— А тебе не кажется, что ты уже слишком задержался здесь?

Я сделал прерывистый вздох и почувствовал, как нервы внутри натянулись будто на невидимую, медленно вертящуюся катушку.

— Я нужен ей, — тихо сказал я, и эта фраза показалась мне чрезвычайно правдивой, когда я произнёс её вслух.

— Ложь.

— Нет! Правда! И ты не можешь просто взять и прервать наши с ней отношения, потому что Эвелин этого не переживёт!

— Забудь, — повысила голос Уитни, явно разозлившись от моих слов, — забудь об этих отношениях! И катись отсюда на все четыре стороны!

Я больше не стал ничего ей говорить, это было бессмысленно и просто глупо. К тому же я боялся, что мои действия выйдут из-под контроля, ведь Уитни действительно не следила за тем, что говорила.

Сердито оттолкнув девушку в сторону, я спустился вниз. Стоит ли уточнять, что я покинул дом Блэков просто в отвратительном, не поддающемся никакому описанию состоянии? Гнев разрывал душу на части, что-то сжимало моё горло мёртвой хваткой. Я не знал, я просто понятия не имел, чем мог бы вытеснить эти ужасные мысли и чувства, и начинал понимать, что та искра неприязни, проскочившая между мной и Уитни в первый день нашего с ней знакомства, превратилась в неугомонный пожар лютой ненависти.

В Сочельник я был дома у Джеймса. Он собирался устроить у себя большую рождественскую вечеринку, которую называл «последним чудом этого года», а я, Карлос и Кендалл помогали ему осуществить его задумку. Дом был украшен, еда приготовлена, музыка настроена, и теперь мы вчетвером ходили по дому, наполненному рождественским духом, и делали последние приготовления к вечеринке.

Я рассеяно расставлял на большом праздничном столе, накрытом скатертью тёмно-зелёного цвета, бутылки с газировкой, вином, виски, ромом и прочими напитками. Я любил Рождество, но в этот раз мысли мои были заняты совсем другим. Я вспоминал ссору с Уитни, и эти воспоминания жгли мою душу огнём бесконечной ненависти, потому я сразу же принимался вспоминать наш с Эвелин вечер, когда мы в совершенно непринуждённой обстановке говорили обо всём и ни о чём одновременно. Сейчас я жалел лишь об одном: у меня по-прежнему не было номера Эвелин. Я не мог сейчас же позвонить ей или написать ей сообщение в любое время суток, чтобы вообразить, как она улыбнётся. Всё, что мне оставалось, это думать о ней, рисовать в голове её образ и ждать, бесконечно ждать наступления «последнего чуда этого года». Да, где-то далеко, в одном из тёмных углов моей души, всё же спряталась маленькая несмелая надежда на то, что сегодня Эвелин приедет сюда и я смогу увидеть её в этот чудесный праздник.

Ещё до того, как темнота разделила нас с Эвелин в тот вечер, я сказал ей, что мои друзья выказали желание познакомиться с ней. Осторожно поинтересовавшись, желает ли она этого сама, в ответ я получил лишь неопределённый и растерянный взгляд. Я понял, что означает этот взгляд: Эвелин боялась. Она боялась новых людей, нового общества, новых знакомств. Я знал, что было причиной этого страха (вернее сказать, кто), но снова вспоминать об этом человеке мне не хотелось.

На моё приглашение на вечеринку Джеймса Эвелин нашла простой ответ:

— Я очень люблю Рождество, Логан, и я очень хотела бы провести его рядом с тобой. Но это — праздник, который я привыкла встречать в кругу своей семьи, ведь нет ничего светлее и искреннее, чем близость родных в Рождество.

— Ты можешь побыть с нами всего пару часов, — не отступался я, — а потом вернёшься домой, к семье. — Сумев понять состояние её души по одному только взгляду, я добавил: — Не стоит бояться. Я всё время буду рядом с тобой, и никто тебя не обидит.

— Дело не в моём страхе, а в самой атмосфере этого праздника. Я боюсь выпустить из рук нить, тянущуюся из моего прошлого и связывающую меня с моими близкими.

— Я буду держать эту нить вместе с тобой. Рассчитывай на меня. Вместе мы её не потеряем.

