Воцарилось молчание, нарушаемое лишь тихим поскрипыванием колышущихся на ветру ветвей да шорохом снега под копытами. Меред потирала висок пальцами, прикрыв глаза, Тэарга, едущая позади них, молчала. Мужичонка, разом побледневший, слабым голосом поинтересовался:
- А как благословляет-то, девица?
Атеа бросила на него лукавый взгляд и тут же потупила глазки, скромно опуская голову:
- Да по-всякому, батюшка. Как ему захочется – так и благословляет. Мы всякой благодати рады.
- Какое славное у вас селение, - пробормотал Айлек, невидящим взором впиваясь в дорогу, - В первый день лета, говоришь?
Атеа быстро закивала, хлопая длинными ресницами и очаровательно улыбаясь, и возница, пробормотав себе что-то под нос, надолго примолк, размышляя о чем-то своем. Лебедь чувствовала, как внутри теплым искристым огоньком зарождается озорное веселье. Меред, отняв руку от лица, то и дело бросала на нее красноречивые взгляды, и Атеа скалилась ей в ответ, давая понять, что может и продолжить развивать тему. Впрочем, Айлек пока не торопился заводить беседу, а потому Птица полностью расслабилась, отпуская мысли лепестками по ветру.
Небо вновь затянули тучи, и на мир мягким одеялом с гор скатывались зимние сумерки, укрывая собой долины и лесные дебри. Остро пахло морозом, холодом, и Атеа вспомнила, как в детстве выходила зимними вечерами во двор, чтоб поглядеть, как с неба падают пушистые снежные хлопья, запутываясь в темных переплетениях ветвей. Тогда ночи были чернее воронова крыла, небо и укрытые черепицей крыши – слишком далеко, а она топталась в снегу, упрямо не желая возвращаться к теплому камину, и все смотрела, смотрела, смотрела в холодную безмолвную высь. А потом ее кутали в шерстяные одеяла, и добрая кухарка тайком приносила ей сласти, чтоб мать не прознала.
Много позже зимние сумерки не отставали от нее в Келерии, когда она тайком покидала келью и вместо того, чтоб корпеть над толстыми книгами, бродила по открытым галереям, перебиралась на выступы тренировочных площадок и слонялась там до самой ночи. Она всегда возвращалась замерзшая, озябшая – но, когда бы Атеа ни заявилась в спальню, на столе возле кровати ее ждала высокая чашка горячего отвара. И внимательный взгляд Меред, следящей за ней, как следят верные псы. Лебедь никогда не брала ее с собой на такие прогулки, никогда не рассказывала, почему уходит – она сама того не понимала, а Меред и не спрашивала. Но верно ждала, пока Атеа не придет.
Нынешние сумерки принесли с собой ворох воспоминаний и запахов, которых здесь, на Тракте, попросту не могло быть. Она ощущала запах поленьев, мокрых березовых листьев и влажного дерева – так пахло в банях Птичьего Городка, сладковато-терпко, приятно. Она почти слышала треск огня в печи и веселые окрики добродушных женщин, служащих при обеденном зале, куда Птицы частенько захаживали, если бывали в Городке. В звенящем воздухе ей чудилась мелодия скрипки, а в том, как ветер играл с поземкой, ей виделся летящий танец тонких девушек в белых льняных юбках, и их смех едва различимо звучал в ее ушах. Атеа усмехнулась ощущению, наслаждаясь им и растворяясь в нем – кто знает, когда еще доведется упомнить это все.
Вдруг ее лошадь тоненько заржала, затанцевав на месте, а следом всхрапнула кобыла Тэарги. Атеа мгновенно очнулась, выходя из приятной полудремы. Возница пытался унять своего конька, который прядал мохнатыми ушами и пятился назад, кося темным глазом. Все лошади разом взбеленились, явно не желая идти дальше по дороге, словно там было что-то, пугающее их. Или кто-то.
Меред быстро глянула на нее, и девушка, кивнув, распустила узелок Дара Хартанэ в груди, направив его во все стороны от себя, но прежде всего – вперед. В груди тревожно зазвенела тонкая струна, натягивающаяся все больше с каждым мгновением, и Атеа, решив больше не медлить, спрыгнула с лошади, ухватывая ту за поводья и подводя ее к Тэарге.
- Держи зверей, не давай им вырваться, - отрывисто бросила она, передавая в руки ведьме поводья. Та кивнула, не проронив ни слова. Меред сделала то же самое, и они вдвоем, не обращая внимания на вопли недоумевающего Айлека, вышли вперед, обнажая Крылья.
