, а потом ее голова устроилась у меня на груди. И я раскрыл книжку, которая в последнее время стала моей любимой, другой рукой при этом поглаживая волосы Китнисс. Я нервничал, и надеялся, что она не сочтет то, что я читаю ей банальным. Как и во мне самом не все в этом стихотворении было ясно и прозрачно — она было весьма старинное:

Мешать соединенью двух сердец

Я не намерен. Может ли измена

Любви безмерной положить конец?

Любовь не знает убыли и тлена.

Любовь — над бурей поднятый маяк,

Не меркнущий во мраке и тумане.

Любовь — звезда, которою моряк

Определяет место в океане.

Любовь — не кукла жалкая в руках

У времени, стирающего розы

На пламенных устах и на щеках,

И не страшны ей времени угрозы.

А если я не прав и лжет мой стих,

То нет любви — и нет стихов моих! ***

Китнисс смотрела на меня с восторгом.

— Я могла бы тебя весь день слушать, — прошептала она. — Ты сказал что-то похожее в лесу.

— Ты так быстро поняла это стихотворение? Мне пришлось его раз восемь прочитать. Прежде чем я уловил смысл, — ответил я изумленно.

— Не то чтобы каждое слово. Но в принципе, да, — она поднесла книгу к глазам, и перечитала стихотворение. — Любовь не меняется, когда переменяются обстоятельства, или когда того, кого ты любишь, нет рядом. Нет. Она как путеводная звезда, которую не может уничтожить даже шторм. Любовь — звезда для каждого, кто заблудился… — она замолчала, но глаза блеснули. — в море жизни. Она была бы величайшей ценностью, если бы ее можно было измерять. Любовь не поддается течению времени, хоть оно и уносит прочь телесную красоту. Любовь не исчезает с течение часов и лет, она длится вечно. И если я ошибаюсь, то я готов отречься от всего, что написал, и истинной любви вовек не существовало, — она удовлетворенно улыбнулась.

— Да ты меня разыгрываешь. Ты ведь читала это прежде, — бросил я ей обвинение, пораженный, насколько точно она все поняла.

— Отчего ты так удивлен, что я могу это понять? Или ты думаешь, что я тупая? — парировала она, и в ее голове прозвучали опасные нотки.

- Нет, я просто думал, что это для тебя может… оказаться слишком… напыщенно, — я стал запинаться.

Китнисс поджала губы.

— Отец пел нам самые разные песни. Я давно не практиковалась, но в принципе могу понять о чем стихотворение. К тому же все сложные слова объясняются внизу страницы.

Я снова пришел от нее в восторг.

— Ты никогда не перестаешь меня поражать.

Она же стала совершенно серьёзной.

— Подумай, что бы ты потерял, если бы ушел. Мы не можем позволить Капитолию одержать еще одну победу над нами. Больше нет.

— Я никуда не уйду. Обещаю, — сказал я и мой голос дрогнул от переполнявших меня чувств. — Это стихотворение заставило меня задуматься о нас, о том, что мы не должны бороться с тем, что мы чувствуем.

Я наклонился, чтобы ее поцеловать, но она отстранилась.

— Почитай еще одно, — она почти мурлыкала. — Ты такой сексуальный, когда мне читаешь.

Затащив ее к себе на колени, я раскрыл книгу на последнем стихотворении.

Ты такой хороший повар.

Я такой хороший повар.

Если оба кашеварим,

Оба и толстеем.

Никто до нас не доберется.

И друг от друга нам не деться,

Двум толстым кускам теста,

Поднявшимся и запеченным

В постели медленным огнём.****

Китнисс закинула голову назад и от души рассмеялась, и звук этот был прекраснее, чем музыка, звучавшая фоном.

- Да, точно! Это про нас! – она подползла ко мне, отбросив книгу в сторону, и подарила мне глубокий поцелуй, у которого был привкус топленого шоколада.

