— Я понимаю, сэр…
Он говорил это несколько раз. Но Чарльз тоже много чего понимал. Тем более, на Эштона ему постоянно поступали жалобы.
Словом, к вечеру следующего дня парень был уже без работы. Он был к этому готов еще с дня накануне, потому задело это только его самолюбие. И резюме, в котором теперь было черное пятно.
Вечером того же дня, когда он сидел в одном из баров, запивая свою неудачную карьеру, ему позвонила мать. Родители редко ему звонили вообще, да и чаще всего не с самыми хорошими поводами. Потому парень предпочел бы вообще трубку не брать, но Элен была настойчива, набирая его снова и снова, пока он наконец не ответил.
Новость его добила окончательно. Маргарет умерла прошлой ночью. Упала неудачно с лестницы… Подумать только, ей было семьдесят. Не болезнь, не старость, а лестница.
Дальнейшие события он плохо помнил. Похороны, на которые он явился под кайфом, потому что так было проще держать себя в руках, потом какие-то родственники, сочувствующе пожимающие ему руку и похлопывающие по плечу. Эштона все это бесило. Он ненавидел уже всех их, кто просто пришел для галочки. И родителей. Элен ни слезинки не уронила, хотя она только что лишилась родной матери.
Потом снова Руно. Снова много алкоголя, кокаин, алкоголь, кокаин. Эштон понятия не имел, сколько он провел там времени. Иногда в голове появлялись белые пятна и он словно выпадал из жизни, очухиваясь то тут, то там. Пока через несколько дней неожиданно не пришел в себя в туалете того же Руно.
Он полулежал на полу рядом с раковиной, лицо было мокрое, а из носа текла кровь. Во рту тоже чувствовался железный привкус крови. Над ним мельтешило испуганное лицо Мартина, его глаза взволнованно блестели на абсолютно бледном лице. Сердце стучало как бешеное, и Эштон почему-то отчетливо понял, что теперь может с уверенностью сказать, что это передоз. В голове больше не было никаких мыслей. Все плыло перед глазами, его снова подташнивало и хотелось утихомирить это дурацкое сердце, грозившее прорваться сквозь грудную клетку.
— Найди мой телефон и позвони Виктору, скажи, что я тут, — сказал Эштон, перебарывая себя. Соображал он крайне плохо. Просто в голове билась одна разумная мысль — единственная на данный момент вообще, — Вик обязательно приедет и поможет. Он его вытащит отсюда, вставит мозги обратно и он, блять, будет жить.
Умирать совершенно не хотелось, если честно. Только понимание этого пришло как-то слишком поздно, когда одной ногой уже в могиле.
Мартин, не менее нетрезвый, но более адекватный, потому что не засыпал в себя все что можно в течении последних дней, вытащил из кармана джинсов друга телефон и быстро нашел нужный телефон. Нетрезвый мозг никак не мог осознать, что нужно вызывать скорую, а не любовника.
— Привет, — быстро сказал он, стоило услышать на той стороне голос. — Это Мартин. Ты меня, наверное… Впрочем, неважно, — голос срывался. Мартин боялся. Ему действительно было страшно, когда он смотрел на Эштона. — Эш в Руно сейчас и, кажется, у него передоз. Он просил позвонить тебе… О, черт, — Мартин с еще большим испугом посмотрел на закатившиеся глаза Эштона, когда тот снова выпал из реальности. — Эштон! — парень откинул трубку, кидаясь к раковине, чтобы плеснуть водой в лицо приятеля. Но это уже не помогало.
Когда дня через четыре Виктор не смог дозвониться до Эштона, а потом не мог застать его дома еще пару дней подряд, Николсону он сказал только одно: “Он может наворотить дел”.
Виктор понятия не имел о случившемся. Знал, что уволили; знал почти доподлинно — Кир, с непринужденной легкостью потрепавшись с барменом клуба и людьми, рассказал, что парень не вылезал из излюбленного Руно несколько дней. Вик был несказанно рад, что этот клуб был единственной любовью парня, потому найти его и запрячь Ника труда не составило.
Николсон все с той же улыбкой предлагал выволочь Эштона за шкирку, на что Хил скрежетал зубами и едва не был готов выбить кулаками кирпич из стены ближайшего здания. Кир оставил лучезарные шутки, оставил попытки постичь эфемерный кодекс чести и оставил Виктора на посту, перекроив расписание в конном клубе так, чтобы суметь сменить мужчину.
