Играйте, дети холмов и дорог. Будьте всегда легки и светлы, несите людям радость – что еще вам, бездомным, остается?
Атеа, перегнувшись через стойку, о чем-то беседовала с хозяином постоялого двора, но в здешнем шуме разобрать слов Меред все равно не могла. Мимо них ужом юркнул седовласый мужчина в синем кафтане с широкими рукавами, и Птица заинтересованно проводила его взглядом: синий был цветом сказителей. И точно – человек легким прыжком взобрался на сцену, и в общий гвалт вплелся одобрительный свист и радостные окрики.
- Сказание о походе короля Эндара!
- Троллева царевна!..
- «Море забрало их»!
Мужчина широким жестом призвал толпу к молчанию, поднимая руки и разводя их в стороны, и васильковая ткань мягкими волнами заструилась по воздуху. Люди затихли, и Меред ощутила их молчание почти что на вкус: они ждали чудо, маленькую сказку, и взрослые сердца трепетали от предвкушения, дрожа в едином ритме и наполнившись единой мольбой. Человек оглядел зрителей, почему-то задержав взгляд на Птице, а затем загадочно улыбнулся, чуть склонив голову набок.
- Как много знакомых названий я слышу – стало быть, здешние люди чтят свое прошлое, - народ вновь одобрительно загудел, и на этот раз сказитель не стал их останавливать. Дождавшись тишины, он деланно нахмурил широкие брови, подпирая рукой щеку, - И я даже не знаю, должен ли предлагать вам новую историю…
- Отчего же и нет? – выкрикнула какая-то молоденькая девчушка, и люди поддержали ее: мол, всем известные сказания они и сами сбаять могли, а коли уж есть неизвестная никому легенда, то лучше ее пускай менестрель расскажет. Мужчина покивал головой, щуря ясные хитроватые глаза, а затем вздохнул:
- Ну что ж, коль вы и впрямь хотите услышать… - он неуловимым движением достал из-за пазухи перевязь крохотных узких, словно трубочки, колокольчиков и вытянул ее так, чтоб все смогли разглядеть. Выражение его лица стало задумчивым, почти что печальным, - Никто и не знает, что это – новая байка, родившаяся на рассвете нового дня, или забытая всеми быль, которую теперь никто и не упомнит. Эту сказку напел мне ветер, когда я прогуливался по стеклянным садам забытого эльфийского города Эредана. Лишь туман нынче бродит по белокаменным дорожкам среди полуразрушенных беседок из фигурного стекла и сонных, навеки уснувших деревьев. Там я блуждал в одиночестве, и печаль покинутой земли текла по моим венам, смешиваясь с моей кровью. Сумерки ступали следом за мной, и последние лучи солнца танцевали внутри цветных стеклянных колонн, расцвечивая дорогу под моими ногами. Тогда была осень… Птицы летели прочь, за моря – я слышал их хриплый клекот в вышине, и тоска заполнила все мое сердце. Но в том безмолвии я вдруг услышал тихий-тихий, едва различимый звук. Вот этот, - во второй его руке, выскользнув из рукава, появилась тонкая металлическая палочка с узорной резьбой на полых боках, и сказитель легонько тронул ею один из колокольчиков. Тихий нежный перезвон разнесся по залу, и Меред невольно пригляделась повнимательней к перевязи: простая скоморошья безделушка не могла издавать такой звук – молодая женщина хорошо знала, как поют колокольцы бродячих артистов. Неужто и впрямь эльфийская? Мужчина между тем продолжил, - Музыка ветра. Раньше, еще до того, как люди научились строить города и корабли, эльфы уже творили такие колокольчики и развешивали их в своих садах, поднося их песнь в дар небу. Ветви деревьев были украшены перевязями, и волшебная музыка лилась из каждого уголка заповедных эльфийских земель. Говорят, в Аларисе, что за лесами и горами, до сих пор звучат эти напевы – но вряд ли люди услышат их вновь… Быть может, только в покинутом, опустевшем Эредане – да еще здесь, в этом зале. Мы с вами счастливцы, любезные мои друзья.
Он тонко улыбнулся, прикрывая глаза, а Меред про себя восхитилась: сказитель отлично играл. Невозможно было усомниться в его искренности, невозможно было отвести глаз от дивных хрупких колокольцев, на чьих длинных боках танцевал свет. И Птице вдруг стало очень интересно, что же расскажет менестрель. Судя по всему, сказание будет эльфийское – но не «Море забрало их», и наверняка не «Королева Осени», и не «Песнь о Леаре-Незабудке». Что же тогда?
