И сейчас его разрывали на части здравый смысл, которому он привык доверять и на который полагался всю свою жизнь, никого не подпуская к себе ближе дозволенного, и сердце, которое упивалось новым внезапно возникшим чувством. Оно затмевало разум, мешая рассуждать здраво, отвлекая от того, над чем он должен был думать, ради чего пришел в этот мир.
История повторяется. Похоже, что ошибки ничему его не учат. Он уже поддался сладкому чувству привязанности, ни к чему хорошему это не привело. Он едва не погиб. Однако опять умудрился угодить в ту же ловушку. Ловушку под названием «чувства». Только на этот раз это могло быть ещё хуже. Говорят, нет ничего больнее разбитого сердца. Проверять верность этого высказывания на себе совсем не хотелось.
Проклятье! Умудриться так вляпаться… И в самый неподходящий момент. Надо быть редкостным неудачником. Когда он успел стать глупцом, одна за одной совершающим одни и те же ошибки?
Нет! Он не даст так просто сломать свою волю! Он слишком силен для этого. Что бы он не чувствовал, его эмоции никогда не возьмут верх над разумом, это слишком большая роскошь для него. Как и друзья. Как и любовь.
А ведь он всего лишь человек из плоти и крови. Все рано или поздно должны влюбиться. Это нормально. Это происходит с каждым. И нет ничего удивительного в том, что наконец произошло и с ним. Вот только он-то этому совершенно не рад. Он мыслитель. Его жизнь – это сплошные головоломки, это необходимость постоянно продумывать каждый свой шаг, это необходимость иметь трезво мыслящую голову на плечах. И сейчас это нужно ему как никогда. Если он хочет остаться в живых в этой игре, в этом противостоянии со своим другом-врагом. Ему и так тяжело. Лайт. Он не может относиться равнодушно к нему. При одной мысли о том, чем рано или поздно может закончиться их схватка, ему становится так больно, что невозможно терпеть. Тяжело было и раньше, но теперь уже никому из них не нужно притворяться. Он в открытую его враг. И это больно.
Так зачем ему подпиливать еще одну колону, на которой держится его душевное равновесие. Он и так с трудом остается спокойным. Сейчас ни в коем случае нельзя допустить, чтобы сломался его внутренний стержень. Он и так думает о ней гораздо чаще и дольше, чем следует. Гораздо больше. Это недопустимо. Но порой он просто не мог справиться со своими чувствами. Не смотря ни на что, его тянуло к ней, так сильно, что порой он не мог противиться. Это глупо, это опасно, это нерационально, но он всего лишь человек. Он сознательно пошел к ней в подгруппу, хотя было бы разумнее пойти к Марине. Осознанно сел к ней за парту, хотя прекрасно заметил, как негативно она отреагировала на этот поступок. Весь её вид тогда говорил о том, что она не имеет ни малейшего желания находиться рядом с ним. Она обижалась на него за то, что он не помог ей с тараканом. Такая глупая ситуация. Откуда же ей было знать, что он почувствовал в тот момент, когда она внезапно обняла его. Его внутренняя реакция на близость девушки была слишком сильной, он растерялся, впервые чувствуя, как сердце падает в пропасть. Это было слишком для него. Но он не смог отстраниться. И не хотел. Он не любил чужие прикосновения, когда кто-то случайно или намеренно касался его, первым желанием всегда было отстраниться, отодвинуться. Избежать вторжения на свою территорию. Но, похоже, ей он готов был позволить обнимать себя сколько угодно. Вот только ей-то это было не нужно. Все дело было в маленькой букашке, которую она до ужаса испугалась. А когда инцидент был исчерпан, она отшатнулась от него так, словно он был прокаженным. Конечно, все дело, наверное, в обиде, но все равно неприятно. Очень неприятно. Как и тогда, когда она всем своим видом намекала, чтобы он ушел куда-нибудь подальше и даже не думал подсаживаться к ней. Но он сделал вид, что не понял намека. Однако, она уже через минуту отплатила ему сполна, дав понюхать баночку с формалином. Как же по-детски она себя порой ведет. Это забавно. Но будь на её месте кто-нибудь другой, он бы не стерпел подобного, но на неё он не мог долго злиться. Даже если она подсовывала ему майку с глупой надписью с очевидной целью поддеть его и намекнуть на то, что он, по её мнению, недостаточно хорош собой. Он поначалу разозлился тогда, хмуро думая о том, что её мнение на этот счет его мало волнует, как и чье-либо другое мнение. Но решил подыграть. Он терпел даже тогда, когда она предлагала ему сделать татуировку или ирокез. И тогда, когда она смогла подколоть его тем, что собирается уйти и не помогать ему с его делом. Да, он всерьез говорил о том, что никто из них не обязан оказывать ему помощь, но к её отказу был не готов. Но жутко разозлило его то, что ей удалось его разыграть. Как последнего идиота.
