— Будет странно, если трубку возьму я. Особенно, если он попросит все же тебя к телефону.

Виктор выдохнул, понимая, что этот разговор испортил все попытки Хила на корню.

— Ладно. Пойду собираться, — добавил мужчина, легко хлопнув Эштона по ягодице.

— Ты мог бы сказать, что я не могу пока говорить, — буркнул Эштон, морщась на шлепок — не от боли, а от неудовольствия. Такие виды общения в подобном настроении ему не нравились.

— Да. “Простите, мистер Нейтон, у Эштона… рот занят”, — хмыкнул Виктор с весьма пошлым подтекстом и хохотнул:

— Так?

— Можно и так, — фыркнул Эштон, считающий, что вообще это неплохое объяснение и он бы с удовольствием так ответил.

— Когда позвонит в следующий раз, сбрось вызов и напиши смс, — хмыкнул Виктор и поднялся, чтобы одеться.

— Обязательно. И скажу направить свои дальнейшие звонки на твой номер, — Закатил глаза Эш. — Он будет в восторге. И проникнется к тебе особой любовью. Тебе же только к вечеру на работу.

— Очень вряд ли. Он знает твой нрав, думаю, первой мыслью будет, что ты издеваешься, а не пишешь правду, — отозвался Виктор, натягивая водолазку. — Ко второй половине дня, а не к вечеру.

— Но сейчас только восемь утра, — Эштон перевернулся на другой бок, чтобы лучше видеть Виктора. Подставив руку под голову, он с легким прищуром наблюдал за ним. — Так хочется быстрее сбежать? Или необходимо как можно быстрее поговорить с Николсоном? — он понимал, что ведет себя совершенно отвратительно. Но что-либо делать с этим не хотел.

— Думаешь, сгораю от любопытства, как же он все-таки трахается? — поинтересовался Виктор, натягивая белье. — Или о чем с ним говорить, по твоим прикидкам?

— Не знаю. Обычно ты с ним советуешься по поводу всего. Например, сейчас тебе было бы неплохо поговорить о том, что за хуйню я собираюсь творить с твоего разрешения, — Эштон все также не сводил взгляда с любовника.

— Лучше б ты сам мне об этом рассказал, — хмыкнул Виктор, опускаясь на кровать. Потом откинулся на любовника, улегшись лопатками тому на живот.

— Перестанешь ты когда-нибудь страдать хуйней или нет? — спросил он, поворачивая голову в сторону Эша.

— Я страдаю хуйней только с твоего взгляда. Со своего я весьма трезво поступаю, — Эштон смотрел в свою очередь в потолок, откидываясь на спину. — Ты хотел,чтобы я смог перешагнуть через Барри. Я нашел способ. Чего ты еще хочешь?

— Я не про конкретно эту хуйню, а про хуйню вообще, — поморщился Виктор. — Не вскидывайся.

— Какую еще хуйню, например?

— Категорически отказался выезжать из клиники, потом категорически отказался в нее возвращаться, например. Едва не закоротил плиту и себя заодно. Нажил упрямством врага в виде Эрика, — Хил назвал еще несколько примеров, набранных за время совместного проживания в клинике. — Достаточно, или подобрать более ранние? — улыбнулся он уголком губ.

Эштон скривился и почти удержал себя от того, чтобы не закатить глаза.

— Это не то, что я могу подразумевать под хуйней, Вик. Хуйня, которую я творю — это передозировка. Вот это действительно была хуйня.

— Это случайная хуйня, — парировал Хил. — Ты был идиотом, но не упарывался до передоза специально. Эрика ты послал осознанно, понимая, что к хорошему это не приведет. С Барри связался — так же, честно говоря. В плиту полез из упрямого принципа — и это тоже была хуйня, тоже осознанная. С Барри я делаю скидку, что для тебя это — единственный путь.

Эш стал серьезнее. Он перевел взгляд на Виктора и даже привстал.

— То, что я делаю с Барри, то, что я собираюсь делать — это действительно единственный путь. Это то, что нужно сделать. Я не знаю, как это объяснить. Просто я понимаю это и все. И мне очень хочется, чтобы ты тоже просто это понял. И, Вик, я не хочу, чтобы ты это обсуждал с Николсоном. Знаешь почему? — он глубоко вздохнул. — Николсон ищет логику. Он переубедит тебя в том, что все это хрень и логики здесь нет, сплошная блажь. И будет в чем-то прав. Логики действительно нет. Но так надо.

