— Как скажешь, мой господин. — снова фыркнул Эштон. Он явно постепенно возвращался в привычное состояние и теперь ехидничал.
— Рад, что ты согласен, — хмыкнул Хил, чуть смещаясь и подтягивая любовника ближе к себе, чтобы обнять. В кармане пискнул телефон, и Хил добрался до мобильного, чтобы прочесть смс. От Николсона.
— Наши все, сагитированные Николсоном, завтра собрались мне гипс расписывать маркерами, — поделился он со смешком. — Как дети малые.
— Наверное, это хорошо, когда есть кому расписывать. Мой гипс снимали идеально чистым.
Эш слегка напрягся в объятиях, но усилием воли расслабился.
— Правда, в твоем возрасте будет несколько странно смотреться.
— О чем и речь, — хмыкнул Виктор. — Особенно, парочка хуев, ибо без членописи наверняка не обойдется. У Кира вся жизнь такая, он великолепно сходится и с пожилыми, и с двадцатилетней молодежью. Даром, что страдание хуйней ему приносит либо деньги, либо связи.
Вик привычным жестом уложил подбородок Эшу на плечо. Мысли вслух у него были нечастыми, но сейчас были именно они. Хил ждал атмосферы беззаботного страдания долбоебизмом, которая легко обесценивала любые загрузы и помогала отвлечься от сложных ситуаций и взглянуть на них более трезво. Клуб все же был самой лучшей отдушиной, игравшей ту же роль, что и кокаин с Руно для Эштона, но оставлять любовника одного решительно не хотелось — в конце концов, на данный момент ничего обесценено не было.
— Как вы с ним познакомились? С Николсоном в смысле, — сказал он. Вообще, в голове не укладывалось, как настолько разные люди могут сойтись и дружить столько времени. Для Эштона, закрытого и недоверчивого, не подпускающего к себе никого лишний раз, это было несколько странно.
Виктор дернул плечом.
— Знаешь, как говорят романтичные девчонки о встрече своего принца? — поинтересовался он. — “Он ворвался в мою жизнь, как безумный вихрь, и поставил все с ног на голову”.
Виктор ухмыльнулся с каплей сарказма.
— Николсон, думаю, сказал бы как-то так же. Преувеличил бы, правда. Я подростком был достаточно активным, из подстрекателей даже. А Кир был не забитым… зажатым. Мне было интересно, я ему пару пинков отвесил. У него шило в заднице и закрутилось так, что стало его личным гироскопом, — мужчина ухмыльнулся. — Потому потом стало интересно ему, и уже он меня таскал из эксперимента и, возможно, в качестве талисмана, пока не привык вешаться на шеи, сохраняя официальность. Я поменялся, а он каким стал тогда, в 14 лет, таким и остался. По крайней мере внешне. И теперь этим шилом в меня тыкает при любом удобном случае.
Хил тихо фыркнул.
— Не могу сказать, что хотел бы, чтобы он прекратил. А еще он гораздо умнее, чем кажется, и всегда знает много больше, чем ты думаешь.
— Не мне его осуждать или обсуждать, но мне кажется, что иногда он слишком много себе позволяет, — пробормотал Эштон. — То, что ты с ним постоянно советуешься — а ты советуешься, не отрицай, — говорит о том, что он гораздо умнее, чем кто-либо думает. Но ведет он себя все равно чересчур… шумно, — нашел верное слово Эштон. — Я не слишком люблю шумных людей. Но каждому свое.
Виктор только покивал, не имея необходимости спорить. Он действительно советовался. Кир всегда видел всю ситуацию вцелом, не терял оптимизма и никогда не оказывался в смятении, в котором весьма часто оказывался Хил, выцепляя себе необходимую пару суток на то, чтобы переварить произошедшее, разложить по полочкам и найти правильный выход.
— Он шумный всегда и вне зависимости от ситуации, — согласился Вик. — Никогда не подстраивается под эмоции окружающих и не умеет воспринимать серьезно любые обсуждения какой-то проблемы. Он всегда кристально ясно видит ситуацию, а потому никогда не напрягается, — Виктор хмыкнул. — Эта черта его мне часто помогает. А его “независимый” шум — то, за что я цепляюсь, когда мое восприятие тянет вниз. Я донная рыба, — мужчина издал смешок. — А Кир дергает меня из ила. Сука.
