Срезав кинжалом молодое деревце и обстругав - посохом вор тоже не побрезговал, - я вновь двинулся в путь.

  ***

  В отличие от своего хозяина, Кубо спокойно спал только по ночам. Вернее, с учетом новой жизни, ранним утром и до обеда. Крат же засыпал несколько позже и просыпался к сумеркам. Поэтому у "ручного медведя" выгадывалось несколько часов личного времени. Иногда он использовал их для того, чтобы решить дела вожака, которые нельзя решить ночью. Иногда позволял себе навестить старых друзей, а то и подруг. Но чаще он просто бродил по городу, обходя кварталы от ворот до ворот.

  Ну и, конечно, рынок. Городской рынок разительно отличался от деревенской ярмарки. Ровные ряды прилавков и лотков, между которыми легко проезжали телеги и повозки, а также шустро пробегали торговки пирожками, пивом, орешками и сушеной рыбой. Крикливо украшенные лавки на первых этажах прилегающих домов со стеклянными витринами - у тех, кто побогаче, - и с простыми откидными ставнями. У каждой лавки неизменно стоял зазывала, стараясь перекричать общий гам. Собаки и кошки, как домашние, так и бродячие, упоенно роющиеся в мусоре по углам и проулкам.

  Рынок располагался между кварталами ремесленников, богачей и бедняков, у припортового квартала рынок был свой, так как наместник запретил "пропитывать" центр рыбным духом. Городской же рынок имел четко обозначенные границы в виде ворот. Небольших и деревянных, но с аркой для пеших посетителей и аж четырьмя стражниками.

  У одной из таких застав Кубо окликнули. Он привычно кивнул знакомому стражнику, протиснулся в арку и был остановлен возникшей на его пути фигуре, явно женской, закутанной с ног до головы в зеленый плащ с капюшоном.

  Изящная ручка выпросталась из дорогой ткани и поманила его. Оглянувшись, Кубо не заметил других адресатов этого жеста, пожал плечами и шагнул за ней в подворотню, с ходу отметив сладковатый запах знакомых благовоний.

  - Шера, какого Грешного ты тут... - сердито начал он, но был удивлен тихостью и кротостью обычно наглой спутницы вожака.

  - Кубо... - почти всхлипнула она из-под капюшона. - Прости меня, прости, молю...

  - Тихо, женщина, - шикнул на нее тот. - Говори яснее. И не рыдай, а то прохожие решат, что я тебя граблю.

  - Кубо... Нам с тобой поговорить надо.

  - Говори.

  - Я... - Голос дрогнул, но в следующий миг набрался уверенности. - Я почувствовала кое-что вчерашней ночью. Нечто опасное. Жуткое. Знакомое. Злое.

  - Знакомое?

  - Да. Боюсь, это говорит моя кровь. Вернее, та ее часть, которая от орков.

  - И что? - Кубо начинал терять терпение. Слухи, что телохранитель ночного вожака и пассия того же вожака недолюбливают друг друга редко преувеличивали даже хозяева трактиров, и без того склонные к излишним выдумкам "для остроты". Все и так знали, какого цвета кошка между ними пробежала.

  - Мой клан орков, - продолжала Шера, - движется к Смуту. Я почти уверена в этом. С ними еще два или три клана, точно сказать не могу.

  - Твоей крови можно верить?

  - Крат верит. Ты просто передай ему мои слова. Около трех тысяч орков будут у стен города. Через месяц или немногим больше.

  - Хорошо, передам. Это все?

  - Спасибо тебе. - Шера вдруг поклонилась могучему телохранителю и поцеловала ему руку, тот даже не успел отдернуть. - Спасибо и прощай.

  Фигура с легким шелестом скрылась за поворотом, оставив Кубо озадаченно скрести затылок.

  ***

  Имперский тракт, припорошенный опавшей листвой, мягко стелился под ноги. В этих местах дорога была на удивление ровной и тянулась в обе стороны до самого горизонта. Легкий ветерок, милосердно греющее солнце, пение лесных птах - что еще нужно путнику? В роскоши в виде лошади или кареты я не нуждался - монахи привыкли к любым тяготам, а к голоду и жажде и подавно. Благо, через каждые две тысячи шагов заботливые строители тракта ставили колодец и обширную площадку для стоянки, иногда даже с навесом.

