Ничего, так просто поддаваться он не собирается. Вопреки всем заверениям, что с самим собой и со своей любовью бороться бесполезно, он попробует это пресечь. Ему это совсем ни к чему. Тем более теперь. Нет, он не позволит себе сделаться слабым. Никто больше не будет его слабостью. Вся его гордость бунтовала против этого. Он сделает все возможное, чтобы убить эти чувства, пока ещё не поздно, пока он не увяз в этом. Надо лишь успокоиться и взять себя в руки. Пройдет со временем.

К тому же… Они в любом случае расстанутся через месяца два. Так что, любовь… не имеет никакого смысла.

L устало провел рукой по лицу и, откинув голову назад, оперся затылком о стену, прикрыв глаза.

- Парень, ты не стой тут раздетый – заболеешь.

Эл резко открыл глаза и повернулся к женщине, которая как раз быстро подходила к подъезду, чтобы не успеть сильно промокнуть под дождем.

- Куртку хоть бы надел, а? – улыбаясь, проговорила она, перекладывая огромный пакет в одну руку с сумкой, другой доставая ключи. – Уже довольно прохладно.

Эл ответил ей рассеянным взглядом. Только сейчас он заметил, что слегка дрожит от холода. Или не от холода. Наверное, стоило перед выходом одеть куртку.

Кодовая дверь почти закрылась вслед за вошедшей в подъезд женщиной, когда Эл внезапно подставив ногу, не дал ей захлопнуться. Помедлив ещё минуту, он вошел в подъезд. Поднимался он по лестнице очень медленно, по дороге рассмотрев двери почти всех квартир, и почти все надписи на стенах подъезда. Наконец добравшись до нужной квартиры, L постоял под дверями ещё несколько секунд, гипнотизируя их взглядом и пытаясь окончательно привести в порядок скачущие в голове мысли. Итак, сейчас он спокойно зайдет в квартиру, не будет обращать на неё никакого внимания. Он всегда прекрасно владел собой, справится и сейчас. Не впервой. Пусть на этот раз будет и гораздо сложнее. Намного.

* *

Маман вернулась домой как всегда внезапно. Жизнерадостно поздоровалась с дочуркой, занесла пакет с продуктами на кухню, взяла на руки свою любимую кошку и незамедлительно была оповещена о новом жителе в их квартире. Скажем так, сильной радости данная новость у неё не вызвала. Бедная Ася едва не была уронена на пол, а у Кати ещё как минимум два раза переспросили, не была ли это веселая шутка по поводу радости из-за маминого приезда. Надежды были развеяны самым жестоким образом. И маман уже было собиралась начать выдвигать претензии и злиться, как и подобает любому уважающему себя родителю, когда ей без обиняков заявили, что, дескать, не только она одна имеет права заводить всяких тупых кошек, а её дочери тоже, между прочим, скучно без питомца. Шутка очевидно понята не была, потому что теперь ей принялись втирать, что-то типа “Как можно так говорить о человеке?!” и тому подобное. Катя прослушала почти всю пламенную речь, занимаясь увлекательным занятием по подбрасыванию и ловле стыренного из маминого пакета яблока.

- Это друг Дениса, мам, – невинно вставила Катя капельку вранья, когда ей наконец надоела эта пустая болтовня. Вот уж кому, а Денису мама не смогла бы отказать. – Он очень, – она подчеркнула последнее слово, – просил его приютить.

Эффект был незамедлителен. Маман задумалась. Задумчивость её длилась около половины минуты, в течение которых она так усердно гладила Асю, словно надеясь загладить её до лысины.

- Ну... тогда познакомь нас что ли... Позови его, а то он там что-то мерзнет возле подъезда...

- Надо будет – сам придет, – отмахнулась Катя. – Что ему, два года?

- Кать, – мама погрозила ей пальцем, – раз уж он наш гость, надо быть к нему подобрее.

Опять... Как мне дороги твои нотации, мам. Подобрее. А всего минуты две назад выставить его собиралась.

- Непременно буду, – клятвенно пообещала ей Катя, прижимая руки к груди.

- Тогда позови!