— Как дети малые, ей-богу, — все улыбался он, качая головой. — Шпионские страсти во благо людей.
Юмор к концу вечера утолщился, растраченный на флирт с барышнями у барной стойки.
Виктор молчал, сверля приятеля взглядом, но Николсон молчать не любил и все цокал языком, поражаясь «сложности замутов».
Для Виктора все было просто. Он пробивал варианты легального ‘отпуска’ на длительный срок, хотя и подозревал почти точно, что это не понадобится за отсутствием работы; он уже договорился о палате в нарко-клинике, оговорив неустойку, если Эштон открыто откажется; он прикидывал варианты отмазок от посещения Маргарет так, чтобы она и не подумала ехать в город сама.
Накопления таяли, но их вполне хватало на весь задуманный комплекс мероприятий. Спасибо вездесущему Николсону со связями и дружбами.
Звонок Виктора застал врасплох. Мужчина не думал, что Эштон позвонит, тем более ночью, в разгар веселья. В Руно “дежурил” Ник. Еще больше Хил не ожидал ни голоса Мартина, ни выданной им информации. Виктор знал, что может быть передоз. Но не принял никаких к тому мер. Как и Николсон. С другой стороны, держать рядом наряд неотложки они бы все равно не смогли.
— Ник! — рявкнул Виктор в трубку, пулей вылетая из квартиры. — Где Эш?! Ищи его! У него передоз, скорую я вызвал, но его нужно вытащить на улицу! БЫСТРОБЛЯТЬ.
— Да он же просто в туалет вышел…
Николсон говорил это недоуменно и в уже молчавшую трубку. Сорвавшись с барного стула, он протиснулся сквозь толпу к уборной, где нашел полубессознательное тело и неадекватного Мартина. Мартин был бесцеремонно оттиснут, тело — выволочено на горбу на воздух.
Скорая приехала раньше Виктора.
========== Глава 9. ==========
— Я не имею права давать вам информацию о состоянии пациента, если вы не родственник. Кто вас пустил?
Виктор слышал это второй раз, и если бы его мрачный и не выспавшийся вид не испугал практикантку за столом регистрации, второго раза и не было бы.
Рычащее «близкий человек» произвело на седого и опытного врача слабое впечатление, но пугать Хил и не собирался. Добавив к рыку наречие ‘очень’, он сверлил доктора взглядом, пока тот всматривался в мужчину в ответ.
Доктор Шульц, имя значилось на бейдже, скользил прозрачными глазами по чертам лица Виктора почти минуту, а тот чувствовал, что кроме рыка не был способен более ни на что из-за внутреннего напряжения.
— Сейчас он под наркозом, идет детоксикация, — наконец подал врач голос, видимо, удовлетворившись увиденным. — Случай не из простых, но мы и худших вытягивали. Вы должны понимать только: детоксикация — не полное лечение, абстинентный синдром снимается и уходит локальная, так сказать, угроза для жизни, — доктор Шульц снял очки в тонкой оправе и принялся протирать их полой халата, — но затем — длительный и сложный курс реабилитации…
Он говорил еще что-то, но Виктор слушал немецкий акцент вполуха. Из вежливости дождался окончания озвучки того, что и сам уже знал, и справился, когда Эштон придет в себя и можно будет перевезти его в другое место.
И когда можно будет зайти.
— Не сегодня, молодой человек, не сегодня.
Когда Виктора наконец пустили в палату, сопроводив гневными напутствиями и предупредив, что нарушают распорядок, Эш лежал еще под приборами и еще без сознания, но уже вне опасности для жизни и без прямого надзора врачей. Хил выглядел так хуево, как не выглядел очень давно: черные круги под глазами, потрепанные волосы, осунувшееся и постаревшее от усталости лицо. Не волноваться он не мог, несмотря на все рациональные доводы и информацию от врачей, и часами мерил шагами коридоры, успокаиваясь, медитируя и не засыпая под ровный стук своих каблуков.
В палате шуметь было нельзя совсем, и Виктор, не заметив, вырубился под ровный писк аппаратов, вынужденно сидя на стуле около койки и уткнувшись лбом в сложенные на матраце руки.
