- Я думаю вот что, дорогая, - медленно сказал Алджернон. – Если действительно существует некая реальность, в которую переходят умершие, она вполне может соответствовать их прижизненным представлениям о ней.

Фрэн нахмурилась.

- То есть как?.. Мы сами выдумываем себе загробный мир?..

- Отчасти – возможно, - ответил Алджернон. – И так же возможно, что наша так называемая духовность определяет условия существования в этом мире. То есть Нечерхет сам осудил себя на то, на что жалуется в своих письмах.

- Элджи, это совершенно фантастично, - сказала Фрэн. – Невероятно.

Алджернон кивнул.

- Так же, как и все то, что мы с тобой уже наблюдали. Рука миссис Грегг, пишущая на незнакомом языке, пожалуй, даже менее удивительна, чем твои гортань и язык, производящие речь на незнакомом языке.

Фрэн сложила руки на груди.

- А это еще почему?

- Потому что органы речи должны быть подготовлены к общению на новом языке длительным упражнением*, - ответил муж. – Даже если предположить, что ты когда-то могла слышать и усвоить древнеегипетский язык… что крайне маловероятно… ты должна была еще и овладеть произношением.

- Надо же, не думала об этом, - протянула Фрэн, теребя свою косу.

- А между тем, это едва ли не самое удивительное, - сказал Алджернон.

Фрэн снова подобрала записки миссис Грегг и стала задумчиво разглядывать их.

- Элджи, может быть, нам попытаться поговорить с Нечерхетом? Это возможно, я полагаю?

Алджернон взволновался.

- Нет, ни в коем случае!

Фрэн изумилась.

- Ты ли это, Элджи?

- Фрэнни, я боюсь за нашего сына, - ответил он. – Это все в высшей степени удивительно, более, чем я мог себе вообразить… но это сказалось на тебе не лучшим образом. А Гэри ведь совсем малыш.

Фрэн подумала, что, вероятно, ограждать Гэри уже поздно.

- Ну хорошо, как скажешь, дорогой.

Последовавшие за возвращением Алджернона дни были наполнены хлопотами и расстройствами, одно больше другого. В скором времени археолог опять уехал в город, решать дела с музеем, издательством и своими коллегами; он хотел устроить презентацию своей новой книги, но потерпел в этом полную неудачу.

Алджернон почти сразу почувствовал, что “ветер переменился”: на него везде смотрели настороженно, едва ли не сторонились. “Коллинз и К@” держались с ним суше, чем раньше, едва в рамках вежливости; в Британском музее прием был еще хуже. Алджернон пытался встретиться с прежними единомышленниками – с теми коллегами, с кем у него были наиболее дружеские отношения; но ни в ком не встретил понимания.

От него едва ли не открыто пытались избавиться. Во всяком случае, слушать его никто не хотел…

“Какой я был идиот, что пустил дела на самотек и уехал!”

Но едва ли его присутствие что-нибудь изменило бы. Клеймо мистика, которым его наградил профессор Андерсон, горело у ученого на лбу - позорное клеймо; слухи о его взглядах, словно змеи, расползлись по всему музею.

В отчаянии Алджернон поймал в музее старого друга, Оливера Бишопа, своего весьма уважаемого коллегу – конечно, вдали от чужих глаз.

- Оливер, ты тоже думаешь, что я сошел с ума? – напрямик спросил его Алджернон.

Оливер Бишоп в замешательстве разгладил усы. Это был настоящий англосакс, с солидной наружностью и взглядами - позволявший себе быть осторожным агностиком в домашнем и дружеском кругу и остававшийся материалистом на публике.

- Нет, Алджернон, конечно, нет.

Алджернон сложил руки на груди.

- Тогда что ты обо мне думаешь?

Оливер посмотрел ему в глаза своими серьезными серыми глазами.

- Алджернон, я очень уважаю тебя и знаю, что не изменил бы своих взглядов без веской причины, - начал он и остановился. Ему предстояло ступить на почву, которой каждый уважающий себя ученый должен избегать. Но Алджернон ждал, напряженный и почти угрожающий, сложив руки на груди и сверля его взглядом.

- Ну так что же? – поторопил археолог своего друга. – Какие ты делаешь выводы?

