Сомерхолдер слушал Майкла и понимал, что в чём-то он, конечно, прав, и его слова, хоть и произнесённые не совсем в трезвом состоянии, вселяли в него надежду.
Лишь к трём часам ночи ребята начали постепенно разъезжаться по домам. Пол, уходя, снова бросил взгляд на барную стойку: Сомерхолдер всё ещё сидел за ней. Маларки куда-то ушёл, но, по всей видимости, ненадолго, так как уезжать он ещё не собирался: куртка оставалась в баре. Уэсли постоял ещё немного, но к Йену всё-таки подошёл: какими бы между ними ни были отношения, за своего лучшего друга, ставшего ему братом, он волновался всегда.
— Может, домой поедешь? Я такси вызвал, тебя подбросить?
— Нет, спасибо, Пол, — отозвался Йен, посмотрев на него.
Во взгляде, несмотря на отказ, читалась искренняя благодарность.
— Я здесь, пожалуй, ещё посижу.
— Не напивайся только, — попросил Василевски.
— Я трезвый, бро.
Поляк и сам понял это, услышав голос друга. Сомерхолдер действительно не был пьян: разве что немного захмелел от пары стопок коньяка, но это было не катастрофично. Он едва заметно кивнул и, попрощавшись, вышел на улицу, где вместе с Заком, Мэттом и Кэт и ждал такси, а вскоре уехал домой.
Вскоре домой засобиралась и Нина. Увидев это, Йен вспомнил слова Майкла. Его словно бы подняла с места какая-то неведомая сила, и то ли за счёт того, что он просто устал и поэтому уже не боялся рисковать, то ли потому, что слегка опьянел, он решил попробовать поговорить с Ниной еще раз. Чего ему стоит ждать от этого разговора, он не знал и сам, но в этот момент его, как никогда раньше, тянуло к ней, и он ничего не мог с собой поделать.
Добрев стояла неподалёку от входа в клуб, где уже смолкли звуки музыки, в пальто и, судя по всему, писала кому-то сообщение.
— Нина, — хрипло проговорил Сомерхолдер, подойдя к ней.
Она подняла на него немного пьяный взгляд.
— Что-то случилось?
Йен стоял перед ней, как нашкодивший первоклассник, разве что смотрел не в пол, а прямо в глаза, хотя это ничего и не меняло.
— Нин, я так больше не могу, — прошептал он. — Мне нужно с тобой поговорить.
— Поговорить? — подняв бровь, переспросила болгарка, и он обессиленно кивнул.
«О чём ты будешь говорить с ней?» — спрашивало сознание, но перекричать сердце, которое так тянулось к этой девушке, оно не могло.
Нина помолчала около десяти секунд, а потом, отложив вдруг смартфон в карман, сказала:
— Тогда поехали.
— Куда? — не без доли удивления спросил Сомер.
— Домой…ко мне, — осеклась Добрев.
Йен стоял, не шелохнувшись, то ли не веря, что она согласилась, то ли не понимая, зачем нужно ехать к ней.
В этот момент на мобильник ей пришла смс-ка. Бегло прочитав текст, она вновь обратилась к Йену.
— Ну так что, ты едешь? — её голос вырвал его из полуминутного забытья. — Такси уже ждёт на улице.
Йен встрепенулся и, молча кивнув, последовал за Ниной. Как они доехали, он и сам не помнил. Только чувствовал, как холодели руки, но не оттого, что на улице стоял январь, а от сильного волнения.
Нина прошла в глубь особняка, включив приглушённый свет и сняв пальто и обувь, оставшись в одном платье. В каждом её движении читалась такая лёгкость, что Йен не мог отвести от неё взгляд.
У себя дома Нина впервые за вечер могла спокойно посмотреть на Сомерхолдера. Взъерошенные волосы, гладко выбритые щёки, кажется, даже румянец на них, чёрная рубашка с брюками такого же цвета, — он был очень похож на Деймона из первого сезона. Именно так выглядел Йен, когда они познакомились.
А самое главное — глаза, пронзительные сапфировые глаза, которые прожигали её душу насквозь и которые можно было легко разглядеть даже в тусклом свете. Даже если Нина стояла к Йену спиной, она чувствовала, что он на неё смотрит.
«Какого же чёрта ты настолько привлекателен… Ненавижу тебя за это».
— О чём ты хотел поговорить? — удивительно сохраняя спокойствие, даже с некоторым вызовом спросила Добрев.
Йен внимательно посмотрел ей в глаза: взгляд был затуманен алкоголем, и у него в голове пронеслась мысль, что, возможно, сейчас не самое лучшее время для разговоров. Но, с другой стороны, она сама предложила ему поехать к ней домой. Может быть, он на верном пути?
