Рукопись была подписана именем Авроры, и Василий мог не бояться, что Лидия узнает в авторе Женю Прозорову.

- Женщина?..

А вот теперь Лидия взревновала. Василий при виде ее лица ощутил почти неконтролируемую злобу на жену. Она в любых его отношениях с женщинами не видела больше романов!

- Да, женщина, - сказал Василий. – И прошу тебя не устраивать мне сцен.

Последнее прозвучало так резко, что глаза Лидии наполнились слезами. Она уронила тетрадь на стол и низко опустила голову.

- Ты предпочитаешь ее мне, - прошептала она.

- Лида, женщины-писательницы интересны мне только в части писательства, - сказал Василий, с трудом держа себя в руках. – Они неженственны. Они непригодны для любви. Теперь ты спокойна?

Лидия кивнула, не поднимая глаз; она медленно водила пальчиком по спинке его стула.

А Василий сам не знал, правду сказал или нет. Но Лидия была слишком поглощена своей обидой, чтобы это заметить.

Василий встал и обнял ее за плечи.

- Пойдем почитаем что-нибудь вместе, - предложил он. – Или просто посидим рядом у камина. Расскажи мне о том, что чувствуешь… Ты так давно не открывала мне своей души…

Лидия прильнула к нему всем телом.

- Я очень счастлива с тобой, и мне очень страшно, - прошептала она. – Страшно, что ты от меня уйдешь. Я так боюсь этого всякий раз, когда ты закрываешь за собою дверь…

- Не понимаю, - сказал Василий.

Но он понимал.

И вдруг эта нежная навязчивость, желание жены проникнуть во все сферы его жизни и всегда присутствовать в них рассердило его. Разве она не видит, что перед нею мужчина, а не ребенок?

- Вася, а эта твоя писательница красива? – вдруг спросила Лидия.

От банальности и пошлости всей этой сцены его вдруг замутило.

- Я никогда не замечал ее внешности, - резко ответил Василий. – Лида, уймись, прошу тебя! Ты думаешь, что я могу тебя обмануть?

Лидия обхватила его голову руками и порывисто поцеловала.

- Прости меня, Васенька! Прости, я такая глупая!

Василий, несмотря на неловкость, почувствовал то же самое. Он давно так не досадовал на жену.

- Прости, это я был груб, - сказал он, обняв свою подругу жизни за талию. – Идем, забудем сейчас обо всех остальных…

Когда они сели на коврик у камина, Лидия вдруг снова огорошила мужа. Он чуть не уронил раскаленные каминные щипцы себе на ногу, услышав ее вопрос, заданный с ласковым лукавством:

- Васенька, а как бы ты отнесся к тому, что у нас будет ребенок?

- Ты беременна?..

Он так уставился на нее, что Лидия испугалась.

- Ты же недавно переживала эти дни, а с тех пор мы только раз были вместе, - медленно сказал Василий. – Как ты успела это понять?

Лидия покраснела и смешалась под взглядом мужа, буравившим ее душу.

- Я… ничего не успела понять. Я просто так спросила, - прошептала она, стыдясь такой откровенности Василия. Он всегда был резче ее, не стесняясь обсуждать вслух самые интимные предметы.

Василий медленно перевел дыхание.

- Значит, ты… просто так спросила, - тихо сказал он. – Просто так!

- Ну да, - недоуменно ответила жена, не понимая, с чего он вдруг раскипятился. – Ты не хочешь ребенка?

- Я знаю, что это возможно, - глухо ответил он, уткнувшись лицом в ладони, а потом тут же отняв их. – Мы же никак не препятствуем этому. Но ты уж, пожалуйста, не говори о таких вещах в шутку.

Лидия неуверенно улыбнулась, и Василий улыбнулся в ответ.

“Слава богу, что ничего еще не случилось”, - почему-то подумал он.

***

- Петр Аполлонович, я считаю, что эта повесть достойна публикации, - твердо сказал Василий. Он отступил, сложив руки на груди, точно чтобы лучше представить издателю лежавшую на его широком столе скромную голубую тетрадь – вернее, тетрадь, сшитую из нескольких ученических тетрадей. Женин роман выглядел далеко не так представительно, как хотелось бы.