— Эш, — Виктор вздохнул, удобнее укладываясь на парня, — как ты думаешь, если бы я видел иной путь, если бы не понимал, что это единственный выход, я бы согласился? Естественно, нет. Я бы выдал тебе более адекватные варианты. И убедил в одном из них. А Николсон… Он не ищет логику, родной. Ее ищу я. Кир объясняет с точки зрения того, о чьих действиях речь. Он скажет: “Да, Вик, нихуя логичного, но поверь — твой еблан не отступится и перечить ему — что серпом по яйцам резать. Так что выбирай.”

Хмыкнув, Хил закончил мысль:

— Это я приду к выводу, что все блажь без логики. А Николсон пожмет плечами и скажет: “Я бы удивился, будь это логично. Признай, ты бы — тоже”. Я признал бы. И перестал искать закономерности. Кир чаще на твоей стороне, чем ты думаешь. Не из-за тебя; он всегда такой.

— Ты всегда его слушаешь, да? — усмехнулся Эштон. Даже немного скептично и в чем-то горько. Но эта связь между Николсоном и Виктором ему немного напрягала. Всегда напрягала.

— Слушаю — естественно. Делаю — по-своему. Он не переубеждает. Он раскладывает ситуацию по полочкам там, где я не могу сделать это сам, и дает выбор между несколькими вариантами, который делаю уже я.

Виктор задумчиво цокнул языком, в голове заканчивая мысль более подробно, но не распространяясь об этом вслух.

— А мне кажется, что ты следуешь его советам, просто сам этого не осознаешь, — сказал Эштон. — Николсон умеет управлять людьми — по нему это видно. Не для его выгоды, а просто потому что это интересно. Забавно.

— Как бы самонадеянно это ни звучало — не со мной, — качнул головой Хил. — Николсон действительно умеет найти подход. Но со мной другая история. Он может меня задавить.

Виктор сжал челюсти, явно заходя на территорию, куда чужих не пускал. Дальше речь звучала глухо и с короткими паузами, в которых мужчина подбирал слова, но особой проблемы с вещанием не было.

— Я не могу сказать ему “нет”, не могу выдержать взгляда и чувствую себя нашкодившим мальчишкой, даже если ничего не делал; даже если прав. Если бы Кир захотел, он бы смял меня; он очень силен; силен связями и умением вложить мысль или навязчивую идею. Он мог бы быть страшным человеком, но он просто развлекается. Будто играет в игру, где nightmare-режим заключается в урезании способностей. Всегда дает выбор. Иногда злит, играя в “гляделки”, но это все. Я доверяю ему, потому что знаю: он никогда не покусится на мою волю, и он этого не делает. А все эти якобы-манипуляции — смехотворны. Они приводят к результату, устраивающему обоих; а если так, то я проблемы не вижу. Если ты считаешь, что он манипулирует, и при этом ради фана, ты не прав. Если он это вообще делает, то ради цели. А ради фана у него куда более жесткие методы.

Виктор ощутимо поежился, а потом сглотнул. Тема была личной, даже слишком. Вик терпеть не мог отводить глаза, но с Киром отводил; Кир осекал его и порою обрывал, но имел на то причины, и Хил мирился. И тем не менее, это доверие мужчина ценил, но не говорил о нем. Во-первых, это был не тот тип взаимоотношений, который стоило озвучивать между его участниками; во-вторых, услышавшие о подобном посторонние лица вряд ли могли бы правильно это понять.

Вик, может, и следовал советам Кира, хотя и не замечал, чтобы тот хоть раз реально советовал что-то. Когда такое было, Хил все равно остался при своем мнении и поступил согласно своему видению.

Но даже если следовал, то вреда ему это не приносило. Раз так, то Виктору плевать было на факт манипуляции: он получал свой профит; если Кир заодно получал свой, то почему и нет.

— Но с ним тебе об этом говорить не стоит, — пояснил мужчина. — Он вряд ли ответит.

Эштон долго не отвечал. Он долго осмысливал в себе все эти слова.

Потом шевельнулся, спихивая ненавязчиво Виктора с себя.

Что ж, Николсон умел контролировать друга так, как ему этого хотелось. Может, это было всего лишь паранойей Эша, а, может, и нет. Парень не мог решить.