Алджернон как мог дотошно выяснил состояние здоровья жены. Хотя знал, что до родов оно может десять раз измениться. Но другого выхода у Бернсов не было.
- Сообщи матери, - настаивал Алджернон в самый последний миг, когда чемоданы были уже собраны и они сели рядом, чтобы проститься.
Фрэн не знала, почему он не сделал этого сам – видимо, решил, что для беременной общение с собственной матерью будет дополнительным потрясением; но почему тогда он переменил свое мнение теперь?
Фрэн же своего мнения не переменила.
- Я ничего ей не скажу, - заявила она. – Мама ясно и неоднократно давала мне понять, что такая дочь ей не нужна.
Молодая женщина усмехнулась.
- Побереги наши с сыном нервы, мистер Бернс.
- Ну как знаешь, - сказал муж. Оказывать большее давление на нее он, видимо, опасался, хотя упрямство Фрэн приводило его в отчаяние…
Алджернон потянулся к ней и поцеловал – они должны были сейчас распроститься окончательно, провожать себя он жене не позволял. Наверное, правильно делал. Но Фрэн с ужасом подумала о том, когда снова увидит его – и увидит ли вообще?
Она встала, позволила Алджернону напоследок заключить себя в объятия, потом села – вернее, просто опустилась обратно на диван, потому что кончились силы. Фрэн прижала руку ко рту, глядя помутившимся вдруг взглядом, как Алджернон посылает ей воздушный поцелуй, потом поднимает свои чемоданы и выходит за дверь. Она сморгнула, надеясь, что муж не видел ее слез. Нельзя. Ему и своих треволнений хватает выше головы…
Когда щелкнул замок, она закрыла лицо руками и еще несколько минут просидела так – не плача, а будто застыв. Потом встала и деревянной походкой направилась в ванную, где долго мыла лицо холодной водой. Здесь можно было притвориться, что она не плачет, что это только вода сбегает по щекам…
После этого Фрэн вернулась в свою комнату и села перед швейной машинкой, которая теперь не убиралась совсем – рядом с машинкой постоянно лежала свернутая работа владелицы. Фрэн уже успела нашить своему будущему нежеланному мальчишке целое “приданое”.
Через две недели пришло первое письмо от Алджернона – настолько подробное, насколько у него хватило фантазии; там было много слов любви, но маловато дела. О том, как идут раскопки, муж писал как-то уклончиво – и Фрэн догадалась, что дела идут неважно.
Конечно, без нее!..
Письмо расстроило ее и одновременно принесло какое-то удовлетворение. Будет знать, как делать своей супруге и помощнице детей не вовремя.
Еще через две недели пришло второе письмо – тоже малоутешительное; потом письма стали повторяться с такой же регулярностью, и постепенно все их содержание свелось к вопросам о здоровье Фрэн. Которая чувствовала себя от этих вопросов только хуже – возвращался бы он поскорее домой, раз уж видит, что не судьба!.. Но Алджернон был упрям и горд, и даже состояние жены не могло вернуть его домой, когда успех в деле его жизни изменил ему; и он оставался за океаном. Фрэн утешало то, что Алджернон пишет ей так часто, как только может. Теперь она видела, что он действительно любит ее, любит крепко – так, как только может мужчина любить женщину.
***
По договоренности с акушерами, с конца восьмого месяца при Фрэн должна была дежурить медицинская сестра – на беременность своей жены Алджернон не пожалел никаких денег, а поскольку в доме, как в большинстве домов Англии, не было телефона, в экстренной ситуации у нее не было никакой возможности получить помощь.
Конечно, Алджернон все еще надеялся, что жена образумится и уведомит мать о своем положении – но в этом вопросе ее обычная рассудительность отказала ей напрочь; и тогда археолог принял меры заранее, сам. Медицинская сестра приходила к Фрэн каждый день по утрам и контролировала ее состояние. Впрочем, никаких особенных изменений в этом состоянии молодая женщина не наблюдала – она просто все больше полнела, становилась все более сонной и тяжелой на подъем; аппетит, однако, не уменьшался, и сестра указала ей на это и велела не переедать, чтобы не набрать избыточный вес и не раскормить чрезмерно ребенка.