  Однажды, заметив у дороги куст малины, я мимоходом сорвал ягоду и отправил ее в рот. Кисло-сладкий вкус, казалось, встрепенул все нутро, и, малодушно поддавшись чревоугодию, я раздвинул посохом колючие кусты и углубился в заросли. Для малины давно уже не время, но эта каким-то образом плодоносила и поспела вот только-только. "На медведя бы не натолкнуться" - подумал я, и Грешный тотчас с удовольствием вмешался.

  Сперва я почувствовал зуд, как будто что-то скребет мне по коже, затрудняюсь сказать, в каком месте. А после только РЫК, непохожий на рычание мохнатого любителя сладкого.

  "Ыррр... Ыррр..." - раздавалось в лесу в такт моему зуду. Почесывая тело, я стал осторожно красться вперед. Потом, услышав детский крик, отбросил посох и побежал.

  Звуки привели меня в большой пологий овраг, где здоровенный гомлин увлеченно рыл передними лапами яму, довольно порыкивая. Иногда из ямы доносились крики, человеческие и, что главное, детские. Не разбирая дороги, я выскочил из леса прямо позади чудовища. Вспомнив нашу первую встречу с таким же зверем, выудил из кармана серебряную монету поновее.

  - Гом! Гом! - крикнул я, размахивая рукой. Отвлечь бы, пока его жертвы не сбегут - детей, судя по крикам было двое. - Гом!

  Гомлин повернул ко мне свою лобастую голову. Этот образец породы был менее симпатичен, чем тот. Гораздо выше ростом, щеки свисают до плеч, одно изорванное ухо поникло, второе наоборот было вскинуто и непрестанно шевелилось. Глаза горели охотничьим азартом, когтистые лапы были перепачканы землей, а в левом плече торчал полусгнивший обломок стрелы. Видимо, этот гомлин был уже матерым и старым, когда природная неуязвимость ослабевает.

  - Гом! - кричал я, показывая монету.

  Зверь всмотрелся в подношение, глухо рыкнул и с разворота махнул лапой в мою сторону. От удара гомлинского кулака в грудь я улетел не очень далеко, шагов на десять, где и был остановлен стволом растущего дерева. На удивление, боли не было, только ощущение прикосновения. О, Создатель, благодарю тебя за новое тело!

  После осанны пришел черед урезонить себя за потерю посоха - длинной палкой можно было потыкать в чудовище, дабы он разозлился и отвлекся от детей.

  Гомлин, видимо, решил, что с меня достаточно и вернулся к прежнему занятию.

  - Брыда дах ватар, - неуклюже выругался я. А что, мне можно, я не монах. А посох жаль. И кинуть нечем, ни желудей, ни шишек. Кинжал!

  Грустно посмеиваясь, я завел руку назад, сжал рукоять... Таким коротким клинком да на гомлина? Впрочем, древний герой Цветарус убил Темного властелина канделябром, а драколича упокоил переломив хребет сапогом с набойками. А я...

  - А я служитель Его, - тихо и решительно пробормотал я, пуская силу через ладонь. Вышло неуклюже и даже пафосно, но ценителей ораторского искусства здесь не наблюдалось.

  Рука с прежде невиданной скоростью выхватила кинжал и подбросила его в воздух, через полтора оборота ухватив четко за рукоять. Лезвие тускло засветилось. Я быстрым шагом стал приближаться к отвернувшемуся гомлину, намереваясь ударить в ногу, но тот услышал меня и, не оборачиваясь, отмахнулся длинной когтистой лапой. Я попытался парировать, может даже подрубить ему конечность, но оружие вдруг проявило самостоятельность: остановив мою руку, оно вывернулось, увлекая меня за собой. Проклиная несговорчивые и явно противочеловеческие чары, я шлепнулся на спину и перекатился, вставая. Над моей головой промелькнули грязные когти, разминувшись всего на пару волосков. Кинжал немилосердно поднял меня на ноги и сам собой нанес удар по задней конечности чудовища. Тот обиженно взревел и, наконец, обратил на меня внимание.

  Кинжал, подрагивая, опустился острием к земле и слегка отвелся в сторону. Я прямо-таки чувствовал его наслаждение схваткой.

  Решив не давать ему слишком много воли, я влил еще силы и направил клинок в грудь гомлина. Как и в прошлый раз, из него вылетела сверкающая дуга, но растворилась, не долетев. Зато кинжал вновь дернулся вправо в некоем подобии хлесткого удара - и вдруг из земли у гомлинских лап брызнули вверх фонтаны пыли вперемешку с листьями, ветками и прочим мусором.