- Пожалуй, смысла и впрямь нет, госпожа Атеа. До меня дошел слух насчет того, зачем вы прибыли в Расфаль. Признаться, таких, как вы, здесь набралось уже несколько штук – и Совет разворачивал их туда же, откуда они явились, только заслышав о них. Слишком много нынче шарлатанов, госпожа Атеа. О вас пока еще Совет не слышал – но это лишь пока. Я так понимаю, вы намерены сделать все для того, чтобы он узнал о вас в ближайшее время.

- Совершенно верно, - кивнула Лебедь, тоже отхлебывая вино и облокачиваясь на высокую резную спинку стула. На губах остался сладкий привкус хмельного медового лета, и отстраненно девушка подумала, что на севере таких напитков не знали – там любили совсем иное, - Однако, у меня, в отличие от всех упомянутых вами шарлатанов, есть законное право наследника. А также – доказательство того, что этим самым наследником являюсь именно я.

- Какое же? – эльф надменно вздернул бровь – впрочем, никакого удивления в этом жесте не было. Атеа чуть улыбнулась ему уголком губ.

- Не думаю, что это имеет сейчас принципиальное значение, господин посол. Уверяю вас – король узнает собственный подарок. И подтвердит его подлинность.

Взгляд Тэарана стал чуть более пристальным, но больше ничем своих эмоций и мыслей он не выдал. Его пальцы небрежно пробежались самыми кончиками по белой накрахмаленной скатерти, вырисовывая неведомые узоры на ткани. Помолчав, эльф негромко молвил:

- Вы так уверенны в этом.

Это не было вопросом. Лебедь вновь улыбнулась ему – на этот раз почти что открыто.

- Абсолютно. Я не лгу, и бояться мне нечего.

Вновь воцарилось глухое молчание, не нарушаемое даже вздохом. Эльф не шевелился и больше напоминал холодную статую, вытесанную из мрамора и облаченную в шелка. Атеа вновь вспомнила племя подземных эльфов, живых и настоящих, и желание удавить Тэарана голыми руками стало сильнее.

- Вы очень отличаетесь от женщин Тиннереда, - как бы невзначай сказал он, окидывая ее спокойным взглядом.

- Я получала образование при дворе, затем – в Келерийской Гильдии, - склонив голову, ответила Атеа, - Естественно, что меня не интересуют шелка и бархат.

- Келерийская Гильдия… - задумчиво повторил Тэаран, словно пробуя слова на вкус, - И столько лет о вас никто ничего не слышал. Похвально то, что вас, как вы выразились, не интересуют шелка и бархат – однако мне очень любопытно, почему вдруг воительница Севера, отказавшаяся от всех своих притязаний, заинтересовалась престолом. Насколько я знаю, Келерийским Птицам дела нет до политических игр, и долг у них иной.

- Все это так, - просто и легко подтвердила Атеа, - Вы хотите правду, господин посол?

Тэаран выгнул дугой бровь, и Лебедь усмехнулась про себя: наверняка сейчас он ожидал услышать, что она на самом деле – еще одна выдумщица, возжелавшая власти.

- Вожделею услышать.

Судя по всему, только это ты и можешь вожделеть. Затолкав ядовитые шуточки куда подальше, Атеа наградила эльфа долгим и открытым взглядом. Она действительно не собиралась ему лгать, хотя побесить Тэарана хотелось до невероятного. Впрочем, с этим можно было и подождать – если все получится, то такая возможность у нее еще непременно появится позже.

- Я действительно являюсь единственной дочерью короля Тиннереда. И поверьте, особой радости от этого не испытываю. Более того – если бы не обстоятельства, истину никто бы мне не открыл. Однако сейчас встал вопрос о безопасности всего Бар-эс-Тиллада – не только севера, к которому Тиннеред никакого отношения не имеет. Мне нужна армия, которая поможет нам защитить этот край от беды. Я полагаю, что эльфийская память хранит воспоминания о былых Изломах, и что Верданор понимает, какое время настало.

Помедлив, эльф кивнул:

- Да. Мы знаем. И чувствуем это. Однако угроза далеко.

- Угроза гораздо ближе, чем вы думаете, - покачала головой Птица, - Мы видели ее своими глазами. И хотим уберечь людей от наихудшего – а для этого нужны сами же люди, желающие защитить свой дом.

