Но сейчас отзыв любовника даже погладил самолюбие и уверенность, что мужчина на верном пути. По крайней мере, саркастичные нотки в ответной фразе уловил верно. О деньгах Эш уже загонялся, и Хил подстраховался.
— Может, ты не заметил, но я слежу за своими словами и твоей на них реакцией; я видел твою раковину и знаю, с чего она начинается — проходили уже. Поэтому — поверь; и скажи, что запомнил. Тогда я выпущу тебя покурить, — закончил Виктор, продолжая буравить Эштона взглядом.
— Я запомнил, — сказал Эштон, но тон у него был больше подходящий на тот, когда хотят быстрее избавиться и уйти по своим делам.
На самом деле, его действительно пугал тот факт, что Виктор мог пустить свои знания на контроль самого парня. Или он уже это делал и Эш просто не замечал? Он только сейчас об этом задумался, и потому снова напрягся. В конце концов, он не хотел снова попадать на те же грабли. Конечно, он понимал, что Виктор — не Барри. Что это совершенно два разных человека, но Эштон уже несколько недель не давал себе отчета в том, _насколько_ доверяет Виктору, сам того не замечая. И только сейчас это осознал.
Глубоко вздохнув, он вновь повторил уже более серьезным тоном:
— Я запомнил. Никаких мыслей о деньгах. А теперь выпусти меня, иначе я умру от никотиновой недостаточности, — в голос вновь проникли саркастичные нотки. Но мысли Эштона уже были далеки от их нынешнего разговора — язвил он по привычке.
— Давай, — отозвался Виктор, выдав следом шлепок по ягодице, когда Эштон поднялся, и снова приложился к чашке с уже остывшим кофе. Понятное дело, что ставить принятие в условие курению было не совсем правильно, но это хотя бы не дало Эштону съехать с темы совсем уж впустую. И более-менее серьезный тон вполне позволяли сказанному верить. А повторить все это Виктор успеет не раз, так что все натянутости и вынужденности, в конце концов, сойдут на нет, как полагал сам мужчина. Либо вскроют вскипающий на тот момент негатив, что тоже хорошо.
Чашку Хил отставил на тумбу и поправил домашние штаны.
Эштон лишь поморщился на шлепок, впервые задумавшись над тем, что спать нужно все-таки одетым. Вообще, он никогда не смущался своего тела, потому спокойно и выхаживал обнаженным — не для того, чтобы лишний раз соблазнить кого-то из любовников, а потому что ему и так было комфортно, — но удар ладони о голую ягодицу был довольно-таки ощутим.
Пройдя на кухню, он подвинул стул к подоконнику и сел на него, по привычке забираясь с ногами. Закурив, он вновь вернулся к своим мыслям о Викторе и о его влиянии. Теперь казалось, что Виктор-таки своего добился. Не тем путем, которым привык, но постепенно вторгся в зону личного комфорта Эштона, приучая его к своему присутствию и приучаясь к нему сам, одновременно изучая повадки любовника.
Эштон тоже изучал, только пользоваться этим в полную силу не мог — он был слишком импульсивен в своих словах и решениях, чтобы что-то обдумывать перед тем, как захочется что-то сказать или сделать. Виктор же действовал совершенно наоборот. И как факт его стараний: , наркотики, которые он до сих пор не принимал и некоторые элементы секса, которые научился принимать.
И все это заставляло Эштона вновь где-то внутри по-глупому взбунтоваться.
========== Глава 21 ==========
Николсон приехал в начале седьмого и сбросил парню сообщение, чтобы тот выползал к проходной, Встретил он Эштона, разумеется, широкой улыбкой и приветственным жестом.
— Карета для принца, сбежавшего из драконьей башни, — оповестил он, открывая переднюю пассажирскую дверь. — Дракон пополняет запасы горючего.
— Благодарю, — фыркнул Эштон, садясь на пассажирское сиденье. На улице и правда было мерзковато, что ему пришлось поднять воротник куртки, когда он только вышел из здания.
— Ну что, вашество, сразу на место назначения или есть промежуточные пункты? — поинтересовался Ник, садясь за руль.
— Нет, сразу едем. Мартин сам туда подъедет, — кивнул Эштон. Рядом с Николсоном он почему-то чувствовал себя совершенно неуютно. Словно, тот знал и видел слишком много, самого Эштона видел насквозь — а это было весьма неприятным чувством.
