Но я сразу забыл обо всём, о чём только что думал, когда увидел Эвелин. Она не спеша шагала от крыльца своего дома прямо к моему автомобилю и иногда боязливо оглядывалась, словно боялась быть пойманной. Сердце сначала замерло, затем воодушевлённо подпрыгнуло, и я покинул салон автомобиля и встал, положив локоть на крышу «Кармы». Увидев меня, Эвелин быстро улыбнулась, но улыбка сейчас же исчезла с её лица.

— Честно говоря, я уже думал уезжать, — сказал я, когда Эвелин подошла так близко, что я смог увидеть её лицо. Она взглянула на меня, и я вдруг растерялся, будто меня только что спросили о чём-то неприличном.

— Я бы не вынесла, если бы выглянула из окна своей спальни и не увидела твоего автомобиля. — Она обняла меня, с трепетом прижавшись к моей груди, и я без уверенности обнял её за плечи. — Поедем, Логан. Поедем, пожалуйста.

Я по-джентльменски открыл дверцу автомобиля, чтобы Эвелин смогла сесть, и она поблагодарила меня слабой, но очень красивой улыбкой. Затем я сел за руль и, перед тем как тронуться с места, уставился на рулевое колесо и над чем-то задумался.

— Ты… — неуверенно начал я, не смея оторвать взгляда от руля и взглянуть на Эвелин, — выглядишь просто прелестно.

— Ты тоже. Эта прелесть у тебя внутри, в твоём голосе и в твоём поведении, поэтому не имеет значения, как ты выглядишь или как ты одет. — Эвелин посмотрела на меня и с улыбкой добавила: — Но ты выглядишь прекрасно.

«Карма» тронулась с места, и я наконец посмел взглянуть на девушку. Сегодня она выглядела совсем по-другому: её лицо утратило своё обычно детское выражение и стало вдруг таким взрослым и серьёзным… До этого момента я видел Эвелин девочкой, но теперь я будто взглянул на неё с другой стороны: со мной в машине ехала уже не та девушка, только что пережившая переходный возраст, а молодая женщина с сосредоточенным взглядом, напряжённо, но не без уверенности смотрящая вперёд.

Когда мы отъехали от дома Блэков на приличное расстояние, я заметил, как с лица моей спутницы сошло напряжение.

— По-моему, тебя что-то беспокоит, — озабоченно произнёс я.

Сначала Эвелин молчала.

— Врать людям бессмысленно, — тихо сказала она. — И верить в ложь тоже бессмысленно. Но люди не могут жить без этого, да? А как же тогда я смогу после этого поверить сама себе? Как люди смогут поверить мне?

Я начал кое-что понимать.

— Ты сбежала из дома, Эвелин?

На её лице изобразились её душевные муки, но это было лишь мгновение. Вскоре лицо молодой женщины вновь выражало сосредоточенность, но взгляд уже не был таким уверенным.

— Мне нужно было это, — шёпотом призналась она, словно рассказывала мне какой-то секрет. — Ещё бы пара часов, пара дней, пара недель — неважно; ещё бы немного, и я сошла бы с ума.

— Это из-за меня? Ты сбежала из дома из-за тех моих слов? Господи, Эвелин, не нужно было принимать их всерьёз…

— Нет, — сердито прервала она меня, — нет, твои слова здесь не при чём. Это было полностью моё решение. Я уехала — уехала с тобой, не спросив ни у кого позволения. И я не жалею об этом.

Мне было не по себе. В душе затаилось странное чувство стыда: у меня возникало ощущение, что я увёл из дома чужого ребёнка, и теперь я чувствовал свою вину. Я представлял, что скажет Уитни, когда узнает, что этот вечер Эвелин провела со мной, и от этого в груди у меня неприятно щемило.

Но потом я вспомнил замученные глаза Эвелин, вспомнил её слова о её необходимости покинуть дом, и тогда чувство стыда растворялось в воздухе. Я с улыбкой смотрел на свою спутницу и понимал, что всё правильно. Эвелин не ребёнок, она молодая женщина и вправе сама распоряжаться своей жизнью. Тем более я был рядом с ней. Я был рядом с ней, а это означало, что ничего страшного с Эвелин не приключится.