Оливер глубоко вздохнул. Он отвел глаза.

- Даже умнейшие из нас порой ошибаются, Элджи. Никто от этого не застрахован…

Алджернон закрыл лицо руками. Он довольно долго стоял так, а Оливер Бишоп смотрел на него серьезно и сочувственно, как на человека, чья признанная способность суждения пошатнулась в результате какого-то потрясения.

- Другими словами, ты утверждаешь, что я обманываюсь непрерывно на протяжении вот уже семи лет, - проговорил шотландец наконец, посмотрев на старого товарища.

Семь лет назад Алджернон Бернс приступил к “психическим исследованиям”, и вот уже семь лет получал положительные результаты. Но даже одного феномена Фрэнсис Грегг хватило бы, чтобы поколебать взгляды материалиста.

- Ты тоже можешь ошибаться, как все люди, - повторил Оливер свои старые слова.

Алджернон с горечью кивнул.

- Твоя исходная позиция, Олли, основывается на том, что материалистические взгляды по определению безошибочны…

Оливер скорбно молчал. Алджернону вдруг стало его жалко. В самом деле, он поставил этого человека в очень затруднительное положение – предлагая примкнуть к своему фантастически мыслящему другу в ущерб всякому здравому смыслу. Поставить на кон свою заработанную годами научную репутацию. Не каждый способен на это, как Алджернон Бернс.

- Олли, хочешь навестить нас с женой? Посмотреть на нашего сына? – предложил археолог.

Оливер Бишоп жил в часе езды от Бернсов.

Алджернон подумал, что, возможно, Оливер найдет в себе смелость признать его правоту, если своими глазами увидит то, о чем говорит его друг.

Оливер улыбнулся, немного виновато и в то же время сочувственно.

- С радостью, Алджернон. Твоя жена очаровательная женщина. Наверное, она во всем поддерживает тебя?

Алджернон скрыл улыбку.

- Ты прав, Оливер. Что ж, приглашаю тебя к нам на обед послезавтра, в воскресенье. Думаю, миссис Бишоп не станет возражать.

- Что ты, конечно, нет! – пылко ответил Оливер. Он словно извинялся таким поведением за свое недоверие; хотя Алджернон не особенно и сердился, прекрасно понимая этого человека. – Я бы пришел к вам вместе с Минни, но ей не на кого оставить детей, - прибавил он.

- Неужели совсем не на кого? – спросил Алджернон. Он подумал, что было бы очень неплохо получить сразу двух свидетелей вместо одного.

- Может быть, поручить детей ее сестре? – сказал археолог. – Думаю, вы нечасто обременяете родных такими просьбами. Я ведь знаю, какая Минерва преданная мать.

Оливер Бишоп польщенно улыбнулся и пригладил усы.

- Хорошо, я постараюсь это устроить, Элджи. Большое спасибо за приглашение. Я приеду непременно…

Он взял обеими руками – крупными, теплыми и твердыми - руку Алджернона и сжал ее.

- Я тебя очень уважаю, Алджернон, и никогда не переставал уважать, поверь мне.

“Ты лжешь, - подумал археолог. – Сейчас ты говоришь не об уважении ко мне, а об уважении ко мне прежнему. Который очень заблуждался и только теперь это понял”.

Он устало улыбнулся.

- Я жду к обеду вас обоих, Оливер.

***

Фрэн не могла подготовить изысканную трапезу – и средств не было, и времени – но Бишопы ни на что подобное и не рассчитывали. Оливер Бишоп прекрасно понимал “затруднительное положение” друга, в которое он “сам поставил” себя своей опрометчивостью. Что ж, Оливер был прав.

Во всем, кроме главного.

Гости появились на пороге точно в два часа, как было условлено: чтобы друзья смогли провести вместе побольше времени и уехать засветло. Оливер был торжественно одет, в черный костюм – точно на похороны. Его миниатюрная жена тоже была одета тщательно, но как-то блекло.

Бишопы, как и Бернсы, никогда не были богаты.

- Здравствуйте, мистер Бишоп, миссис Бишоп, - приветливо сказала хозяйка дома. – Прошу вас, снимите обувь, у нас в доме маленький ребенок.

Миссис Бишоп пришла в некоторое замешательство, но Алджернон спас положение.