- И вы всерьез думаете, что за вами кто-то пойдет? – что-то развеселило эльфа – по крайней мере, он скривил губы в подобии улыбки. Атеа не прореагировала ни на насмешливый тон, ни на искорки издевки в зеленых ярких глазах.

- Я убеждена в этом. Так как знаю, что предложить Тиннереду взамен.

- И что же? – взгляд его снова стал внимательным. Лебедь обаятельно улыбнулась в ответ.

- Глупо рассказывать об этом представителю государства, которое пытается забрать себе территории другого края. Однако, должна вам сказать, господин Тэаран: личный интерес у меня отсутствует. Я руководствуюсь лишь собственным долгом. А еще – убеждением, что старая система управления безнадежно устарела, и что ее необходимо менять, чтобы достичь взаимовыгодного сотрудничества с соседними державами и лучшей жизни всего края. Мне не обязательно при этом все время находиться у руля, не так ли? Прежде всего мне нужна армия. А дальше – время покажет, господин посол.

Тэаран наградил ее долгим взглядом – по-прежнему острым, скребущим, и почему-то Лебедь поняла: убивать он ее не станет. И еще – теперь она чувствовала совершенно четко и ясно: у нее был шанс.

- Я хотел бы побеседовать обо всем более детально, госпожа Атеа, - в конце концов сказал он, - У меня есть несколько вопросов, которые мне бы хотелось прояснить. Верданор не хочет войны ни с Эллоином, ни с Тиннередом, а посему, если все действительно так, как вы говорите, есть шанс избежать кровопролития.

- Тогда давайте начнем прямо сейчас. У меня нет времени, и я не могу позволить себе промедление. Задавайте свои вопросы. Я согласна выслушать вас, - Атеа ощутила что-то, напоминающее ликование, и тут же придушила это чувство – радоваться было слишком рано. Пока эта битва только начиналась, и Лебедь еще не была победителем. Однако эльф уже заинтересовался – а значит, начало танцу было положено. И поверь, солнышко: чтобы перетанцевать меня, тебе нужно быть как минимум самой Хартанэ.

========== Эпилог ==========

За темным квадратом окна танцевали снежинки. Белыми хлопьями они опадали на сонную землю, промерзшую до самых своих жил, укрывали ее пуховым одеялом, которое не могло согреть. Они сбивались на старенькой раме, залепляя стекло – но что-то не давало им полностью замести крохотное окно, сквозь которое она глядела на мир. Сквозь толщи рваных облаков струился бледный свет, ломкий и прозрачный – и он звенел хрусталем. У всего в мире был собственный звук, своя песня. Так говорила ей старая эльфийская ведьма когда-то давным-давно. Весенние дожди звучали серебряными колокольчиками, туманы в низинах пели тоскливыми птичьими криками и соловьиными трелями, камни тяжело гудели ветром, пойманным в пустые бочки. Помни об этом всегда, моя девочка – так говорила ей слепая старуха. Помни.

Что-то происходило сейчас в мире. Мир пел на тысячи голосов, бурлил и кипел, и она почти что кожей ощущала, как где-то там, в иных пространствах, переплетаются меж собой петли, жизни и судьбы, заплетаются пути. Кто-то древний и мудрый держал в своих руках тысячи нитей, связывал их, путал – и он смеялся, звездоглазый и такой молодой, такой вечный… Он не знал боли и грусти, не знал страха, гнева – он лишь плел мир, как ему хотелось, лишь творил и создавал, разрушал, и у него не было ничего, кроме него самого и всего сущего на этой земле. Он играл, он плел свое полотно, и не существовало ничего прекраснее того узора.

Ему, небесному и бессмертному, неведома была печаль – и Тэарга, прижимаясь лбом к холодному стеклу, пыталась сдержать горькие слезы. Все происходило ровно так, как должно было происходить, все происходило по его воле, и она не могла той воле противиться – да и не хотела. Что-то земное в ней самой, испуганное и дрожащее, слишком любящее привычный быт, из последних сил цеплялось за остатки былого – но мир пел, и каждый голос в нем был божественной нитью, божественной волей, мощной и неумолимой. И сейчас ей оставалось только слушать, выхватывая из прекрасного многоголосия отдельные линии и глядя, как изламывается прежнее и заплетается настоящее. Невообразимо прекрасное настоящее.