- Истинная вера подобна твердому камню, кристаллу, - он поднял повыше оставшийся на ладони кристалл, такой крохотный, что Мара едва различала его в руке соборника, да и то – лишь потому, что тот слегка бликовал на свету. - Однако ложь подобна воде, омывающей этот кристалл, и рано или поздно она растворит его, вбирая в себя все его силы, всю его жизнь. Вот так, - с этими словами мужчина уронил последнюю крупицу соли в воду, и та приняла его, отозвавшись едва различимым нежным отзвуком. Он развернулся лицом к Маре и Даэн, спокойно разглядывая их обеих, а затем проговорил, - Мы не хотим, чтобы люди забыли истину и правильную веру, настоящую и живую. Веру в Светлого. В тебе, Даэн из Фаулира, она жива, она поет, и ты верой и правдой служишь старой памяти, праведной и настоящей. Ты подобна тому самому кристаллу – сколько бы тебя не давили руками люди, сколько бы тебя не истязали, ты выдержишь это давление, - он кивнул ей – однако Птица не торопилась отвечать на этот жест. Соборник перевел взгляд на ведьму, - Ты же, Мара из Гарварны, подобна той самой воде, которая рано или поздно растворит в себе любой кристалл, любой камень, присвоив себе его целиком и заставив его позабыть о том, что он был тверд и крепок. И такова же суть лжи, которую ты несешь.
Даэн непонимающе заморгала, хмуря брови. Мара лишь дернула плечом.
- Ты обвиняешь меня во лжи – да вот я не могу взять в толк, какой. Я принесла на порог вашего Собора истину, положила ее к вашим ногам – и вы же говорите мне, что я несу беду?
- Несешь, - кивнул соборник, - Конечно. Беда эта кроется в твоих руках, в твоей вере, в том, как ты касаешься энергий. Когда мы только пришли на Бар-эс-Тиллад, Светлый явил свою милость, позволив первым ведунам соединиться с Криницами Леор – источниками светлых энергий, для того, чтобы мы сумели поддержать жизнь на новой земле и помочь молодой расе встать на ноги. Светлый был с нами, помогал нам, и вскоре здесь, в Эллоине, был построен Небесный Город – там, где Криницы Леор открылись нам. Мы твердо решили идти лишь по этому пути – пути благости, света, силы созидающей и творящей, твердой и ослепительной. Мы отреклись от иных путей прикосновения к энергиям – и поступили правильно.
- И так было до тех пор, пока люди довольствовались тишью и покоем, - подхватила темноволосая молодая женщина, глядя на них темными холодными глазами, - Затем им стало мало той земли, что Небесный Город сумел обустроить, и они ушли дальше, на север и на восток… Мы говорили им, что за пределами Небесного Города искушений будет слишком много, однако никто нас и слушать не стал. Эллоин разросся, стал большим государством. Мы уже не могли охватить его, потому было принято решение разбить власть – император, оставшийся в Небесном Городе, согласился основать соборы Светлого в каждой из восьми провинций Эллоина. Однако мы спохватились слишком поздно, и к тому моменту, как начались первые постройки Соборов, недалеко отсюда первая женщина, поддавшись искушению и любопытству, соединилась с Криницей Ардаш.
- Постойте, - Даэн перебила ее, качая головой, - Я никогда не слышала о Криницах Леор и Криницах Ардаш. Что это такое?
- Когда боги еще не умели творить миры, у них были имена, - чуть заметно улыбнулась соборница, - Об этом теперь никто и не упомнит. Светлый по рождению носил имя Леор, Темную же называли Ардаш. Криницами мы называем их сердца – ибо каждый ведун, касаясь энергий, соединяется с богами, прося их о милости. Мы соединялись с сердцем бога мудрого и сильного, через Криницы Леор. Мы знали о том, что существует и иной источник, который, признаюсь, привлекал нас: энергии Ардаш более подвижные и живые, чем энергии Леор. Однако Темная – коварна и вероломна, в руках ее лежит хаос, и им она отравляет все, к чему прикасается. Потому ведуны Эллоина отказались от соединения с Криницами Ардаш, чтобы избежать прихода тьмы. Женщина, коснувшаяся энергий Ардаш в лесах Гарварны, стала оружием в руках Темной, и вскоре после того свершился первый Излом.