В тишине тихонько пела лютня, наигрывая дивную мелодию – не печальную, но пронизывающую до самых глубин. Собравшаяся толпа молчала, и в блеске их глаз Меред видела почти детскую жажду чуда. Менестрель вновь тронул колокольчики – на этот раз тонкими длинными пальцами, и те отозвались нежной песней, сплетающейся с перезвоном струн.
- Я взял их с собой, но ночь настигла меня прямо на руинах Эредана, и мне пришлось заночевать там, в тиши древнего города, - продолжал мужчина, глядя в пространство перед собой. Если бы Меред не знала, как учат скоморохов, то точно поверила бы, что он вспоминает, - И был у меня сон – из тех, что и не сны вовсе. Память Эредана – вот что это было! – он вытянул руку, удивительно изящную, и отблеск колокольчиков лег в его ладонь так, словно он поймал свет, - Эредан рассказал мне то, что расскажу вам сейчас я.
Казалось, и свет в зале померк, будто кто-то чуть притушил огонь в очаге. Меред бросила взгляд в сторону огня и увидела, что два паренька-жонглера затянули камин черной плотной тканью, и сквозь нее пламя едва-едва видно. Но по потолку танцевали крохотные пятнышки света, и люди в толпе, заметившие это, восхищенно охали и негромко переговаривались друг с другом, указывая вверх. Меред невольно улыбнулась: она очень любила такие фонарики. В их сплошных граненых боках прорезали маленькие отверстия, силуэты сказочных существ, пейзажей, а внутрь ставили свечу. Скоморохи медленно крутили фонарики в руках, и тень играла со светом на стенах, создавая перед глазами смотрящих сказку. Сейчас все в зале видели звезды, волшебным образом вдруг оказавшиеся в тесной комнатушке. Мужчина смотрел на зрителей, и глаза его отсвечивали лазурью.
- Сколько зим нашему миру, сколько веков он прожил? Никто уже и не упомнит. Однако с самого рождения земли, с самого первого нашего вздоха на нас глядят звезды. Их очи холодны, и сумрачный свет их сердец серебрит облака, чертит сияющие дорожки на воде, застывает в каплях росы… - музыка стала тише, а голос сказителя – мягче, - Колокольчики напели мне странный сон, друзья мои. Я видел небо – черное, выкрашенное углем и сапфировыми тенями, и все это небо было усыпано драгоценными цветами. Цветами из стекла, из самоцветных камней, из серебра. Их острые лепестки напоминали лучи звезд, - менестрель усмехнулся краешком рта, не глядя ни на кого в зале, - И я бродил по небесному полю, вдоль облачных тонких троп, что проседали под моей ногой, словно мягкий пружинистый мох. Много я видел прекрасных цветов в той долине, касался их – и не мог сорвать. Я тянул к ним руки, но их острые холодные шипы искололи мне в кровь пальцы, а от каждого моего прикосновения лепестки их лопались. И им не было ни конца, ни края! Обернувшись, я увидел за своей спиной бесконечный простор, полнящийся осколками, и каждый из них сиял. «Это звезды!», подумал я, оглядываясь по сторонам. С земли мы видим их крохотными искорками, и никто не знает, что на самом деле небо усыпано драгоценным крошевом. И в тот миг, когда я понял эту истину, сердце мое заплакало – неужели я собственноручно уничтожил стеклянные цветы, превратив все в осколки? Но тут впереди забрезжил свет, и я, преисполненный печали, пошел туда, где все ярче разгоралось дивное серебряное зарево. Ночь расступилась, и я вышел на небесный луг, где на мягком облаке восседала юная девушка. Серебро ее волос лунными нитями спадало с кромки белоснежных туч и проливалось на землю сиянием, в глазах, безбрежных, словно синее море, плескалась волнами печаль, какую мне вовеки не дано ни понять, ни даже вообразить! А в белых своих тонких руках она держала последний уцелевший цветок.
В тишине, повисшей в зале и заполненной лишь тихим напевом струн, невесомо прошелестело:
- Ложь.
Никто, кроме нее, не услышал брошенного слова – внимание толпы целиком и полностью принадлежало седовласому мужчине. Меред повернула голову: Тэарга сидела на высоком стуле рядом с Птицей, сложив узкие ладони на коленях, и лица ее по-прежнему не было видно. Меред нахмурилась – неужели ведьма знала эту историю? Сама девушка слышала ее впервые, хоть и немало проходила со скоморохами…