— А я, наоборот, не помню ничего из раннего детства, — сказал Сомерхолдер. — Оу, где это вы? — спросил он, указав на фото, на котором семейство Добревых было запечатлено рядом с каким-то небольшим зданием в полном составе: Микаэла, Николай, Нина и Александр. На фоне было много других детей. Нине на вид было лет семь, и она выглядела испуганной. — Почему ты тут такая невесёлая?

— О, это же первое сентября, — с энтузиазмом ответила болгарка, посмотрев на снимок. — Я плакала всё утро, думая, что мама и папа пытаются отправить меня в какой-то лагерь навсегда. Меня не успокаивали даже убеждения Алекса, который к тому моменту уже перешёл в четвёртый класс и заверял, что его там не обижают и не ставят угол на весь день. Папа утром строго сказал мне, чтобы я перестала валять дурака, но он так волновался за меня, когда они с мамой отвезли нас с Сандро в школу и я разрыдалась снова.

Нина со вздохом вновь посмотрела на фотографию, проведя по ней рукой.

— Когда классные руководители начали забирать детей и разводить их по классам, папуля сел на корточки, взял меня за плечи и сказал: «Зайка, помни: мы с мамой и Сандро очень тебя любим. Всё будет хорошо, потому что я никому не дам в обиду мою маленькую принцессу. Через три часа ты вернёшься домой, мы соберёмся за большим столом, и ты расскажешь нам всё-всё-всё, что с тобой сегодня происходило. Договорились?» Я, хлюпая носом, кивнула. Он произнёс напоследок: «Посмотри на меня, Николина. Ты же боец! Моя храбрая, умная девочка». Его слова подействовали на меня гипнотически: во мне будто бы щёлкнул нужный выключатель, и, оказавшись за партой, я успокоилась. И каждый раз, когда по какой-то причине в школе мне становилось страшно, — перед контрольной или прививкой, например, — я вспоминала слова папы.

Йен внимательно слушал рассказ Нины, не отводя от неё взгляд.

— У тебя замечательные родители, — прошептал он, коснувшись её руки.

Нина поджала губы и почувствовала, как по щекам, вопреки её усилиям, потекли слёзы.

— Они всегда и во всём поддерживали меня, — сказала она. — Как же я боялась ехать в Атланту на пробы в «Дневники вампира»!.. В последний момент я хотела отказаться, но папа строго сказал: «Что же ты делаешь? Я не узнаю свою дочь! Это же твой шанс, твоя мечта. И я не хочу увидеть, как ты её упускаешь». А мамочке в первые дни съёмок я постоянно рассказывала, что происходит у нас на площадке. Бывало, мы сначала болтали по телефону вечером, а потом ещё полночи переписывались, — девушка рассмеялась сквозь слёзы, ладонями стерев их с щёк. — Счета приходили страшные, но я не могла отказаться от этого. Кэндис постоянно ругалась: «Добрев, до тебя не дозвониться! Я уже выучила фразу тётки-оператора: «Недостаточно средств на счету абонента входящего вызова». А это ведь означало только одно: счёт ушёл глубоко в минус. Подключать «Скайп» не было смысла: интернет в наших павильонах был нестабильный, как ты помнишь, а в отелях вай-фай постоянно отрубался. И я раз за разом бегала в ближайший салон сотовой связи. Ведь столько всего хотелось рассказать… Особенно когда я познакомилась с тобой.

Сомерхолдер опустил взгляд и улыбнулся.

— Я так скучаю по ним, Йен, если бы ты только знал… — прошептала Нина, закрыл лицо руками.

Мужчина положил руку ей на плечо.

— Они всегда будут рядом с тобой, — тихо произнёс он. — И они бы обязательно гордились тобой. Ты сильная, Нина. Ты действительно боец.

Он помолчал немного, а затем добавил:

— У тебя его глаза.

— Знаешь, — вдруг сказала она, — я всегда мечтала о том, чтобы рядом со мной был мужчина, похожий на него. С таким же сильным характером, человек, рядом с которым я бы чувствовала себя, как за каменной стеной, но вместе с этим удивительно лёгкий, смешливый. Чтобы от него я чувствовала бы такую же заботу и видела, что он верит в меня, как папа. Я не знаю, что происходит между нами сейчас, — Нина сделала паузу, задумавшись. — И что нас ждёт в будущем… Но я всё это нашла в тебе. И мне так страшно потерять тебя… Что бы между нами ни происходило. Прости меня за всё, — прошептала она.

Сомерхолдер ничего не ответил, лишь погладил её по волосам, убрав одну прядь ей за ухо.

— Всё будет хорошо, — наконец шепнул он. — Я рядом с тобой. С вами, — сказал он, накрыв руку Нины, которую она держала на животе, своей ладонью.