— Наверное, неплохо быть таким человеком, но они тоже могут перегореть, — задумчиво проговорил Эштон, освобождаясь от объятий Виктора, чтобы наконец пойти покурить все-таки. — Их бывает слишком много, я подобных избегаю — они перетягивают внимание на себя, а я тоже люблю внимание. Считай, что я просто завидую подобным людям, — хмыкнул он, уходя в гостиную.
Вообще, это было правдой. Наполовину. Эштон терпеть не мог, когда кто-то отвлекал внимание от его персоны. А такие люди, как Николсон это делали с легкостью. Что и напрягало. Когда они заходили в комнату все сразу обращали взгляды на этих людей, а им самим это ничего не стоило. Ну совершенно.
Виктор никак сказанное не прокомментировал. Он не считал, что Николсон может перегореть. Безусловно, что у каждого есть свой предел, но если некоторым для этого хватает просто времени, то Кира пошатнуть могло только нечто серьезное. Пожалуй, Вик поставил бы на нечто паранормальное, то, что не укладывается в привычную картину мира, а потому может не быть прозрачным для Ника. Но одновременно Виктор предполагал, что у приятеля есть пара тузов в рукаве, и просто так он не упадет.
За Эштоном мужчина не пошел. Он покопался в пакете, снова находя таблетки, и прошел через гостиную на кухню, чтобы налить себе воды. Пока что перелом слишком неприятно ныл.
Эштон выкурил сигарету, но не возле окна, а сидя на диване, уткнувшись по обыкновению в телефон. В этот раз он переписывался с Мартином, которого неожиданно заинтересовали его дела.
Парень коротко отвечал, задумчиво проходясь взглядом по спине Виктора, видимой из кухни. Они сильно отличались, их лучшие друзья тоже сильно отличались. Вообще, у них не было ничего общего, если подумать. Эш любил клубы — Виктор их ненавидел. Виктор любил лошадей — Эшу было на них плевать. И это если только брать их главные увлечения. Вопрос что они делают друг с другом напрашивался сам с собой. По правде говоря, им действительно не о чем было говорить, разве что только отношения выяснять. Посторонних тем никогда не возникало. Стоило, наверное, задуматься.
— Эй, — позвал Виктора парень, туша сигарету и заглядывая в кухню. — Какой у тебя любимый цвет?
Виктор успешно проглотил таблетки и мерно пил воду крупными глотками, когда до него донесся вопрос Эштона. Он был настолько непривычным и неожиданным, что Хил даже снова прокрутил фразу в голове, подозревая, что ослышался, не так понял, или парень пытается восстановить пароль от его почты по секретному вопросу. На почте вопрос был иной, а ослышаться мужчине так же было не суждено, и Вик качнул головой, а потом недоуменно повернулся к любовнику.
— Темно-синий, если одежда; дерево, если интерьер; серебро, если техника, — весьма полно ответил он. Сам факт такого любопытства был непривычен и странен.
Стоило задуматься, раз простой вопрос вызывал такую реакцию.
— Ты к чему?
Эштон оперся плечом на косяк, прокручивая в голове ответы, потом дернул свободным плечом и сказал:
— Да так, решил восполнить пробелы. Душить ты меня душил, трахать трахал, а какой у тебя любимый цвет я не знаю. А день рождения когда? Только не говори что-то в стиле “Помнишь, когда я связал тебя в первый раз — вот это и был твой подарок мне на день рождения” или “на следующей неделе”.
— Чушь, — Виктор хмыкнул, прокомментировав запрещенные варианты, и отставил стакан.
— Сентябрь сейчас.. — задумчиво прикинул он. — Значит через полгода, считай. Восемнадцатое февраля.
— У меня еще позже. В начале июля, мы с тобой познакомились через пару дней после моего дня рождения, — сказал парень и решил продолжить допрос. — А какой университет ты окончил?
— О, — многозначительно хмыкнул Виктор. — Радует, что я так же не был подарком на день рождения. Архитектурный. Проектировка жилых и офисных зданий. Следующий вопрос? — с каким-то даже весельем поддержал он Эша, выйдя с кухни и усевшись перед парнем на пол.
— Почему именно архитектура? — вопрос последовал моментально. — Ты когда-нибудь работал по профессии? Если нет — почему? Если да — почему бросил? — вопросов стало больше.