Эта женщина была насквозь фальшива – все в ней было какое-то… подменное: и манера, и стиль, и материнская любовь.

Роман Платонович, никогда ничего более того, чем он являлся, из себя не изображавший, сейчас просто плакал, как и Саша. Игорю очень нравился этот человек.

“Первым позову его на поминки, - подумал он. – И эту Сашу тоже приглашу. Вот искренние люди”.

Конечно, придется пригласить и Серафиму Афанасьевну – иначе, увы, никак нельзя. Дьявол.

Женю должны были хоронить на другой день – церемония в точности повторяла ту, что была совершена над Василием. Невеста уходила к своему вечному жениху. Вернее, это ей представлялось так…

“Она любила Василия – давно. Кажется, что всегда, - думал Игорь. – Она страдала по нем всю нашу с нею жизнь. Наверное, это было неизбежно – то, что она умерла от тоски. Пожалуй, даже хорошо, что у нее до конца сохранилось представление о будущей жизни…”

Но ничего не могло быть мучительней, чем сознание, что Женя в конце концов сумела обмануть и Василия, и себя этою надеждою. Она была мастерица завлекательного обмана, мастерица пера. А таким никогда верить нельзя. Почему же люди продолжают верить хорошим писателям – когда те в желанной форме говорят им желанную ложь?

Отпевание окончилось, и теперь следовало подойти к Роману Платоновичу и Саше, чтобы договориться с ними о том, о чем он хотел. Но Игорь вдруг ощутил себя смертельно усталым, а свои действия – совершенно бессмысленными. И люди делают и делают их, обманывая один другого: как их предки-обезьяны, перенимают друг у друга ритуалы, которые, как им кажется, приближают их к вечному – крохотные люди!

Игорь увидел, что Саша, к которой он незаметно для себя подошел, выжидательно смотрит на него, и зачем-то заставил себя заговорить.

- Александра Алексеевна, я хотел бы пригласить вас на похороны и поминки по моей жене. Я знаю, что вы любили ее.

Саша кивнула, размазав ладонью слезы.

- Да, Игорь Исаевич. Любила. Я…

Сашин голос пресекся.

- Я знала, что Женя не заживется на свете, - сдавленно сказала она. – Она всегда была какая-то…

- Не от мира сего, - с печальной улыбкой подсказал вдовец.

Как будто есть еще какой-то мир, кроме сего!

- Да, именно, - кивнула Саша. – И когда мы с Женькой встречались в последний раз, я над ней точно нимб какой-то видела… просто, знаете, страшно сделалось…

Игорь поморщился. Женщины не могут без фантазий, а уж задним числом не досочинить никак нельзя.

- Так вас ждать? – спросил он.

- Непременно приду, - сказала Саша. – Мне очень вас…

Она хотела посочувствовать Игорю, но не решилась – ее оттолкнуло его “аристократическое сияние”.

Потом Игорь подошел к Роману Платоновичу. Посмотрел в полные слез глаза отца – и вдруг, совершенно неожиданно для себя, с ним обнялся.

- Господи, Женя, - пробормотал господин Прозоров; Игорь чувствовал, как трясутся его плечи. – Как же так вышло!

- Все…

“Все в воле божией”, хотел сказать Игорь; но сказать это плачущему отцу всерьез, без иронии, он не смог. Только торжественно и печально поклонился тестю.

- Жду вас на поминки, Роман Платонович.

У Игоря при этих словах мелькнула безумная мысль – пригласить на поминки светлейшего князя Завадского. Но для встречи с этим сиятельным господином время еще не пришло.

Потом, когда Игорь достаточно остынет для такого разговора. Как гласит отличная испанская поговорка: месть - блюдо, которое лучше есть холодным? Да. Именно так.

***

Поминки по Жене прошли… обыкновенно.

Да, как ни кощунственно было так думать об обряде прощания, и похороны, и поминки прошли обыкновенно. Тысячи людей совершали такие же ритуалы каждый день – по тем, кого так же любили или не любили, кто так же мыслил или жил животною жизнью, так же уповал на вечность или не уповал. Всех в конце концов покрывала земля.

