— Отлично, — кивнул Виктор, отстраняясь и усаживаясь по правую сторону от Эштона. — Надеюсь, выйдет с первого раза. Для этого объясняю подробно. Дышать нужно в руки, сложенные “лодочкой”, — Хил изобразил фигуру с гипсом, вышло не очень узнаваемо, но по здоровой руке понять суть можно было.
— Садишься на корточки — для начала удобнее так. Дышишь часто и коротко, как набегавшаяся собака, — дыхание Виктор тоже изобразил. — У тебя чуть участится сердцебиение, а в руках будет воздух с малым количеством кислорода. Все для того, чтобы зажимать тебя нужно было меньше. Вдыхаешь чуть глубже, но не очень глубоко, не надувай легкие до отказа. Встаешь, закрывая глаза. Тогда я тебя придавлю. Держать буду семнадцать-восемнадцать ударов сердца. Не напрягайся, задыхаться ты не начнешь. Должно появиться ощущение “надутой” головы. Почти такое, как когда вниз головой висишь, но не совсем. Значит, кислорода начинает не хватать — так и нужно. Потом я тебя выпущу. Пока ты технику не поймал, думаю, словишь несколько мурашек и волну по телу то ли жара, то ли холода (сам не поймешь, что именно), до слегка подрагивающих кончиков пальцев. Чтобы ты понимал, чего ждать.
Виктор задумчиво выдохнул.
— Даже так давай, — он помассировал переносицу. — Семнадцать ударов считаем вместе, это будет минимум тебе для отсчета. А дальше ты смотришь по себе, смотря как вдохнешь. Когда почувствуешь, что еще удара три или четыре, и начнешь паниковать или задыхаться, то хлопнешь меня по руке — я тебя выпущу. Но семнадцать — терпишь обязательно. На всякий случай — в муравейнике не душат, а если и передавливают, то дыхание ртом только; так что, ты и с моей рукой на горле дышать сможешь — через нос. Но для эффекта дыхание нужно задерживать.
Хил хмыкнул и продолжил:
— Если все понятно, то попробуй подышать. Сложи руки, закрой ими нос и рот как респиратором. Плотно, чтобы вдох подсасывал. А потом чуть разведи ладони на стыке, чтобы легче было дышать. Буквально щелку оставь. Попробуй.
Эштон сглотнул, вновь облизал пересохшие губы и медленно кивнул. Много информации, много такого, с чем Эштон никогда не сталкивался. Он начинал чувствовать себя совершенно ненормальным, потому что никогда в жизни не думал, что согласится на подобное.
Еще раз кивнув — уже себе, своим мыслям, — он поднялся на ноги, посмотрел на Виктора не очень решительно и представил, как глупо все это смотрится со стороны. Особенно, смешно будет, когда он сядет на корточки и начнет дышать в ладони.
— Ладно. Если я стану потом извращенцем и буду подвешивать себя в шкафу, чтобы подрочить — в этом будешь виноват ты, — заявил парень, садясь на корточки
Перед тем как подставить руки к лицу, он глубоко вздохнул. Да уж, действительно глупо себя ощущал.
Сложив ладони, как и говорил Виктор, лодочкой, Эштон часто задышал. Вообще, как обычно, теорию он запоминал моментально, так что проблем с ее выполнением быть не должно было. По крайней мере, Эштон на это очень сильно надеялся.
Глотнув немного воздуха, парень отнял руки от лица и, закрыв глаза, поднялся на ноги, доверяясь уже Виктору. Сейчас он не боялся. остерегался все равно, но паники не было — тут он знал наверняка, что сможет остановить все это в любой момент.
Виктор сжал зубы. Подвешивание для мастурбации звучало нелепо, но от того было еще более трагичной реальностью. Весьма нелепо было случайно повеситься, а потом еще и быть обнаруженным с членом наголо. Зная Эштона, при всей шутливости сказанного, Хил решил потом коснуться этой темы. Участь избранных придурков-подростков отдавать вполне взрослому человеку не хотелось.
Пальцы легли под челюсть любовника — мужчина надавил на горло и сжал шею, чувствуя под подушечками пульс. Вдохнул парень хорошо, и Виктор ставил примерно на два десятка ударов.
— Раз, два, три… — Вик считал пульсацию вслух и не громко, чтобы Эштон не сбился, но при этом не сильно отвлекался.
— Пятнадцать.. Шестнадцать… Семнадцать… Сам.