Седовласый Петр Аполлонович Букин смотрел на рукопись сквозь золотые очки своим знаменитым взглядом – как будто и на предмет, и выше этого предмета. Глядя на Букина, Василий особенно хорошо понимал, что такое “пре-зрение”.

- На каком основании? – спросил издатель. – Вы знаете, что план издательства на этот год заполнен.

Петр Аполлонович придвинул к себе тетрадь – с видом исследователя-натуралиста, берущегося за не слишком приятный биологический образец. Очки были сдвинуты на кончик носа, и Петр Аполлонович выглядел еще более близоруким.

- Нуте-с…

Выставив нижнюю челюсть, он проглядел первую страницу рукописи, затем наугад открыл ее в середине. Перелистнул. Потом закрыл и воззрился на своего редактора строго и укоризненно.

- Никакой оригинальности, - сказал он. – Никакой литературной ценности. Обыкновенная проба пера домашней хозяйки…

- Это девушка, - тихо сказал Василий, почему-то почувствовав стыд от такого признания.

Петр Аполлонович поморщился.

- Ну, значит, девичьи романические бредни, милостивый государь. Этой девице надо замуж, а не в издательство. Так и передайте ей, когда встретите. Вы ведь, кажется, знакомы?

Букин подозрительно смотрел на него поверх очков. Подслеповатая, но очень важная птица.

Василий глубоко вздохнул. В нем начинал клокотать гнев на Букина, уже вынесшего свое начальственное суждение, не имея никакого понятия о предмете. В сущности, Букин всегда был литературно недоразвит, а теперь стал еще и по-стариковски консервативен.

- Личная жизнь госпожи Прозоровой меня не касается, - сказал Василий, чуть не прибавив: “как не касается и вас”. – Автор этого романа увлек меня талантливой манерой изложения, в духе старых романтиков, и собственным оригинальным видением жи…

Букин досадливо крякнул. Его темя просвечивало под седыми волосами. В запавшем рту не хватало больше половины зубов.

- Идите, Морозов, и передайте госпоже Прозоровой мое суждение. И это тоже передайте, - владелец издательства подтолкнул к редактору тетрадь. – Ваша протеже ничем не отличается от десятков других таких же романисток. Все эти Авроры, Психеи, зефиры и амуры замечательны только избытком свободного времени…

- Вы думаете, что я совсем глуп? Именно через мои руки идут все эти женщины, - совершенно непочтительно вырвалось у Василия.

Букин поглубже насадил на нос очки и, казалось, впервые за весь разговор увидел своего собеседника.

- Вы забываетесь, молодой человек.

Василий не дрогнул и не двинулся с места.

- Настоятельно прошу вас, Петр Аполлонович, присмотреться к этой рукописи. Я по-прежнему считаю, что она достойна публикации.

Букин несколько мгновений сверлил его взглядом. Стариковская челюсть дрогнула, он приподнялся, оперевшись на подлокотник своего кресла…

Василий смотрел прямо в его выцветшие голубые глаза своими темными, теперь ставшими почти черными. Он не переменил позы, только, может быть, чуть больше наклонился к своему начальнику. Красивые губы тронула странная усмешка.

И Букин сел обратно, как будто расселся трухой под своим старомодным сюртуком и брюками.

- Оставьте, я посмотрю, - сипло сказал он. – Ступайте, Морозов.

Василий слегка поклонился, потом повернулся и вышел, прямой, легкий и горделивый. Душа его пела. Он был почти уверен, что победил.

В коридоре Василий чуть не столкнулся с Григорием Менделем.

- Осторожнее, - холодно сказал он.

- Прошу прощения, Василий Исаевич.

Мендель заискивающе улыбнулся, но при этом быстро обшарил взглядом его фигуру. Посмотрел собеседнику в лицо, но тут же конфузливо опустил глаза.

- Вы сменили прическу, Василий Исаевич? – спросил он. – Волосы подстригли? Вам очень идет.

- Благодарю за комплимент, - так же холодно сказал Василий. Мендель был ему противен до тошноты, еще больше, чем всегда. – Простите, сударь, я спешу.

Он обогнул Менделя и быстро направился прочь. Бедно одетый еврей несколько мгновений смотрел ему в спину с выражением ненависти. Но потом снова медленно улыбнулся.