- Я мало что понял из фонтана твоего красноречия, - ответил Гарут, - но одно могу сказать точно. Убивать разумных в этой жизни мне запрещено.

   - Как?! - Я аж подпрыгнул от радости. - Совсем?

  - Животных ради еды и защиты, троллей и орков по обстоятельствам, а разумных существ - ни-ни. И вообще не грешить. В смысле, непростительных грехов чтобы не водилось. Иначе...

  - Иначе что?

  - Иначе обрету посмертие и упокоюсь в утробе Сатановой, - вздохнул Гарут. - А оно мне надо? Неприятно там. Если уж выбирать, то к Венцу, чтоб его к конскому концу...

  - А сквернословить и хулить Господа тебе в грехи не запишут?

  - Надеюсь, нет. А напомни-ка мне все восемь смертных грехов. Если не забыл, конечно.

  Не поддавшись на его последнюю шпильку, я чинно отложил краюху хлеба, приложил левую руку к груди, правую выставил ладонью вперед, и, как на проповеди, молвил:

  - Первый грех - смертоубийство. Своими руками кого лишить жизни - значит волю Создателя оспорить. Только Он право имеет давать жизнь и забирать ее. Второй грех - подстрекательство. Покусившись на планы Господа, проклят будешь, как не смирившийся, будь ты самоубийцей, или же мятежником, или же доведешь до самоубийства или убийства. Не свершив же во имя долга, а супротив - будешь грешен третьим грехом, будь ты на службе или в супружестве. Жена должна быть под мужем, а солдат под офицером. Далее, - продолжал я, проигнорировав насмешливое покашливание спутника, - четвертый грех. Жадность, как одна из первопричина многих бед, как и грех пятый - зависть. Об руку идут они, свергая с пути истинного люд доверчивый. Возжелал ты того, чего нет у тебя, а у соседа есть - а работать, как он, не пожелал, тут и нет меж вами дружбы, а там и до смертоубийства недалече. Шестой же грех - лень. Когда день хороший выдался - работай допоздна, если же неудачи тебя преследуют - ложись спать пораньше, дабы утром встать и попробовать снова. Если же наоборот будешь делать, если в хороший день решишь отдохнуть...

  - Как-то все по-деревенски у тебя, - перебил мою речь Гарут.

  - Такая паства, другой нет, - развел я руками. - Седьмой грех - глупость. Произрастает из жадности и лени. Сядь за чистописание, книги умные читай, людей мудрых слушай - и научишься жизни праведной. Восьмой же грех - неверие. Человек слаб, искушен, неопытен, а в Создателя надо верить всей душой, только Он нам учитель, защитник и свет, во Тьме указующий... Что, брат Гарут, как мог Венец завещать нам жить без этих грехов, если, по твоим словам, мы для него лишь пища?

  - Легко и просто мог. Чистые души все ему отойдут. Грязные душонки ему ни в пасть, ни в масть. А Сатан - создание другого типа, противоположного. Ему они в самый раз. А чистые души только изжогу вызовут.

  - Шутки все шутишь...

  - А ты мне все не веришь, монах? - Он прислонился спиной к дереву и вытянул ноги. - Не верь, дело твое. Тебя переубеждать - все равно что воду решетом носить. Вот умрешь, сам все увидишь, никуда не денешься.

  Я последовал его примеру и дал отдых ногам. Часик посидим, отдохнем, а там дальше в путь.

  ***

  - Севетта, ночью лишь в твое окно смотрюсь, не в зеркало, не на луну, - надрывным голосом продолжал горланить молодой человек на улице Креста славного города Смута, в данный момент, стоит заметить, спящего. - Разве есть кто-то подобный твоей красоте, покажи мне тот цветок - сорву и подарю тебе-е-е...

  - Крат, тебе не кажется, что ты новое заклинание изобрел, чтобы птиц на лету голосом сбивать? - еле сдерживая смех, спросил у певца его товарищ. Он был намного шире и выше его, но старался держаться незаметно, в тени стены.

  - Нормально, Кубо, - шепнул Крат в ответ. - Соглядатай не отлип?

  - Нет. Зажал уши, но сидит и смотрит. Вон на том дереве устроился.

  - Тогда продолжим.

  В этот миг окно второго этажа, под которым стояли двое, озарилось светом, раздвинулись занавески и показался женский силуэт.

