— Ты что, сдурел? — Виктор, кажется, едва не выронил челюсть.

— Сувенир, — поморщился Кир и снова обратился к Эштону:

— Вот эта малютка, зеленый недоделанный снеговик с красными коготками, гнездится семействами от пятидесяти особей. Одна вот такая особь стоит твою месячную зарплату вместе с максимальной премией. Иногда больше — смотря, кому и как срочно нужно.

Николсон протянул брелок-колбу с полуторасантиметровым кактусом Эшу, предполагая, что тому будет интересно рассмотреть растение ближе.

— Еще вопросы о нормальном заработке?

Виктор цокнул языком, явно не одобряя показухи Кира.

Эштон окинул взглядом брелок, потом хмыкнул и откинулся на спинку стула, складывая руки на груди.

— Между прочим, я не говорил, что на кактусах нельзя зарабатывать, это были его сомнения, — он кивнул в сторону Мартина, с интересом следящего за развитием событий. — Я говорил, что это ненормальный заработок. Потому что контрабанда. И не нужно сейчас заявлять, что у меня нет права так говорить, так как я принимал кокаин. Я его не перевозил через границу. Я был тем, кто покупал ваши кактусы.

— Кактусы не на наркоту переводят, — незаметно встрял Виктор. — Они ядовиты по большей части.

— Он не высказывал таких сомнений, — парировал Николсон, подсовывая брелок Мартину, если растением заинтересовался хотя бы он, но продолжая смотреть на Эштона. — Ты сказал “ненормальный”, я решил, что речь о цене. Но тогда чем тебя конюшня не устраивает? Почему этот заработок ненормальный?

— Потому что для меня занятие лошадьми скорее хобби, чем работа, — дернул плечами Эш, понимая, что сам себя загнал в угол. Виктор наверняка обидится, но не ответить Николсону не мог — дело принципа.

Мартин же внимательно рассматривал брелок, даже его в руки взял и покрутил.

— У моего отца такие есть. Случайно не ваш клиент?

— И что, — не унимался Николсон, показав жестом Мартину, что ответит чуть позже, — если на деньги, которое приносит хобби, можно вполне сносно жить, это ненормальный заработок? Скорее, наоборот: нихуя ж себе хобби, на которое жить можно! Вик прохлаждается и деньги получает, а ты, чтобы деньги получить, пашешь всю рабочую неделю.

— Сгущаешь краски, — прокомментировал Виктор.

— Отвянь, — отозвался Ник, и Хил замолчал. — Ну так?

— Скажем, не всю рабочую неделю. И получаю я больше, чем Виктор со своим нынешним хобби, — Эштон все же ввязался в спор, хотя заранее понимая, что это плохая идея. Но не защитить себя он не мог. Как и оставить Николсона правым.

— Ну так все-таки дело было в цене? — разулыбался Николсон. — Так и скажи: дохуя мало ты, Виктор, получаешь, и не верил я, что кактус стоит двадцать кусков.

— Не переворачивай с ног на голову, — поморщился Эштон, чувствуя, что начинает уже злиться. Эта манера Николсона выводить его из себя за считанные минуты порядком напрягала. — Я не говорил, что он мало зарабатывает. Я сказал, что меньше меня. Это разные вещи. Тем более, что сейчас я вообще безработный.

— Ты сказал, что у него не было нормального заработка среди тех, о которых ты знал. Попытался выкрутиться, что речь о незаконности, но кажется, дело все же было именно в количестве зелени. Так что, Виктор, — Ник повернул голову к Хилу, — дохуя мало ты получаешь на конюшне, — после паузы Кир добавил, ткнув пальцем в Эштона, — по сравнению с ним, конечно. Тем более, что он сейчас вообще безработный. Что там с твоим отцом, Мартин? Эти милашки идут в переработку, клиентам их нет смысла держать в таком виде.

Виктор слушал перепалку молча и мрачно, отлично зная умение Кира выводить истинные мысли, и еще лучше зная, что конюшня, в общем, действительно хобби. Больше всего, правда, он опасался, что сейчас всплывет фамилия отца Мартина, которая может совпасть с фамилией Барри.

Эштон нахмурился еще больше, сжал крепко губы, сцепил зубы и общаться дальше явно не планировал, считая, что Николсон его понял все-таки неправильно. И, что еще хуже, Виктор с подачи друга тоже. Все-таки ему было очень хорошо известно, насколько подвержен влиянию старого приятеля любовник.