Саша опять плакала, Роман Платонович сидел со слезами на глазах, и Серафима Афанасьевна тоже прикладывала к глазам платок. При виде последнего Игорь чуть не взбесился. Неужели у этой женщины хватит… совести сказать, что она любила свою дочь?

Если не совести, то притворства хватило бы. А может, госпожа Прозорова успела себя уверить в том, как она страдает. Таких полулицемерок на свете полно.

Но ритуал прошел гладко и прилично: поплакали, как должно, сказали подобающие слова, какие говорят обо всех покойниках – такие же одинаковые, как могилы и кресты. Игорь сказал это пошлое прощальное слово: он, лучше всех знавший уникальные достоинства Жени, не нашел ничего лучше казенных слов, наподобие тех, какими проводил своего уникального брата…

Когда все разошлись, Игорь остался сидеть за столом – он видел призраки поминок по Василии, снова слышал страстную речь Жени, доказывавшей, что его брат победил смерть. Теперь на такой дуэли со смертью сразилась она сама. И, вероятнее всего, проиграла.

- Не буду же и я трусом, - пробормотал Игорь.

О его ногу потерлась Женина кошка, и он взял Незабудку на руки. Игорь стал гладить животное с улыбкой человека, которому больше нечего терять.

Через несколько мгновений он ссадил кошку и резко поднялся. Направился в свой кабинет и, подойдя к столу, рывком выдвинул верхний ящик. Он схватил визитную карточку князя Завадского и прочитал про себя адрес и номер телефона.

- Нет, лучше письмом, - прошептал Игорь.

Он сел к столу и, схватив чистый лист бумаги, стал быстро писать.

На другой же день Игорю пришел ответ – на атласной бумаге, красивейшим почерком. В самых изысканных выражениях его светлость соглашался встретиться с вдовцом Евгении Морозовой, о “безвременной кончине” которой “глубоко скорбел”, для обсуждения личного дела, о коем не годилось упоминать в письме…

- Ну-ну, - пробормотал Игорь, прочитав ответ.

***

Встречу они назначили в Александровском саду, в половине девятого вечера следующего дня. Игорь пошел на свидание пешком. В августе темнело уже довольно рано, но Игорь был равнодушен к опасностям – в том числе, и к возможной угрозе со стороны его светлости.

Что ж такого важного случится, если у него отнимут жизнь?

Князь Завадский оказался не пунктуален: он уже дожидался Игоря, сидя в одиночестве на скамейке. Ничего эпатажного в его фигуре не было: обыкновенный черный костюм и высокая черная шляпа. Руками в полосатых перчатках его светлость опирался на трость с костяным набалдашником.

Игорь ощутил что-то вроде неловкости, смешанной с гневом, при виде того, как князь встает ему навстречу и с поклоном приподнимает цилиндр. Что он проделывал с его Женей, этот светский притворщик, какие мысли вкладывал в ее чистую головку?

- Приветствую вас, господин Морозов, - с приличествующей случаю скорбной миной проговорил князь, уже совсем немолодой, но все еще красивый и эффектный мужчина. – Позвольте выразить вам мои соболезнования по поводу смерти вашей супруги. Это была редкая женщина.

- Да?

Игорь при этих словах ощутил желание закурить. Но он не курил и не носил с собой папирос.

- А позвольте спросить вас, когда это вы успели так хорошо узнать мою жену? – прищурившись, проговорил Игорь. – Вы так часто виделись с нею? По каким поводам?

Князь, казалось, на мгновение растерялся от этой вспышки ревности.

- Господин Морозов, мы виделись с Евгенией Романовной только однажды, - сказал он, глядя на Игоря с сочувствием… и удивлением. Как будто Игорь не знал чего-то общеизвестного. – На балу у графини Шуваловой, устроенном в ее честь. Разве ваша жена вам не говорила?

- Что?..

Игорь попятился, глядя на его светлость вытаращив глаза. Потом схватил в горсть свои прекрасные густые волосы, продолжая глядеть на князя с таким же выражением.

- У графини Шуваловой? Жены графа Шувалова?..

- Да, у Анны Николаевны Шуваловой, - сказал князь, пришедший в еще большее изумление при виде такого поведения. Чем Игорю Морозову не угодило это респектабельнейшее и знатнейшее семейство?