После моих слов Эвелин всерьёз задумалась, и я улыбнулся, осознав, что первый шаг на пути её знакомства с совершенно другим миром — миром, который пока что являлся для Эвелин одной огромной неразгаданной загадкой, — уже сделан.

— Я подъеду к твоему дому ровно в девять вечера, — сказал я, не желая ставить Эвелин перед прямым фактом, тем самым в чём-то её ограничивая, — и буду ждать. Если ты всё же решишься познакомиться с моими друзьями и поедешь на эту вечеринку, то мы сможем вместе провести вечер Сочельника и вместе встретить Рождество. А если нет… если нет, то ты явно дашь мне знать: всё, что было до этого, бессмысленно. А всё, что будет после, горько и безотрадно для нас обоих.

Конечно, если она всё же не решится войти в новый для неё мир, всё, что было между нами, не станет в одно мгновенье бессмысленным. Но я надеялся, что мои слова смогли повлиять на решение Эвелин, я надеялся, что наши отношения так же дороги для неё, как они дороги для меня.

Вечеринка Джеймса начиналась в десять вечера, так что у меня было достаточно времени для того, чтобы подъехать к дому Блэков в девять, подождать Эвелин около двадцати минут и благополучно вернуться назад к самому началу мероприятия. Я с нетерпением ждал наступление девяти часов, ждал, чтобы узнать решение Эвелин, и именно из-за этого напряжённого нетерпения у меня страшно дрожали руки.

— Вы верите в рождественское чудо? — спросил нас Джеймс, когда мы вчетвером собрались на кухне, где головокружительный запах жареного гуся заставлял с томлением кусать губы.

— Рождественское чудо придумали люди, — начал Кендалл, — которые страстно мечтали о чём-то, но были слишком ленивы и неповоротливы для того, чтобы воплотить свою мечту в реальность. Они возложили всю надежду на чудо, искренне веря, что оно сможет исполнить все их желания. А если оно не исполнится, в этом уже никто не виноват.

— А я верю в рождественское чудо, — высказался Карлос, наливая в стакан ромовый пунш. – Я, конечно, не надеюсь, что оно сумеет сделать за меня всю работу и претворить мои мечты в реальность, но если не верить в чудо, то его не будет. А люди должны во что-то верить, потому что вера — основа порядка.

— Я тоже верю, — согласился с другом ловелас. — Если Вселенная захочет, то я и Изабелла будем вместе в это Рождество. Как думаете, это оно?

— Оно, — сказал я, не отрывая взгляда от часов; минутная стрелка медленно подползала к одиннадцати: было без пяти восемь. — Ты пригласил Изабеллу на своё «последнее чудо»?

— Да.

— И как? Она слёту согласилась прийти?

На лице Джеймса изобразилась тоска, и я сразу получил ответ на свой вопрос.

— Если она придёт, — тихо сказал Маслоу, — это будет значить для меня очень многое. Я готов отдать весь мир взамен ночи — одной только ночи, проведённой с Изабеллой.

— Изабелла понимает это, — решил поддержать друга ПенаВега, — и, конечно, она придёт, о чём вообще может идти речь? — Затем испанец обратил внимание на меня и спросил: — И я надеюсь, в эту ночь мы наконец увидим Эвелин, о которой до этого могли только слышать?

— Я тоже, — бросил я Карлосу, фальшиво улыбнувшись.

На часах было уже десять минут десятого, когда я, весь на нервах, сидел в салоне своего автомобиля и ждал появления Эвелин. По крайней мере, я надеялся, что она придёт. Дом Блэков выглядел очень занятым, полностью поглощённым предпраздничной суетой. Стены этого здания из красного кирпича были украшены гирляндой белых огней, деревья тоже стояли охваченные этим ослепительным огнём. У ворот было припарковано множество автомобилей, за окнами, свет из которых ударял по тёмному неосязаемому пространству, полностью побеждая его, суетились люди. Людей было много, и каждый занимался своим делом; наблюдение за домом Блэков прибавило мне рождественского настроения, и я почувствовал, как в душе разлилось приятное, отрадное чувство. Но томительное ожидание и безграничное сожаление загоняли это приятное чувство в самый дальний угол моей души, и из-за этого на меня находила тоска.