Но Игорь уже овладел собой.

- Вези, не разговаривай, - угрюмо сказал он.

***

Игорь возвращался домой уже поздним вечером – с тем же извозчиком. Чтобы удержать его около себя, пришлось приплатить втрое. Тот боялся оставаться рядом с человеком, который выглядел так, точно вот-вот помешается от горя.

Однако Игорь не собирался сходить с ума – напротив, ум его был холоден и трезв.

Он в одиночестве поднялся в свою квартиру, как будто был холостяком, как раньше.

Как будто не было в его жизни Жени, которая так много ему дала и так много отняла.

Фрося открыла ему с удивлением на лице, и при виде этого невинного выражения, выражения ничего еще не ведающего человека, Игорь чуть не рехнулся от бешенства и муки.

- А где Евгения Романовна? – спросила Фрося.

Игорь открыл рот, чтобы осыпать ее всеми проклятиями, что скопились у него на сердце, но вместо этого покачнулся, оперевшись на косяк и не издав ни звука. С Фросиного лица сбежала улыбка.

- Случилось что, Игорь Исаич?..

- Евгения Романовна… умерла, - хрипло сказал Игорь. – Поняла? Умерла.

- Как? – ахнула Фрося.

Игорь молча отстранил ее и, шатаясь, прошел в гостиную. Там еще лежала одежда жены, небрежно брошенная вчера на стул – Женя не разрешала Фросе трогать свои платья, а сама убрать не успела…

Игорь сел на этот стул и, схватив Женину блузку, зарылся в нее лицом. От блузки пахло ее духами и ее телом. Игорь сидел, дыша Жениным запахом, ничего больше не сознавая. Плакать он уже не мог.

На другой день утром Игорь поехал к Жениным родителям.

Думать о разговоре с ними, особенно с Серафимой Афанасьевной, было тяжко. Теперь Игорь полноценно ненавидел эту женщину. Она смела жить и ничего не знать о делах дочери, о ее дорогих тайнах, она смела жить, когда ее дочь была мертва!

Игорю открыла сама хозяйка.

- Что случилось, Игорь Исаевич?

“Ты хотя бы раз поинтересовалась тем, как живет твоя единственная дочь после свадьбы?”

Ах да, однажды поинтересовалась. Когда умер первый жених ее дочери. Игорь про себя усмехнулся.

- Ваша дочь вчера умерла, Серафима Афанасьевна, - сказал он, глядя теще прямо в лицо. – Вероятно, инфарктом.

Серафима Афанасьевна несколько мгновений молча моргала, глядя на него, так что Игорь едва не осатанел – что за кукла с бонбошкой* вместо сердца!

А потом мадам Прозорова сама взялась за сердце и осела на пол. Глаза ее закатились, и Серафима Афанасьевна свалилась в обморок.

Игорь с проклятием шагнул к теще. Неужели сейчас ее придется откачивать? Но тут выбежала горничная Прозоровых, и Игорь был избавлен от такой неприятной необходимости – Дуня засуетилась вокруг хозяйки, заахала, потом побежала за нашатырным спиртом; но к тому моменту, когда служанка вернулась, госпожа уже пришла в себя.

- Дайте мне руку, - слабым голосом сказала Серафима Афанасьевна Игорю, не сомневаясь, что помощь будет оказана. Игорь выругался про себя по матери, но поднял тещу на ноги.

- Что-нибудь еще, Серафима Афанасьевна?

Услышала ли она едкость его тона – неизвестно. Серафима Афанасьевна обтирала себе лоб и виски ваткой, смоченной в воде с уксусом. Дуня уже позаботилась и о примочках для хозяйки.

К тому времени, когда госпожа Прозорова уронила использованный тампон на тарелку, которую держала горничная, она уже вполне владела собой.

- Как вы допустили, чтобы это случилось? Я вверила вам мою дочь в полном здоровье, - холодно сказала теща, глядя мимо Игоря. Лицо ее было таким же холодным. Что она сейчас чувствовала?

Но она уже пыталась свалить свой материнский недосмотр на зятя…

Игорь поклонился.

- Увы, мадам, все в воле божией.

Он хотел, чтобы это прозвучало как можно язвительней, но голос его сорвался, лишив слова всякого эффекта. На губах госпожи Прозоровой появилась ледяная усмешка. Она нервически сорвала с себя свое вечное пенсне, обтерла его юбкой, потом опять надела на нос.