Рядом с ней он терял способность нормально думать. Это было слишком. Она обладала какой-то властью над ним, и это вызывало протест. Вся его гордость бунтовала против этого. Он не хотел. Не хотел её любить. Это слишком неожиданно. Он был не готов.
Слишком много эмоций.
Не для его холодного расчетливого ума.
Любить.
Любить – это быть уязвимым. Зависеть от того, кого ты любишь.
Поначалу он не боялся, думая, что, возможно, преувеличил, и дело лишь в обычном влечении к симпатичному представителю противоположного пола. И всё пройдет со временем. Нужно лишь взять себя в руки.
Но сейчас, стоя у входа в подъезд и до боли кусая губы, он думал о том, что прекрасно осознает, что на самом деле испытывает к ней. Можно сколько угодно врать самому себе, от этого ничего не изменится. Нет смысла в том, чтобы вводить самого себя в заблуждение.
Он любит её. Он действительно, по-настоящему любит её. Он смог в полной мере осознать это лишь когда понял, что её сердце занято другим. Белов выводил его из себя, но он был ей всего лишь другом. L чувствовал, что между ними все-таки ничего нет, хоть и злился по началу. Злился за то, что она многое тому позволяет. На то, что так просто согласилась себя поцеловать ради какого-то идиотского куска торта. Злился и пытался себя успокоить и убедить, что ему нет до этого никакого дела. Когда же внезапно объявился тот, кто на полном основании заявил о себе, как о её парне, вот тут Эл испытал настоящую растерянность, поняв, что все его претензии к Белову были лишь началом бури внутри него. Почему-то он был уверен, что у неё никого нет, что она никого не любит. Ему было проще думать именно так, пусть это было и отчасти самовнушение. Она ведь очень красивая, не может не быть, чтобы у такой девушки никого не было. Однако, обычно, если у девушки кто-то есть, это известно. Они охотно об этом говорят и ставят в известность о наличии у них возлюбленного чуть ли не каждого. Миса постоянно твердила об этом всем и каждому. Однажды, когда они готовили план по внедрению Амане в окружение Ётсубы, и она в очередной раз говорила Ягами о своей преданности и бесконечной любви, Рюузаки поймал себя на мысли, что немного завидует Лайту. Его так никто никогда не любил.
Катя не упоминала своего парня ни разу. Но это и неудивительно. Она не совсем обычная, это он давно понял. И его ждал очень неприятный сюрприз. И снова он оказался не готов.
Если у него и были какие-то сомнения насчет чувств, что он питал к ней, то эти самые сомнения исчезли моментально. С трудом заставив себя воспринимать действительность, он кое-как смог найти в себе силы пожать протянутую руку парня. А его воспаленное сознание внезапно пронзила одна-единственная мысль, что перед ним стоит его соперник. Человек, которого она, возможно, любит.
«А я люблю её…» Стало вдруг невыносимо больно, но выдержка его не подвела. На лице не дрогнул ни один мускул. Сердце сжалось от отчаяния. Он попался.
И что ему теперь делать? Как он будет смотреть ей в глаза, как сможет оставаться спокойным, будучи вынужденным видеть её постоянно, без возможности хоть немного передохнуть. О том, чтобы сказать, что он к ней чувствует, не могло идти и речи. Не сейчас. Он не может просто так взять и вывернуть перед ней душу наизнанку, на что он может рассчитывать? Что она чувствует по отношению к нему, об этом ему даже думать не хотелось. Он еще не настолько идиот, чтобы кидаться головой в пекло. Он привык к одиночеству, он просто и в мыслях уже не мог представить себе, что когда-либо подпустит к себе кого-нибудь настолько, чтобы полюбить. Этого не могло быть. Он давно понял, что обречен на одиночество. И даже, наверное, смирился с этим. Ему было комфортно наедине с собой. И ему совсем не нужно было, чтобы в его душу вносили смятение. Только не сейчас, когда он уже один раз обжегся.