— О том…что между нами происходит, — сглотнув, произнёс Сомерхолдер. — Так невозможно, Нина. Это безумие.
— Ты что-то похожее сказал мне в баре.
— Я знаю, — ответил Йен, потерев руками глаза. — Просто… Чёрт, съёмки заканчиваются через месяц. Всего какой-то месяц, и ты наверняка уедешь… И всё, мы чужие. Мы уже три месяца как чужие, но… Господи, Нина, я не могу этого допустить.
Сомерхолдер глубоко вздохнул и провёл ладонями по лицу.
Нина смотрела его, но смысл его слов доходил до неё отдалённо. Она думала совершенно о другом. Она хотела его. Сейчас. И плевать, что будет потом.
«Что же творит этот чёртов виски…» — бормотала про себя Добрев.
— Чёрт, честно, я сам не знаю, кто меня дёрнул за язык, когда я в баре сказал тебе, что нам нужно поговорить. Я, правда, не знаю, как найти такие слова, которые…могли бы мне помочь…всё вернуть.
Йен делал большие паузы между фразами, и было видно, что подбирать слова ему действительно нелегко.
В этот момент Нина подошла к нему так близко, что теперь их лица оказались на совсем небольшом расстоянии.
— Говорить у тебя и правда получается хреново, — с лёгкой усмешкой сказала она. — Тогда, может быть, попробовать на немного другом языке?
С этими словами Нина притянула Сомерхолдера за рубашку к себе и впилась ему в губы так сильно, что на мгновение у него перехватило дыхание. Он машинально положил ладонь ей на поясницу. Её рука невесомо скользнула по торсу, отчего Йен почувствовал, как по коже побежали мурашки, а мышцы напряглись, и девушка ловко расстегнула две верхние пуговицы.
Добрев на мгновение отстранилась. Взгляд Йена был изумлённым, но в нём ясно читалось: он хочет того же, что и она.
— Нина… — только и смог выдохнуть он.
Расправляться с пуговицами девушке больше не хотелось, поэтому она резким движением разорвала рубашку, которая тут же неприятно затрещала. Что-то лёгкое ударилось об паркет — кажется, несколько пуговиц.
— Заткнись, — рыкнула она, покрывая влажными поцелуями его грудь.
И Сомерхолдер сдался. Он, определённо, скучал по этому. Наверное, во всём и правда виноват виски… Да только какая теперь разница? Только они могли дать друг другу то, чего оба действительно хотели.
====== Глава 62 ======
Когда Йен проснулся, судя по всему, уже наступило утро: не вставая с кровати, можно было из окна увидеть широкую полосу серого зимнего неба, уже ставшего таким привычным и не предвещавшего изменения картины в ближайшее время. Зима в Ковингтоне в этом году выдалась на удивление снежная и морозная, но не было в ней чего-то такого, что могло бы напомнить о чуде в эти рождественские и новогодние дни. Природа будто бы погрузилась в долгий сон, снегопады превратились в злые метели, часто завывавшие по ночам, а хрустящий под ногами снег совсем не радовал, заставляя думать не о зимних семейных праздниках, а о том, чтобы скорее пришла весна. А может быть, обо всём этом не мог думать только Йен, потому что теперь он смотрел на мир совершенно другими глазами, словно бы сквозь пелену какого-то тумана, которая, быть может, и скрывала теперь от него всё то, что ещё недавно заставляло его радоваться, как ребёнка, и, пусть ненадолго, но возвращаться в счастливое беззаботное время, когда у тихо потрескивающего камина в рождественскую ночь собиралась вся его семья, и время неспешно текло под разговоры обо всём на свете, когда так хорошо мечталось…
Открыв глаза, Сомерхолдер почувствовал саднящую боль на коже в области лопаток. Её причину он знал. Он помнил каждое мгновение прошлой ночи: то, как Нина царапала ему спину, те непередаваемые ощущения, когда наслаждение перемешивается с болью, которая в итоге всё же уступает и отходит на второй план, её поцелуи, каждое прикосновение, сбивающееся дыхание. Всё было как раньше. Вот только внутри была пустота. Йена не покидало ощущение того, что всё, что сейчас происходит, — это неправильно, нелогично, что, на самом деле, им нужно было совсем не это. Что это значило для них обоих? Что чувствовала она? По грустной улыбке Нины, из которой давно исчезла искренность, по тому, как она старалась смеяться всегда, когда увидит его, по её потухшему блуждающему взгляду, который он видел каждый день, Йен понимал: как бы Добрев ни хотела это прекратить, она всё ещё связана по рукам и ногам.