- Девки, вы совсем сдурели, что ли? Куда лезете?! Мало ли, чего скотине привиделось, а вы и ножички свои уже повынимали, не смешите! Садитесь, да будем дальше ехать!.. Уже недолго до ночлега-то, чего стопорите?..
И тут он резко смолк, вглядываясь куда-то вдаль. Впереди маячила темная точка, что рывками приближалась к ним, медленно обретая контуры и очертания. Лошади храпели, пятились назад, но Тэаргавар удерживала их, не позволяя животным броситься в рассыпную. Струна в сердце звенела все громче, и Атеа уже почти ощущала присутствие темного существа.
- Что это за бесовщина… - только успел вымолвить возница, как вдруг его конек, которого била крупная дрожь, попытался вырваться из упряжи и удрать куда-нибудь подальше. Айлек с криком осадил его, но мерин не слушался, мотая тяжелой головой, испуганно ржал, и ноги его подгибались, словно двинуться с места он не мог. Тэарга, подъехавшая поближе, протянула тонкую руку к нему, и конек чуть притих, покорный воле ведьмы. Атеа услышала испуганный голос возницы:
- Да что же это происходит?.. – он притих на миг, пока еще темное пятно впереди не обрело четких контуров – но вскоре ни расстояния, ни снежная дымка, стелющаяся над землей, не смогла путникам помешать разглядеть того, кто шел к ним навстречу, - Светлый помоги, дикие!..
Возница сорвался на хриплый крик, и только рука Тэарги, удерживающая поводья, не дала ему опрометью кинуться прочь вместе со своей телегой. Атеа не обращала на возню позади никакого внимания – гораздо больше сейчас ее занимал дух, стремительно приближающийся к ним. Он был один – по крайней мере, присутствия других Лебедь не ощущала, да и в поле зрения никого не было. Сделав шаг вперед, она бросила короткий взгляд на Меред:
- Потанцуем, дорогая?
Меред резким движением головы отбросила со лба челку, становясь плечом к плечу с Атеа.
- Потанцуем.
Он стал почти что тенью, но за рваной темной дымкой, окутавшей его, Атеа различила черные глаза падальщика, что, не мигая, смотрели прямо на нее. Этот не мог наслать на них страшные мороки, заполнить их сознание свистящим шепотом – но менее опасным от того он не становился. Его движения сливались в одно, и если бы не Хартанэ, смотрящая на мир через Атеа, девушка вряд ли смогла бы увидеть его – и вряд ли смогла бы успеть. Но Шестикрылая была с ней, и на этот раз Лебедь не боялась.
Они с Меред двинулись одновременно, когда он оказался в нескольких прыжках от них. Меред ушла в сторону, стремясь оказаться поближе к нему и отвлечь на себя, а Атеа бросилась вперед, прикрывая горло левым Крылом и раскручивая в руке правое. Падальщики не отличались особым умом, а потому дух резко развернулся к Меред, кидаясь на нее, словно дикий зверь, и пытаясь добраться до нее острыми когтями. Девушка уклонялась, совершая короткие ответные атаки – но и дух отскакивал в самый последний момент, когда казалось, что железо вот-вот коснется его. Атеа видела все так, словно время всего мира замедлилось, а вместе с ним растянулись и движения дикого, до того казавшиеся немыслимо быстрыми. В тот самый момент, когда она уже занесла Крыло, дух обернулся к ней.
Его шаг оказался неуловимым, и Атеа крутанулась волчком, боковым зрением улавливая движение. Дикий попытался было броситься к вознице, в ужасе застывшем подле Тэарги, но ведьма, чьи губы были сжаты в напряженную линию, что-то зашептала, и вспышка огня высветила мир, на миг ослепив Атеа. Лошади тут же попытались вырваться, и ведьма вновь сконцентрировалась на них. Пламя погасло, и Птица поняла, что Тэаргавар не может помочь им – впрочем, даже этой короткой вспышки хватило. Дух взвыл, отпрыгивая в сторону и пятясь назад – ему обожгло лицо, и ровно на несколько секунд он замешкался, пытаясь оправиться. Но Лебедю и не нужно было больше времени.
Она ударила его со спины, чуть не упустив – в последний миг дух ощутил ее близость и попытался уйти из-под клинка. Железо вошло в его плоть с тихим свистом, и дух завопил, забившись в судороге, мягко оседая в снег. Его ненавидящие глаза прожигали Лебедя насквозь, и он все еще делал слабые попытки ударить ее когтистой серой рукой. За спиной что-то происходило, слышался свист стали, рассекающей воздух, и хриплое рычание. Медлить было нельзя. Девушка провернула лезвие Крыла, с отвращением глядя на темное существо, и тот, последний раз дернувшись, затих.