Поняв, что от неё не отвяжутся, если она не притащит сюда детективью морду, Катя с тяжким вздохом, полным раздражения, оторвалась от стенки, которую подпирала в течение разговора и быстрым шагом, направилась ко входной двери. Резко распахнув её, она уже собиралась было выйти на лестничную клетку, но вместо этого со всей скорости впечаталась прямо в застывшего на пороге с поднятой к звонку рукой детектива. Тот от неожиданности не успел вовремя среагировать и выставить вперед руки, поэтому Катя, к великому своему неудовольствию, поимела прекрасную возможность несколько бесценных секунд пребывать в “объятиях” парня, которого она к тому же едва не сбила с ног, уронив при этом своё яблоко. Но уже через мгновения L быстро отстранился от неё, сохраняя положенную дистанцию, а Катя с тоской проводила взглядом выпавшее из её рук яблочко. А ведь она собиралась его скушать! И выбрала самое-самое красивое из всех, что были в маминой сумке! Другого такого нет! Бедное, бедное яблочко! Прости меня, это все Эл – чтоб его! – виноват! Вечно некстати подворачивается! Я бы подняла тебя и помыла, но только не с пола, на который исправно писаются все местные коты нашего подъезда... Прости и прощай...

- Я, пожалуй, испеку пирог. Ты любишь пироги, Влад? – спросила маман, после того, как ей представили Эла.

- Очень люблю, – едва заметно улыбаясь, ответил детектив. Катя фыркнула. Да уж, кто бы сомневался.

Услышав его ответ, мама просто воссияла от радости. Она обожала печь пироги. Вот только печь она не умела вообще. Если они у неё не подгорали, то сгорали. Если были не пересолены, то пересоложены. Ну, или недопечены. Тоже как вариант. Катя никак не могла забыть, как однажды, когда ей было десять лет, после одного из таких пирогов целый день изливала свою душу (и не только душу) несчастному, ни в чем не повинному унитазу. После этого пробовать мамины пироги она не решалась из чувства самосохранения. Но ни она, ни её отчим из вежливости и сострадания так и не признались, что великие кулинарные шедевры оседают не у них в пищеварительном тракте, а на асфальте под окном или на дне унитаза. Но разве важны такие мелочи, когда мама с таким сияющим лицом и счастливой улыбкой подает на стол очередной пирог (который она, очевидно, сама никогда не пробует, альтруистично отдавая все самым близким людям)? Разве можно просто взять и разбить ей сердце, сказав, что её старания – это попытка вызвать у них пищевое отравление с последующим перспективой путешествия в компании веселых врачей “Скорой помощи” и воплями “Помогите! Я умираю-ю!”? НЕТ, никогда! Пусть лучше L отравится, чем Катя признается маме в этом.

- А где ты будешь спать? – скорее у самой себя спросила маман и со словами “На, держи, а я на кухню” всучила Кате разомлевшую в маминых руках Асю.

- Он спит в моей комнате, – ответила Катя, бесцеремонно загребая сопротивляющуюся кошку себе под мышку.

- А... – только и сказала маман. Потом внезапно прищурившись погрозила пальцем детективу. – Ты только смотри не приставай!

Катя так и застыла на месте от этой фразы, таращась на маман. Хоспади-и! Мама, ты не могла промолчать? Кате вдруг стало жутко неудобно. Она покосилась на брюнета, но тот никак не отреагировал на грозные слова.

- Мама! Никто не к кому не собирается приставать! – выдавила она из себя.

- Да каждая особь мужского пола...

- Мама... – перебила её Катя, закатывая глаза.

- Мяааууу... – подхватила Ася, которой уже, видимо, надоело виснуть под мышкой. Её дружно проигнорировали.

- У неё, между прочим, парень есть, вот так! – грозно возвестила маман. Кате захотелось сползти вниз по стеночке или спрятаться в шкафчике для обуви. И не важно, что он маленький и итак доверху набит. Вместимся!

Нашла блин время для показа своей вселенской материнской заботы! И перед кем! Перед Элом! Да ему до неё дела нет, а маман грозится, чтоб не приставал. Еще и парнем тыкает. Кате не хотелось знать, о чем сейчас думает L. Детектив же стоял с таким невинным видом, опять придав своему лицу это детское наивное выражение, что подозревать его в чем-либо, особенно в каких-то пошлых мыслишках по отношению к милой маленькой дочурке, казалось просто немыслимо. Умеет гад, когда нужно, прикинуться душкой.