— На протяжении какого-то времени я хотела назвать сына Николаем, в честь папы, — призналась Добрев. — Но что-то внутри ёкнуло, будто бы кто-то на ухо прошептал: «Не надо этого делать». И я поняла, что нашего сына будут звать Джозеф.

— Мы обязательно покажем ему все эти фотографии. Он должен знать, какие прекрасные у него были бабушка и дедушка. И до сих пор есть. Пусть и не рядом с ним.

Нина закрыла глаза и едва заметно закивала. Справляться с потерей ей было сложно: ей казалось, что она ходила по краю какой-то пропасти, что ещё чуть-чуть – и она сорвётся вниз. Но слова “всё будет хорошо” приобретали для неё особый смысл, были наполнены светом и надеждой, будучи произнесёнными человеком, который раз за разом по кирпичику выстраивал вместе с ней их будущее, которое рушила судьба, видимо, решившая испытать их “по полной программе”.

Комментарий к Глава 53 Автор улетел поближе к морю ловить последние летние деньки, а там, как известно, редко бывает дело до интернета, поэтому сразу прошу прощения за возможные задержки и/или какие-то ошибки)

====== Глава 54 ======

Последние несколько недель Нина и Йен жили в предвкушении: каждое утро они оба просыпались с мыслью о том, что осталось подождать ещё чуть-чуть — и у них родится сын, что пройдёт ещё совсем немного времени — и они смогут переехать в свой собственный просторный светлый дом. Эти дни, когда в их жизни, они верили, уже не будет места боли, всегда будет тепло и солнечно, ребята хотели приблизить как можно скорее. Кто-то скажет: не стоит торопиться жить, нужно наслаждаться каждым днём. Но всё, что Нине и Йену пришлось пережить за последнее время, не оставляло им ничего — только надежду на то, что долгожданный рассвет наступит совсем скоро. Слишком со многим они были вынуждены смириться, слишком ко многому им пришлось привыкать. Пока их будущее только начинало приобретать свои очертания, и они не могли точно знать, что ждёт их впереди, но они всё же постепенно, маленькими шагами двигались к осуществлению своей мечты, несмотря ни на что.

Нина держалась. Она сильно похудела, мучилась от головных болей и теперь была в госпитале очень частой гостьей, но прилагала все усилия для того, чтобы не выпасть из жизни: прошло некоторое время, и она вновь начала встречаться со своими друзьями, организовывать досуг, с особым энтузиазмом вместе с Йеном бралась за обустройство дома: всегда старалась лично ездить по магазинам и выбирать любые мелочи декора, контролировать рабочих. Всё это помогало ей отвлечься на время, хотя восполнить зияющую дыру, которая осталась в её сердце после потери родителей, наверное, не было под силу никому и ничему. Но именно в этот момент Нина особенно остро ощутила в себе потребность о ком-то заботиться, и где-то в глубине души она чувствовала, что ей станет легче, когда на свет появится её ребёнок. Она очень ждала его и уже безумно любила. Бывало, по утрам между ними с Йеном возникали шуточные споры по поводу того, каких тонов обои поклеить в детской, или о том, в какой спорт лучше отдать сына, когда он немного подрастёт. Пусть никаких серьёзных планов они пока, конечно, не строили, но каждое их слово, относящееся к этому малышу, было наполнено невероятной нежностью к нему и заставляло их обоих чувствовать: они уже семья. В семье этой по-прежнему иногда происходили и реальные споры, но теперь они заканчивались как-то сами собой достаточно быстро. То, как Йен повёл себя в трудный для Нины момент, заставило её ещё раз задуматься о том, что на самом деле значит этот человек в её жизни, и понять то, насколько она нуждается в нём.

Но Нину поддерживал не только Йен. В сложное для неё время рядом были не только её друзья, семья и фанаты, но и даже люди, с которыми по каким-то причинам теперь она общалась мало. Речь идёт прежде всего об Остине. Узнав о трагедии в семье Добрев, он не смог сдержаться и всё-таки позвонил ей, выразив соболезнования и слова поддержки. В тот вечер они проговорили около двух часов, и после этого разговора Нина впервые за долгое время ощутила невероятную лёгкость, и ей даже показалось, что боль на время отступила. Она была удивлена звонком Стоуэлла, но в глубине души была рада вновь услышать его голос и поговорить с ним: этот человек был по-прежнему ей дорог, только теперь всё было расставлено по своим местам: Нина и Остин были добрыми друзьями, и теперь оба понимали это, без отчаянной борьбы за несуществующие чувства и попыток обмануть самих себя. С этих пор они начали общаться вновь. Йен знал об этом и сильно ревновал, но поклялся себе не показывать свои эмоции болгарке: понимал, что ни к чему хорошему это не приведёт, и, к тому же, в глубине души осознавал, что его беспокойство не имеет под собой оснований.