Фрэн чувствовала себя в эти месяцы почти совершенно обычной будущей матерью – ее “таланты” сновно уснули, как будто именно затем, чтобы ей было спокойнее. Кто ее так бережет?..
Хотя какая разница – стало полегче, и то хорошо. Врач, которого она регулярно посещала, одобрял ее состояние; сестра, состоявшая при ней, обучала свою подопечную технике дыхания и расслабления во время схваток, давала гигиенические советы и сердилась на то, что миссис Бернс слишком много беспокоится – и вовсе не о том, о чем следует…
Проблемы начались в начале девятого месяца, причем обрушились на Фрэн все одновременно, как у нее всегда и бывало.
Алджернон еще не вернулся – последнее письмо, почти ожесточенное, пришло от него два дня назад, и он наконец-то написал, что едет домой… и, проснувшись утром второго февраля, Фрэн долго лежала в постели. В последнее время она непростительно мало спала, а сегодня пробудилась в половине восьмого. Сестра должна была прийти в половине десятого, и можно было еще поспать, но Фрэн не могла - и когда она решила встать, почувствовала первую схватку.
Не очень больно, но страшно.
Фрэн громко и непристойно выругалась и легла обратно в постель, стараясь вспомнить техники, которым ее обучала сестра. Потом ей представилось, что было бы, если бы роды начались вечером, и она вся похолодела. Умница Алджернон, что позаботился о том, чтобы она была не одна – но если бы она немножко промахнулась со временем родов, никакая его предусмотрительность не помогла бы…
До прихода сестры оставался час – совсем немного; а в ее случае могло быть очень много…
Фрэн понятия не имела, правильно ли дышит и двигается, и только считала схватки. Не очень часто и вполне терпимо, но с каждой схваткой ей было все страшнее. А вдруг сестра не подоспеет?..
Раздался звонок в дверь, и Фрэн вдруг с ужасом поняла, что сейчас ей придется встать и открыть, иначе акушерка просто не войдет…
Что ж, надо так надо. Молодая женщина соскользнула с постели и со слабыми стонами, перемежающимися руганью, дотащилась до двери и открыла ее. Тут же громко застонала прямо в лицо изумленной сестре.
- Я рожаю! – сказала Фрэн.
Женщина ахнула, видимо, подумав о том же, о чем и пациентка – что добраться до клиники Фрэн уже не успеет, а связаться с ней не сможет.
Вернее, может, Фрэн и успела бы – если бы можно было здесь поймать такси; но в любимой Алджерноном Бернсом сельской местности не ходил никакой транспорт, кроме гужевого, и тот только частный. Да и кто пойдет искать извозчика? Роженицу опасно оставлять одну даже на минуту…
- Идите ложитесь в постель, - наконец приказала бледная и решительная сестра. – Я сама приму у вас роды, миссис Бернс. Все будет хорошо.
- Угу, - простонала Фрэн, порадовавшись, что этого не видит ее муж.
Да даже если и все будет плохо – уже ничего не сделать.
Справились они на удивление хорошо – вдвоем, вернее, втроем. Непрошеный сын Бернсов так рвался в этот мир, что не только родился на месяц прежде срока, а и вышел всего через четыре часа после начала родов.
Рожать оказалось совсем ненамного больнее, чем терпеть первые схватки – и Фрэн почти забыла о боли, когда ей в руки вложили ребенка; она усмехнулась тому, что у нее сын, как она уже давно знала.
- Гэри, - пробормотала она, вглядываясь в уродливое, как у всех новорожденных, личико с зажмуренными глазками; на головке вился редкий темный пушок. – Ну и кто ты такой, позволь спросить?..
- Усните, миссис Бернс, - посоветовала ей сестра. – Это необходимо. Я присмотрю за мальчиком.
Фрэн не слушала – она уже спала.
***
Спустя некоторое время сестра разбудила ее, чтобы приложить ребенка к груди. Он был тихий; Фрэн даже не помнила, чтобы он закричал, когда она его вытолкнула. Или, может, просто не помнила?..
