Через полгода этих убийственных тренировок мы физически развили свои тела до той степени, которая на курсах эстетики в начальной школе импровизированного цикла становления личности в любой колонии, что подчинена ассоциации Преадов, называется 'дикостью лишенца' или более цинично если, 'что взято от ума напоследок'. Движения уже не были такими скованными. Гравитационный пресс менялся, то есть, увеличивался на единицу атмосферы, только восемь раз за все это время. Правда, мышцы стали стальными... не совсем, на самом деле, приятная тенденция. Но это в обычном случае. Мы жили уже другой жизнью. Нас уже не существовало для тех, кого мы когда-то знали, считали близкими, друзьями. Нас было много и сразу мало. Но никто не сумел бы почувствовать в нашем общем кругу себя лишним или не нужным; или, может быть вообще, чужым. Ни сейчас. И никогда. Сколько бы вечность не отмерила нам для жизни...
В этих же невыносимых для организма условиях гравитационного настила мы учились обращаться с индивидуальным оружием. Обычные лазеры, поставленные на минимум мощности, способные в таком режиме только имитировать прожог на костюме. В общем-то, с оружием мы успели побегать еще в сумраке и вулканических отсветах в контракторе. Но идеальная имитация реальности невозможна, потому что где-то за тенью осознанности все равно понимаешь, что это не настоящее. Это прелюдия к чему-то более вязкому и липучему, непредсказуемому и бессрочному.
С астероида видна Афора. Я так ничего и не узнал об этой планете. Голубоватый шарик в сумраке бескрайней пустыни космоса. Стою на оплавленном выступе скалистой породы - когда-то астероид подплыл слишком близко к светилу - и сквозь выпуклое стекло шлема смотрю на эту саму безмятежность. Мир, спрятанный в самом себе. Наверное, там знают, что такое счастье. Эти мреоны...
Знают. Но не скажут.
Я опускаю голову, и осторожно спускаюсь со склона, стараясь не делать резких движений: одна нечаянная неловкость и можно потерять из под ног поверхность, расцепиться с ней, не смотря на гравитационный имитатор магнита на подошвах ботинок, и улететь в мировое пространство... навстречу спящему голубому миру. Конечно, это не существенно. Улечу... ну и что? Меня подберет на шлюпе, например... Умета. Чего я жду от жизни? Смысла? Терзаний? Покоя?
Зачем вселенная так молчалива и таинственна!
Почему она существует как почва из которой тянутся ростки разума и одновременно, как принцип их терзания и сведения с ума своей непостижимой тайной...
Где точка выхода природной гармонии, этой силы, что направляет поток творящего и время и пространство естества? Творящего эту самую гармонию. Где же твоя норка... мать вечности? Где ты спряталась?
Я чувствую себя ребенком, который очень давно потерял не подаренный еще конструктор. Он просыпается, ищет его. Плачет. Потому что отец обещал ко дню рождения. Но подарок исчез. Или его даже не было. Потом ребенок перестает плакать, внезапно поняв, что опередил во сне время, и день рождения будет только завтра. И тогда он счастливо смеется. И больше не думает об этом. И делает то, что и всегда - играет в свою маленькую жизнь.
В какую жизнь играю я, мы все, собравшиеся на этом астероиде, иные, населяющие бесчисленные миры? В самую настоящую? А может все вымысел?
Нет, я не спрашиваю себя зачем я живу. Настолько банальный и пространный вопрос никогда всерьез не придет мне в голову. Я просто хочу понять в какую жизнь я играю. Это все. Здесь больше ничего нет. Только этот простоватый и, наверное, наивный вопрос. И нет ответа.
Я осторожно спускаюсь со склона. Я поднимался на него больше получаса, аккуратно, размеренно, стараясь не расцепиться с гравитационной массой парящей в пустоте глыбы. Поднимался специально, чтобы посмотреть на Афору с призрачной высоты; в ней кроется смысл реальности.
ПРОСТРАНСТВО
Цепкая тьма... Наблюдаю уже почти сутки по внутреннему корабельному времени, как в самой глубине центрального сферического экрана медленно пульсирует...
Это никак не описать, это нужно увидеть. Прочувствовать. Сделать частью себя, может.
