Но всё равно, впервые, просыпаясь в одной постели с Ниной, в этом доме Йен чувствовал себя ненужным и совершенно чужим.

Нина спала, отстранившись от него, укрывшись лёгким белоснежным одеялом. Её дыхание было спокойным и размеренным, и она, кажется, впервые за долгое время спала, не просыпаясь ночью от кошмаров, мучивших её вот уже несколько месяцев.

Они всё ещё делили постель, но между ними лежали льды и снега, кажется, гораздо большие, чем те, что сковали и замели город этой зимой. И от этого становилось ещё больнее, ещё страшнее: вот она, казалось бы, такая близкая и родная, до сих пор рядом… Но он уже не имеет никакого права называть её своей.

Йен почувствовал, как по коже пробежали мурашки: в спальне было холодно. В воздухе смешались ароматы его туалетной воды и сладковатых духов Нины. Сомерхолдер не нашёл в себе силы уйти: он хотел дождаться момента, когда проснётся Нина, и поговорить с ней обо всём. Хотя что они могли друг другу сказать, он по-прежнему не понимал.

Поднявшись с постели, Йен отыскал свою брюки и подошёл к балкону. Его взгляду открылся объятый снегом сад, чем-то напоминавший Ледяную страну из знаменитой сказки Андерсена*. Его белизна была какой-то болезненной, режущей глаз, но почему-то — гармонирующей с безжизненным серым небом. Невдалеке виднелось озеро, подёрнутое коркой льда. Йен не отводил взгляд от этого безрадостного пейзажа и чувствовал себя каким-то заложником в этом месте, где, кажется, остановилась жизнь. У природы она продолжится: пройдёт каких-то два месяца, снег растает, в небе появятся лучи ещё не тёплого, но такого долгожданного весеннего солнца, где-то зазвенит капель, — и весь мир оживёт. А он? Когда ему снова захочется улыбнуться? Не для очередной фотографии репортёров, не для друзей, чтобы убедить их в том, что всё в порядке, не назло кому-то, а просто оттого, на душе так легко и спокойно, что этим чувством он захочет поделиться с миром. Ответа не было.

Оглядывая засыпанные снегом окрестности, Сомерхолдер вспоминал прошлую зиму. Для них с Ниной это время было сродни какому-то чуду: планирование свадьбы, постройка собственного дома, новые проекты, Рождество, проведённое в кругу семьи, а Новый год — в компании старых друзей, новость, перевернувшая их мир с ног на голову, — их мечты осуществлялись одна за другой, словно бы по взмаху руки доброго волшебника. Сколько надежд у них было на этот год… И все они оказались разрушены в один миг. Это стало их концом? Они дошли до точки невозврата? Тогда что происходило между ними сейчас?

Йен ушёл в ванную, чтобы умыться и привести себя в порядок. Ледяной водой хотелось навсегда смыть с себя всё то, что он чувствовал на протяжении этих месяцев.

Вернувшись в спальню, он увидел, что Нина уже не спала: она сидела на краю кровати и перевязывала кушаком лёгкий короткий шёлковый халат.

— Доброе утро, — тихо проговорил Сомерхолдер, обойдя кровать и подойдя к ней.

Даже сейчас, заспанная, с растрёпанными волосами и без макияжа, немного бледная, она казалась ему самой красивой девушкой. Каждое её движение заставляло его сердце замирать, и, кажется, он готов был наблюдать за ней вечно.

В этой любви он был безнадёжен.

Нина в упор смотрела на него и несколько секунд просто молчала. По её взгляду было заметно: она не рада его видеть, но удивления в нём не было: несмотря на то, что Нина этой ночью была пьяна, она тоже помнила о том, что произошло между ними с Йеном.

— Доброе, — наконец произнесла она.

— Что, я не тот человек, которого ты хотела бы увидеть рядом с собой в это утро? — горькая улыбка скользнула по губам Сомерхолдера.

Добрев сама не знала, что с ней происходит. В эту ночь она, кажется, впервые дала волю своим желаниям и отбросила в сторону все принципы, а также — предпочла не думать о том, что они с Йеном будут чувствовать потом.

Йен скрестил руки на груди, внимательно посмотрев Нине в глаза. Для неё сейчас не было ничего труднее и страшнее, чем смотреть в его ледяные голубые глаза, которые поднимали в её душе настоящую бурю, не давая отпустить прошлое.