- Когда вы планируете похороны? Отпевание заказали? Нужна моя помощь?

“Да я тебя в гробу видел!..”

- Нет, мадам, я справлюсь без вас. Но если вам угодно… - сказал Игорь, подчеркнув последнюю фразу. Он всю эту встречу пытался язвить, и всякий раз это выходило жалко.

- Разумеется, - резко сказала Серафима Афанасьевна. – Я должна увидеть мою дочь и проститься с нею! Она сейчас у вас?

- Да что вы понимаете!.. – Игоря наконец прорвало, как плотину, так что теща от него шарахнулась. – Вы, бесчувственное создание, что вы понимаете!.. Вы видите, какая жара? Как можно…

Он всхлипнул и замолчал, умирая от стыда. Что можно внушить каменному болвану?

- Вам в ваших институтах так сердце выхолащивают? – горько проговорил Игорь, уже успокаиваясь.

Серафима Афанасьевна молчала, глядя на него с изумлением. Может быть, немного виновато. Но изумления было больше.

- Ваша дочь в морге, мадам, - закончил Игорь. – Она пролежит там до отпевания, которое состоится завтра. Подумайте о том, чтобы собрать родственников.

- Нужно Сашу позвать, - проговорила Серафима Афанасьевна. – Конечно, у нее маленький ребенок… но…

Госпожа Прозорова выдавила улыбку.

- Да-да, Игорь Исаевич, мы будем. И ее подруга тоже. В какое время и в какую церковь приезжать?

От тещи Игорь шел пешком, чтобы прохладить горящую огнем голову. Время от времени он ругался сквозь зубы, когда становилось совсем невмоготу – хотя самые верные слова, которые он мог прибрать к Серафиме Афанасьевне, кипели у него внутри, потому что были слишком уж сильны для человека его воспитания.

Он бегом поднялся к себе в квартиру и сразу отправился в ванную, где долго мылся холодной водой, пока зубы не застучали. Затем Игорь пошел в гостиную, где бросил свой халат. Он уже был почти спокоен.

Поразительна упругость человеческого сердца, отрешенно подумал Игорь. Только вчера умерла женщина, которую он любил, и вот он уже может думать, что-то планировать…

Он облачился в халат и, расправляя его по себе, вдруг почувствовал в кармане какой-то посторонний предмет. После мгновенного удивления пришло воспоминание.

Игорь с отвращением вытащил из кармана визитную карточку “светлейшего князя Завадского”.

“Уж не ты ли, друг, моей жене мозги вывихнул?..”

Игорь хотел было разорвать карточку и выбросить, но эта мысль – что князь Завадский мог иметь отношение к болезни и смерти его жены – удержала его руку. Его охватило какое-то нездоровое сладостное чувство, какое-то мстительное предвкушение.

Игорь крупным шагом пошел в свой кабинет и забросил карточку князя в ящик стола.

* Конфетой (от фр. bonbon).

========== Глава 38 ==========

Женю, лежавшую в открытом черном гробу, одели в белое венчальное платье, в сложенные на груди окоченевшие руки вложили букет белых роз. Игорь - обдумывать такие детали было как резать по живому – раздумывал, оставить ли на ней очки, но решил, что не будет.

Женя всю жизнь мучилась из-за своей близорукости и думала, что очки ее уродуют.

Сейчас, без очков, она была красивой – красивой и просветленной, красивой и пугающей. Женя выглядела настоящей невестой “российского Юма”, к которому и ушла, как думал Игорь.

Он стоял около гроба жены в той же церкви, в которой отпевали Василия, и испытывал чувство безвозратной потери.

Как могли такие умные люди, как Женя и Василий, обманываться призраками, которые смешны и обыкновенным людям?

Чуть далее стояла Саша, то есть Александра Алексеевна Зыкова, вся в черном – только шаль на голове была коричневая, потому что черной в гардеробе этой простой мещанки не нашлось. Лицо Жениной подруги покраснело и опухло от слез. Она и сейчас тихонько сглатывала слезы и шмыгала носом под звуки слаженного хора певчих.

Серафима Афанасьевна стояла рядом с мужем, представляя собой статую скорби, в черном с головы до ног. Это была такая же мещанка, как и Александра Зыкова, но мещанка, которой очень нравилось изображать из себя благородную даму. Хотя подлинного благородства в Серафиме Афанасьевне не было ни на грош.