— Не знаю на что они там идут, но у отца в кабинете я такие видел. Он вообще фанат всякой хрени — кактусы под нее очень даже подходят. бесполезно, дорого и подобным увлекается гораздо меньшее количество людей, чем тем же коллекционированием монет.

— Тогда сильно сомневаюсь, что клиент, — отозвался вместо Николсона Виктор. — По крайней мере, его или мой из давних. Потому что наши из этой редкой и дорогой растительности добывали либо лекарство, либо изысканный яд.

— Ну, для яда слишком дорогой и заметный, хотя для вендетты самое то, — хмыкнул Кир. — А вот лечиться — да.

— Да уж, не думаю, что мой отец травил конкурентов, — фыркнул Мартин, вытаскивая сигарету из пачки Эштона под его хмурым взглядом. — Впрочем, и лечить ему было нечего. По крайней мере, у себя. Так что мир не так уж тесен.

— Он мог купить еще у кого-то, — пожал плечами Виктор, — именно, чтобы было. Но сам факт, что у него такой кактус, уже говорит о некой тесноте. Они редкие даже на черном рынке.

— Возможно. Только я не буду лучше представлять себе, как этот кактус попал к моему отцу. Когда мне говорят про черный рынок я сразу вспоминаю нечто, что было в “Зене-Королеве Воинов”. То есть палатки на задворках современного города, люди с закрытыми лицами… Ну, вы понимаете?

— Не понимаем, — отозвался все еще недовольный и раздраженный Эштон. Отозвался просто из вредности и оттого, что не мог слишком долго молчать.

— Боже, что за дрянь ты смотришь? — гоготнул Николсон.

— Не смотрю, а смотрел, — поправил Мартин. — Но в этом что-то есть. Только представьте себя в плащах, с накинутыми капюшонами, выныривающими из-за поворота с фразой “эй, кактусы интересуют?”.

Тут даже Эштон фыркнул.

— Так палеными часами в фильмах барыжат, — снова гоготнул Кир. — Остается только распахнуть полы плаща, увешанные контрафактным товаром, и обнажить эксгибиционистские радости, чтобы, значит, клиенту жить веселее было.

Тут фыркнул Виктор. Не столько от сказанного, сколько от вызванных этим воспоминаний.

Мартин на мгновение задумался, а потом покачал головой.

— Нет, кактусами внутри плаща сильно не увесишься. Особенно, если планируешь обнажать эксгибиционистские прелести. С другой стороны, рай для тех, кто прется от иглоукалывания.

— Они все вот такие, — кивнул Николсон на брелок. — Не больше. Потому всегда в колбах. Ими можно увешаться круче, чем часами. И дороже, между прочим.

— Ребят, я задрался на работе и с керосином, а вы еще сомнительными фантазиями в сон клоните, — вклинился Виктор.

— И ты еще меня называешь занудой? — фыркнул Эштон, вновь подавая голос. Ему нравились такие обсуждения. По крайней мере, было забавно.

— Занудой обычно зовешь ты меня, — хмыкнул Виктор.

— И очень зря, — вклинился Николсон. — Эш, поверь, после его детских фотографий это действительно скукота.

Хил вскинулся, упираясь в Кира взглядом, но долго его не удержал, отводя глаза в сторону и качая головой.

— Нет там ничего такого. Вторая часть альбома вообще тебе посвящена.

— И вторая часть как раз самая скучная! — восторжествовал Николсон.

— И что на этих фотографиях? — спросил заинтересовавшийся Эштон. — Я, кстати, свои тебе показывал. Пора отдавать должок.

— О, это удачно темой попал, — снова гоготнул Николсон.

— Фраза о фотографиях была сарказмом, — пояснил Виктор.

— Я не использую сарказм…

— Да, — перебил Хил, — это ирония, подкол или шутка, потому что сарказм — злая насмешка, а ты зла не держал.

— Вот видишь, ты уже запомнил формулировку, — смешливо прокомментировал Кир. — Да, это тоже не сарказм.

— Если интересно, я покажу тебе потом, — Виктор переключился на любовника.

Эштон чуть повел бровями, едва скривив губы в как раз саркастической усмешке. Определение сарказма у него было совершенно другое, но влезать в очередной спор с Николсоном он не стал, несмотря на то, что очень хотелось.