— «Прошлая ночь была ошибкой, и нам лучше всё забыть». Так? — вопрос Йена звучал с усмешкой.

— Нет, — мотнула головой Нина, преодолев внутренний барьер. — Я не скажу, что эта ночь была ошибкой.

Во взгляде Сомерхолдера читалось удивление. Возможно, Добрев сейчас давала ему ложную надежду… Хотя Йен, кажется, уже не ждал от жизни благосклонности и постепенно разучивался верить в хорошее.

— Тогда что между нами сегодня было? — наконец пробормотал он после некоторого молчания.

Болгарка тряхнула головой.

— Что было? Кажется, это называется секс, — на удивление спокойно, но не без доли иронии ответила она.

Ответы Нины всё больше приводили Сомерхолдера в замешательство. Для неё было забавно наблюдать за его реакцией, и она понимала, что, чем дальше она заходит, тем больнее может ему сделать. Возможно, сейчас от невероятной обиды и ядовитой ревности, всё ещё сжигавших её душу, в ней зародилось какое-то желание отомстить.

— Да я понимаю, что не танцы с бубнами, — с раздражением сказал он. — Ты же прекрасно знаешь, что я не это имел в виду.

— Сомер, а как это ещё описать? — со смешком воскликнула девушка. — Хорошо, скажу подробнее. Между нами был обалденный секс. Так понятнее? Мне понравилось, — кокетливо улыбнулась она.

В её глазах Йен увидел что-то сродни азарту. Ждать от него ответа, несмотря на замешательство, долго не пришлось: язвить Сомерхолдер умел.

— Нина, я тебя знаю не первый год. Посмотри на мою спину, — большим пальцем правой руки он указал за плечо, — на твоём языке это означает нечто большее, чем просто «понравилось», — брюнет ухмыльнулся.

Теперь они были квиты: кажется, Нина на мгновение смутилась, опустив взгляд, но быстро справилась с этим.

— Что всё это значит? — уже серьёзно спросил Йен.

Добрев мотнула головой и поджала губы.

— Ничего.

Голос болгарки звучал ровно, и на первый взгляд казалось, что её слова отражают действительность. И лишь по тому, как она отвела взгляд, произнося их, Сомерхолдер понял, что всё было наоборот.

— Ничего… — негромко повторил он, глядя куда-то вдаль, будто бы сквозь девушку. — Тогда…зачем?.. — с недоумением спросил Йен.

— Кажется, я уже говорила об этом. Я… Мы оба этого захотели, и мы это получили. Что в этой формулировке не устраивает тебя?

Услышав последнюю фразу, Сомерхолдер мгновенно перевёл полный изумления и недоверия взгляд на Нину.

— Да меня всё в ней не устраивает! — вскрикнул он, наклонившись к Нине. — А знаешь, почему? — с вызовом спросил у неё Йен, снова отпрянув. — Потому, что я хотел не этого. Я с удовольствием променял бы эту ночь на какую-нибудь поездку на озеро с тобой, на вечер у камина, когда мы рассказывали друг другу о том, что с нами произошло за день, и делились планами… Да на что угодно, что дало бы мне хотя бы крохотный шанс понять, что ещё можно всё вернуть. Что мы друг другу не чужие.

Йен потёр руками глаза.

— Ты упорно пытаешься доказать себе противоположное. Все эти три месяца… Ненависть в твоих глазах, попытки игнорировать, это сумасшествие, когда приехал Остин…

Напрасно Нина думала, что его слова уже не тронут её. Голос Йена звучал настолько отчаянно, был полон такой боли и растерянности, что в этот момент она почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Но ещё пара мгновений — и между ними снова стена.

— Йен, объясни мне, пожалуйста, одну вещь. Почему я вообще должна думать о том, что ты чувствуешь, когда видишь меня или Остина?

Кажется, в этот вопрос Нина вложила всю свою злобу и отвращение, которые испытывала на протяжении этих нескольких месяцев, и сделала всё, чтобы скрыть дрожь в голосе.

Йен поднял на неё глаза и не верил своим ушам. Он всегда боялся услышать подобное от этой девушки.

— Да потому, что ты чувствуешь то же самое! — он сорвался на крик, подскочив на ноги.

Йен сделал несколько шагов назад и устало провёл руками по лицу.