  - Севетта-а-а... - затянул юноша снова, увернувшись от сброшенного горшка с цветком. - О, Севетта...

  - Крат, наш пастух ушел.

  - Вовремя. А то я скоро голос свой перестану узнавать. И Севетту жалко. Какие муки испытывает сейчас ее музыкальный слух, можешь представить?

  - Не могу и не хочу. Давай делать то, что задумали. Времени мало.

  - Ты прав. Сейчас он доложит, что я легкомысленно пою серенады, в то время, как мой отец умирает...

  - К слову, ты должен быть у его постели, чтобы принять последние слова и последний вздох.

  - Папа ушел в беспамятство два дня назад. Сегодня истекает третий день, и душа его улетит ко Всевышнему. Мы уже напоследок с ним договорились обо всем, и я получил его благословение. Печально, но если я не возьму все в свои руки, будет еще печальнее. Пошли, Кубо. Только не топай так громко, медведь! Мы просто обычные купцы, засидевшиеся в таверне...

  - Вот бы кто ограбил, - хмыкнул двухметровый Кубо. - Была б потеха...

  - Не до потех. Кто нападет - бьем насмерть. Нам сейчас нельзя задерживаться. Двигаем.

  Двое ночных гуляк, как могло показаться со стороны, неспешно побрели вдоль по освещенной магическими фонарями улице. Севетта, внимания которой они так долго и душещипательно добивались, на удивление не стала негодовать, а лишь помахала им вослед и задвинула шторы. Вскоре и свет в ее окне погас.

  ***

  На другом конце города в таверне 'Золотой шпиль', в комнате для благородных господ собралась компания этих самых господ. Шустро проскользнул на место у окна высокий господин Солт Красный Берет, ночной лорд припортового района. За его спиной мгновенно возник телохранитель по прозвищу Мрак - здоровенный бугай, обвешанный амулетами, умеющий скрываться даже в тени от печного ухвата. Вслед за ним в комнату протиснулся мужчина поменьше, оглядел все углы, кивнул кому-то за спиной и пропустил вперед себя грузного старичка, опиравшегося на кривую клюку. Мельд Легкий, ночной лорд бедняцких кварталов, с помощником Дварфом. Он приветственно кивнул Солту, осторожно опускаясь на стул с высокой спинкой. Приподнял один из графинов с вином, стоящих на столе, отвинтил пробку и жадно присосался. Солт только покачал головой, мол, стоило бы дождаться остальных. Остальные появились спустя минуты две и тоже один за другим - сперва Робер Стальная Голова, ночной лорд ремесленных кварталов, крепкий мужчина средних лет, затем Снак Ладья, ночной лорд района богачей. Эти двое никого не боялись и велели сопровождающим остаться за дверью.

  Они синхронно опустились в кресла напротив.

  - Приветствую всех собравшихся, - нарушил тишину Снак. Его высохшие руки выдавали бывшего писца или конторского служащего; по традиции, он всегда председательствовал на советах, если ночной лорд города отсутствовал или обсуждаемые темы были слишком мелкие. - Как вы знаете, господа лорды, Крат на-Вейн при смерти. Его старший сын, Крат на-Вейс, не может управлять ночными силами по причине разгильдяйства и неопытности. Посему, выношу на обсуждение вопрос: кто будет ночным регентом мальчишки, пока он не достигнет седин, и кто будет управлять городом? Нужно выбрать одного... - Снак опасливо глянул по сторонам. Собравшиеся напряженно слушали. - Прошу высказываться по старшинству. Я выскажусь последним, первым скажет Солт.

  Высокий и жилистый Солт кивнул. Взял бокал с вином, изогнул кисть в аристократическом жесте.

  - Молодой Крат, конечно, не годится. - Он выдержал паузу. Никто ему не возразил. - Как не годится никто из его стаи. Все они повесы и прожигатели отцовских денег. А здесь, господа лорды, нужна крепкая рука и опыт. Закон крови, конечно, на его стороне, но наш долг, как верных соратников старого на-Вейна, подобрать ему наставника и заместителя. Но вышло так, что у меня нет кандидатур на пост ночного регента.

  - Я поддерживаю своего брата по ночи, - сказал в свою очередь Мельд и поставил на стол опустевший графин. - И тоже не могу никого предложить.