— Охуенчик! — прокомментировал Николсон. — Значит, сразу. Тебе Вик говорил, что будет?
— Файер-шоу, в котором вы будете участвовать, а мы с Мартином смотреть, восторженно кричать и хлопать, отбивая ладони, — перешел на волну сарказма Эштон — с Николсоном можно было только так.
— Это понятно, — отмахнулся, поморщившись, Кир, — ты Сайлент Хилл смотрел?
— Смотрел, — осторожно отозвался Эштон. — Хочешь сказать, что вы наденете на себе треугольные коробки или переоденетесь в медсестер? Вам не пойдет.
— Весь “парад” этот — флеш-моб киноманов — ежесезонный, под разные тематики. У Виктора вообще странная слабость к костюмированным мероприятиям, ну, ты уже заметил тащемта. На самом деле охуенная слабость, у него в гараже до сих пор трехколесник стоит, кстати, который мы под куклу из «Пилы» заделывали. Но по такой мерзости он будет в кожаном фартуке вышагивать, с голым торсом, то бишь. Дышать на таких мероприятиях рано ему, будет тесаком горящим махать. А ваще ты зря, ему треугольная коробка вполне идет. У меня другой костюм будет, мне рот открытый нужен.
— А медсестрой будешь ты? — фыркнул Эштон, теперь отчасти понимая, почему Виктор так хочет оставить повязку — она придает ему костюмированности и в обыденной жизни. А со здоровым глазом ходить в повязке можно, но глупо.
— Да, я буду медсестрой, — кивнул Николсон. — Ты очень догадливый, — оценил он все с той же широкой улыбкой, — только чего ж такой ядовитый?
— Мне нравится, Виктора устраивает, друзья привыкли, так что почему бы и не быть? — вопросом ответил Эштон, поворачивая голову и рассматривая Николсона. Вчера он был прав, когда думал о том, что час в машине с другом Виктора будет невыносимым. Лучше бы он на такси поехал.
— Да, Виктора устраивает, — кивнул Николсон, выворачивая руль для поворота. — Он любит сложное.
Качнув головой, Кир дальше промолчал, оставив фразу риторической. Только продолжал улыбаться.
Эштона это немного напрягало — Николсон чаще всего недоговаривал.
— А если я вдруг стану простым? — спросил Эш. — Чего он и добивается, то мне можно готовиться к тому, что ему перестанет быть интересно?
Один плюс у Николсона все же был — он хорошо знал Виктора.
Кир повернул голову, смерив парня взглядом, а потом вернул взгляд на дорогу, чтобы не отвлекаться.
— Не боись, чувак, — хохотнул он, качнув головой, — простым ты не станешь.
По губам скользнула ухмылка.
— Не для Виктора, по крайней мере, скажем так. Боишься, что он, потеряв интерес, кинет тебя?
— Что-то вроде того, — кивнул он, отворачиваясь к окну. — Тем более, я уже на пути к тому, чтобы стать простым. Слишком много позволяю.
— Поверь опыту, родной, — доверительно сообщил Кир, — простыми люди не становятся, они становятся понятными, оставаясь при этом сложными. А Виктора это никогда не остужало, потому что на моей памяти, а я его знаю уже ой как давно, так вот, на моей памяти он уходил один или два раза всего, потому что чуваки были дюже неадекватные и непонятные. В остальном уходили от него, либо расходились по обоюдным непоняткам, что тебе уже не светит. Не парься, короче, — завершил он сказанное.
Эштон промолчал. Да, у Николсона был один плюс, но весьма весомый. По крайней мере, можно было перестать париться по одной причине. По крайней мере, перестать париться на данном этапе. Что будет дальше Эштон слабо предполагал, честно говоря.
— Тогда остается один вариант, что уйду я, верно? — вопрос был риторическим, не требующим никакого ответа. Но Эшу необходимо было произнести его вслух.
— О-о-о, — протянул со смехом Николсон, как-то слишком нагло протискиваясь между раскорячившимися на повороте машинами. — Сомневаюсь, что этот вариант есть, родной, сильно сомневаюсь. Вот мудак, — фыркнул он, — поворотников будто не существует. Что за долбоебы.