Дальше Хил отсчитывал пульс про себя, оставляя выбор момента любовнику и готовясь, если что, подхватить тело после “прихода” — от притока крови могло потемнеть в глазах, померкнуть сознание или подкоситься ноги.
Голова становилась тяжелой, а ощущение, что категорически не хватает воздуха не проходило. Но это было немного другое ощущение, отличающееся от прошлых разов — в этот раз оно переносилось легче. Наверное, из-за того, что Эштон меньше боялся.
На двадцать втором ударе парень понял, что больше не может — перед глазами уже плясали разноцветные круги. Он несильно хлопнул Виктора по руке, пережидая еще один удар.
И Виктор сразу разжал пальцы на горле, прихватывая Эштона поперек тела на случай, если парень покачнется.
Ощущения проходили волной за пару секунд, потому Хил поинтересовался эффектом почти сразу:
— Как ты?
— Довольно необычно. Но слишком мало, чтобы я смог понять нравится мне или нет, — ответил он, восстанавливая дыхание уже полностью.
— Что именно почувствовал? — спросил Виктор, оттягивая Эштона обратно к дивану и прикусывая хрящик уха.
— Жарко стало, везде. Но всего на пару мгновений, потом снова нормально. И покалывание было. Как ты говорил, — отозвался парень, первым падая на диван.
— Я предполагал, — кивнул Хил, усаживаясь справа от Эша. — Пару раз еще для тренировки, и в настоящий муравейник упадешь.
Виктор хмыкнул и снова накрыл рукой пах, сжимая и поглаживая.
— Теперь и в другую степь можно.
— Кто тебя всему учил? — спросил Эштон. — Не из интернета же ты все брал. Не в твоем стиле, — хмыкнул парень, вновь откидываясь на спинку дивана и внимательно смотря на любовника.
— Люди, — пожал плечами мужчина, забираясь здоровой ладонью под ремень и белье парня. — Кто-то в школе показал муравейник, кто-то потом рассказал под оргазм, кто-то оказался более сведущим и рассказал подробнее.
Виктор сделал еще пару движений, массируя член Эша.
— Любовники, в основном. Снимай штаны, родной. Опять потом тебя в душ не выпихнуть будет? Я тогда за презервативами.
— Как ты оказывается беспокоишься об аккуратности. Я презервативами спасался обычно от болезней, — хмыкнул Эштон, не двигаясь с места. Он не был так помешан на чистоте, душ мог принять и утром. Бывали ситуации и хуже.
— Теперь будешь спасаться еще и от спермы в заднице, — хмыкнул Виктор, поднимаясь. — Раз болезней у нас нет. Снимай штаны, — повторил он, потрепав Эштона по волосам, и вышел в спальню.
Эштон закатил глаза. Спермы в заднице он не так боялся, как СПИДа и прочего. Штаны, правда, стянул. Белье тоже заодно. Раз Виктор решил взять на себя активную роль, то Эш отдавал ему ее. Без всяких поблажек. И любой помощи.
Виктор вернулся не очень скоро — некоторое время понадобилось, чтобы раздеться и более-менее прилично сложить вещи на ближайшем стуле. Из одежды осталась только перевязь для гипса. Презервативы Хил с собой не взял, вместо этого он на пороге махнул рукой, подзывая к себе.
В голове гуляла шальная мысль, что идея с пахнущей смазкой могла бы быть весьма неплохой — не опошленной и без извращенных слюней. Эдакий приторный штрих, как перец в кофе. Виктор вполне был уверен, что парень не отказался бы наотрез, а поломался и согласился, а затем находился бы в постели с сарказмом и демонстративным поведением; всем видом бы показывал, насколько вся это затея бред, а Хил — ванильный извращенец. Только бредом она была бы без такой реакции, а Вик ловил себя на мысли, что вариант забавен именно из-за предполагаемого поведения любовника — в такой ситуации клубничный запах можно и пережить.
Если, конечно, удалось бы найти жидкость с легким ароматом, а не душераздирающей отдушкой, от которой тянет блевать. С такими товарами тоже приходилось встречаться.
— В спальню давай, — пояснил мужчина свой жест. На кровати было больше места для маневра, а именно место Хилу и было нужно, чтобы иметь возможность опереться всем, чем можно.
Эштон, которому удобно было и на диване, выгнул брови, но не стал спорить — инвалидам положено помогать. Он поднялся, стащил с себя и футболку, и прошел в спальню уже совершенно голым, позволив шлепнуть Виктора по ягодицам, проходя мимо — как знак того, что мужчине стоило быстрее определяться.