Мара ощутила, как в сердце что-то звонко искрится и поет – словно Бессмертный смеялся над глупостью этих людей, над их слепотой. То, что они называли Криницами Ардаш, на самом-то деле было волшебным местом – если Мара все верно поняла. Она хорошо помнила заросший изумрудными плющами склон, сияние болотных огоньков в бархатной темноте за бахромой окаема, синие звезды в глубине древних камней – и воду, в которой отражалось движение миров и галактик. Криница Бессмертного была величайшей тайной Гарварны, звездной колыбелью и звездной усыпальницей, и едва ли соборники видели ее хоть однажды – леса слишком хорошо прятали свои секреты.
Что же было дальше? Ведьма приказала себе спрятать улыбку в уголках губ. Словно услышав ее мысли, женщина продолжила:
- К счастью, у дочери Темной хватило ума осознать то, что она сделала. Женщина вышла против Охоты и сразилась с Ярис, воплощением Темной. Скорее всего, она использовала Криницы Ардаш как-то иначе, сумев заточить Ярис на какой-то срок. Однако все было зря – хаос мира вырвался, ощутив зов первой из ведьм, и с тех пор богиня беснуется, пытаясь все переиначить, пытаясь добиться своей цели. Следом за Хэллэ – той женщиной, что осмелилась соединиться с Криницами Ардаш, в мире появились и другие; они, как и первая, тянулись к Темной, экспериментировали, пытаясь переплести энергии Ардаш и Леор и создавая новую веру, что стала водой, растворяющей даже самый надежный фундамент. Старая память крови, память веры – еще живет, а потому все люди, кланяющиеся Светлому, сторонятся вас. Однако все больше тех, кто, глядя на вас, решают, что вы поступаете правильно. И вы забираете их. Так что же, ведьма Гарварнского леса, кто из нас нуждается в большей помощи – ты, приспешница Темной и виновница Изломов, или же мы, сторонники и защитники Светлого?
Она замолчала, буравя ведьму темным взглядом, а Мара смотрела на нее и думала о том, насколько же глубоко они заблуждались, разделив мир на Темную и Светлого, поделив то, что неделимо было по своей природе. Им хотелось логичного объяснения, хотелось однобокой истины, которая смогла бы прикрыть их, спасти их религию и убедить весь мир в том, что они были правы. Однако время перемен близилось, и его поток Мара ощущала всем телом, каждой своей частичкой – так остро, словно сама была этим потоком. Усмехнувшись, она покачала головой:
- Вы баете мне о кристаллах-правде и о воде-лжи – но ответьте мне на один вопрос: разве истинную веру, настоящую и нерушимую, может разрушить хоть что-то в мире? Разве истинную веру растворила бы вода? Творец не делит своих созданий по окраске, облику, форме – так зачем ему делить энергии, что пронизали все живое и позволили ему дышать?
Соборники переглянулись, и пожилой мужчина, стоявший у чаш, чуть нахмурил пепельные брови:
- Творец дал нам два пути – путь порядка и путь хаоса, и в тот момент, когда дороги эти были начерчены на картах наших судеб, Его воля свершилась. Мы не можем идти по двум дорогам одновременно, и не идти ни по одной не можем. Вперед или назад.
- В каждой точке нашего существования выбор есть, и каждая точка нашего существования и является Бессмертным Творцом, - Мара выпрямилась и сделала шаг к соборникам, сидящим полукольцом и неприязненно глядящим на нее, - И любой наш шаг Ему угоден. Все происходит ровно так, как того желает Создатель, и Излом, и Ярис, и даже тот источник, который вы зовете Темной – это лишь Его воля. По Его воле все вершится, и я слушаю Его слово и слышу его. Вы же глядите лишь в одну сторону и никак не можете разглядеть истины. И, раз уж слово мое – вода, почему же оно так легко растворяет вашу надежную и нерушимую веру?
- Потому что сила Темной прорастает в сердцах сорной травой, - прошипел мальчишка в алых одеждах, приподнимаясь из кресла, - И трава эта разбивает своими корнями землю, а вода подтачивает ее и размывает. Однако огонь может выпарить воду. Огнем мы сумеем вытравить эту ложь. Пламенем и железом.
Мара рассмеялась:
- Вот как? Но вода тушит огонь и напитывает землю жизнью, чтобы та смогла родить всходы. А огонь ее иссушает, умертвляет, и ни единое зернышко не может прорасти в выжженной почве. А пар, рожденный соединением воды и пламени, поднимается к небу и там обращается дождем, возвращаясь на землю. Так что же еще ты, юноша, можешь сказать мне, кроме того, что совсем не знаешь истинной воли своего бога?