- Тебе это больше всего понравилось, правда ведь? - поддразнивал я ее, зачарованный тем, как ей удается меня распалить одним маленьким жестом. – До чего же ты предсказуема.

- Такая уж я, - она вновь меня поцеловала, уже не сдерживаясь. – Ну-ка покажи, как тут все задумано, в твоем гнездышке, потому что я сейчас собираюсь запечься на пару с тобой на медленном огне.

Мы оба зашлись от смеха, когда она опрокинула меня на груду мягких теплых одеял.

______________

* В оригинале глаза называется «The Star To My Wandering Ship» (букв, звезда для моего блуждающего корабля). Название следовало бы перевести как «Звезда, которую моряк определяет место в океане», так как это прямая цитата из 116 сонета Шекспира, в данном случае в классическом переводе С. Я.Маршака. Но я, как уже было сказано, не люблю громоздкие заголовки.

**«Книга сияющих строк» («A Book of Luminous Things») — поэтический сборник, антология любовной лирики, составленный нобелевским лауреатом по литературе (1980), американским поэтом и переводчиком, уроженцем Литвы, поляком по национальности Чеславом Милошем. Подробнее о нем здесь http://krotov.info/libr_min/13_m/il/osh_00.htm Далее автор цитирует различные стихотворения, вошедшие в сборник.

*** У.Шекспир, Сонет 116, Перевод С. Я.Маршака. Этот перевод, классический и ИМХО — лучший. Еще один вариант перевода здесь http://esseclub.narod.ru/Stance/Shakespear/SonetCXVI.html

**** Сентиментальное стихотворение Мардж Пирси (р. 1936) — современной американской поэтессы, романистки и социальной активистки. Подробнее о ней: https://en.wikipedia.org/wiki/Marge_Piercy

========== Глава 35: Обманут и ослеплен ==========

Предупреждение: жесткий секс, нецензурная лексика

Я был обманут и ослеплен,

Верил своей женщине, любил ее.

Многие говорят, да только мало кому

Довелось испытать это на себе.

Женская душа сотворена в преисподней.

Ты лжешь мне, издеваешься надо мной.

Вертишь мной, как тебе вздумается,

Видит Бог, я очарован тобой, прелестная крошка.

Где ты пропадала все это время, не знаю, малышка.

Но мне нужна твоя любовь — и вот, я снова здесь.

Из песни Dazed and Confused группы Led Zeppelin

Снаружи была темная ночь, хоть глаз выколи, когда в нашем доме зазвонил телефон. Услышала я его не сразу, нечто более пьянящее, чем вино, туманило мой разум. Я лежала, прижавшись к спине Пита, обвивая ногой его единственную лодыжку, уткнувшись носом в его теплую кожу. И хотя снаружи была лютая стужа, а на мне не осталось одежды, но мне было тепло и уютно, и мое обнаженное тело счастливо пело, купаясь в его тепле. Просыпаясь, я все отчетливее слышала телефонные трели, и частя проклятый телефон на чем свет стоит, я в итоге встала. Пит тоже заворочался и болезненно застонал.

— Какого черта…? — пробормотал он недовольно, но я уже ускользнула от него, чтобы схватить трубку, и у меня мурашки побежали по всему телу от соприкосновения кожи с холодным воздухом. Ведь было воскресенье, единственный день. Когда мы могли поспать вволю, ведь все остальные шесть дней в неделю мы трудились в пекарне. Хотя я порой не уходила туда с Питом, если чувствовала, что хочу побыть одна, собраться с мыслями, поохотиться, но обычно я всегда составляла ему компанию на работе. Так что в воскресенье было священным днем — мы отсыпались.

— Алло, — прошептала я в телефонную трубку, отодвинувшись подальше от Пита, чтобы окончательно его не разбудить.

— Безмозглая! — услышала я джоаннин голос и искренне пожелала, чтобы у нее, в Седьмом, как минимум случился пожар, иначе не было достойного оправдания столь бесцеремонному звонку.

— Джоанна… — простонала я. — Посреди ночи! Все в порядке?