Трое суток назад 'Призрак' вошел в альтернативное пространство. Знакомая, родная можно сказать, группа галактик оставлена позади: мы парим на субсвете где-то в промежуточном провале меж центрами мощнейшей гравитации, в бутылочном горле вселенной. Звезд нет. Их и не может быть, потому что никакому видео сканеру не под силу засечь свет, который отклонен провалом пустоты. Еще немного и мы выберемся из этой несколько пощипывающей нервы тьмы. Дело скорее всего в том, что такое пространство совсем противоестественно для органов чувств; на экране же внешняя по курсу панорама отображается не фильтровано - потому, кстати, что фильтрация и смягчение, подгонка видео образа этой глубочайшей дали лишит астронавигатора возможности наблюдать естественные изменения пространственного визуального фона. Может быть давящее на психику ощущение имеет еще потому место, что именно здесь особенно остро и чисто воспринимается компенсированная самим вакуумом бесконечность...
Амен делает расчеты для перехода в семплекс-режим. Фактически, конструкция звездолета позволяет не просто входить в мега-полевую рефракцию через свертывание пространственной 'сигмы', то есть, квадратичного отклонения, когда корабль скользит не по кромке пространственной спирали, что означает обычный режим полета, а пронзает ее вдоль; в принципе же, корабль способен во многих случаях совершать мега скачек, по сути входить в самый центр этой спирали и буквально резко проваливаться за один секундо-цикл в... промежуточный канал бесконечности. Если такой мега скачек не будет просчитан и остановлен в определенной задуманной и вычисленной 'точке' не-пространства, то, по одной из наиболее научных теорий, такой 'космический пройдоха', как именуется это у большинства астронавигаторов, вынырнет в самом эпицентре пульсара. По другой, не совсем обнадеживающей и тоже вполне научной теории, любая черная дыра - это вход или провал в абсолютный вакуум. Приятного, в общем мало. Поэтому Амен никому не доверяет просчет скачка и парится, мысленно споря с бортовым компьютером, иногда откидываясь на спинку своего пилотского кресла, закрывая устало глаза на минуту-две. Сколько еще продлится расчет неизвестно. Но нам нужно выйти в трехмерное пространство, чтобы увидеть, наконец, оживленную бесчисленными скоплениями звезд и галактик, вселенную. С той уже точки мы сможем видеть вполне определенно куда нам следовать далее. Я не мешаю Амену своим присутствием. Просто сижу и смотрю в эту сосущую тьму, в которой нет мерной пространственной структуры - здесь она искривлена или разрушена. Машина, несущая нас со субсветовой скоростью в своем чреве защищена полями гравитационного и структурного баланса пространственной систематики. Но на самом деле, несмотря на то, что редуктор укачки гравитационного разбега показывает данные о такой скорости - мы никуда не движемся в этом альтернативном пространстве... мы вращаемся вокруг оси самой вечности.
Если сбросить скорость до практического нуля, мы потеряем баланс пространственной систематики. Поэтому мы летим в никуда. Странно...
Неожиданно, думая о том, чем занят Амен, я пересекся в своих мыслях с чем-то метафизическим, сугубо аморфным; параллели балансовой кривизны физического вакуума... это может оказаться существенным довеском к концепции об экто-симметрии. Амен, пилотирующий корабль в данное время, ни с кем не советуясь вывел аппарат именно в такой космический провал. Для чего? Сейчас у меня возникает подозрение, что именно ради меня. Я внутренне проникаюсь осознанием глубины и тонкости его интеллекта. Мы могли выйти на новый периметр за пределы нашей группы галактик по прямому вектору, скакнув через мега-поле в живое пространство следующей, не относящейся уже к этой группе галактики, свет от которой просто ущемлен, слегка совсем искривлен; пространство между любыми двумя спиральными вселенными только сильно сужено на самой середине разлета - а потому, то, что ощущается во внешней среде, эта могильная тьма... возможно воспринять только по искривленному третичному вектору, из центра которого направлены три или более прямых, упирающихся в не разряженный вакуум галактических гравитационных масс. Мы висели сейчас в такой точке, центре третичного вектора, устойчиво удерживая субсветовой противовес жующему нас совершенно пустому, провальному в конкретную бесконечность пространству.