Когда «Карма» остановилась у дома Джеймса, я снова посмотрел на свою спутницу и заметил какое-то смятение в её глазах.

— Всё нормально? — поинтересовался я, уже двести раз пожалев о том, что подтолкнул Эвелин на такой нечестный поступок. — Не хочешь вернуться домой?

— Вовсе нет.

И тогда мы вышли из автомобиля, но меня всё ещё не покидало чувство вины; оно сжимало моё сердце мёртвой хваткой, и мне было тяжело смотреть на Эвелин. Мне казалось, что она врёт о своём хорошем состоянии, казалось, что она тоже чувствует свою и, главное, мою вину, но молчит об этом. Я смутно представлял, как Эвелин — тихая и домашняя Эвелин — будет выглядеть на вечеринке. Иногда я начинал даже сомневаться в своём решении пригласить её сюда, и это сомнение накрывало меня волной бесконечного стыда.

Оказавшись у самого входа, мы услышали глухо играющую музыку. Кажется, вечеринка уже шла вовсю.

В прихожей мы увидели много народа, и некоторые из них, заметив меня, с шумом начали меня приветствовать. Я улыбался и пожимал им руки; Эвелин смотрела на моих знакомых со слабой улыбкой и уверенностью в глазах, но пряталась за моей спиной, как запуганное животное. Я представил, насколько непривычно ей общество незнакомых людей, и взял её под руку, чтобы придать своей спутнице уверенности. Она улыбнулась, посмотрев мне в глаза, и крепче обвила мою руку, словно хотела найти во мне защиту от незнакомых людей.

— Пойдём, — тихо сказал я ей. — Нет смысла здесь задерживаться.

Мы вошли в гостиную, где уже сгустился народ, и музыка ударила нам по ушам. Я почувствовал, что Эвелин ещё крепче прижалась к моей руке, и приобнял её за плечи, словно старался защитить её от внешнего мира и доказать, что рядом со мной ей ничего не угрожает.

— Это всё твои друзья? — спросила она, с интересом рассматривая собравшуюся толпу, уже совсем позабыв про свою непоколебимую уверенность, что до этого исходила от неё.

— Нет. Если честно, половину из этих людей я просто терпеть не могу.

— Зачем же ты тогда с такой искренностью здороваешься с ними?

— Не знаю. Так принято.

— Странное правило. Зачем прятать свои настоящие чувства?

У меня не нашлось ответа на её вопрос, и я промолчал, действительно осознав всю бессмысленность своего поведения с этими людьми. И я заметил, что уже не в первый раз Эвелин заставляет меня переосмыслить некоторые вещи.

Наконец я заметил в толпе родные лица и, слегка наклонившись к уху Эвелин, сказал:

— Вот и мои друзья. Сейчас я вас представлю.

Когда мы подошли к Джеймсу, Кендаллу и Карлосу, они пили виски и громко ржали над какой-то шуткой. Я вдруг покраснел и почувствовал необыкновенный стыд перед Эвелин за поведение своих друзей, но, взглянув на неё, не увидел никакого страха и смятения в её глазах. Моя спутница даже улыбалась, смотря на этих коней, и иногда с абсолютной искренностью усмехалась.

— Парни, — громко произнёс я, желая привлечь внимание своих друзей, и они одновременно посмотрели на меня. — Удивительно: стоило мне только на полчаса отлучиться, как дом уже до отказа набился гостями.

Джеймс, Карлос и Кендалл переглянулись со слабыми улыбками и сделали шаг нам с Эвелин навстречу.

— Ну, скажем, не до отказа, — произнёс ловелас, заинтересованно рассматривая мою спутницу, — это ещё не все. Вечеринка только-только начинается.

Эвелин, заметив его дикий взгляд, смущённо отвернулась, и я крепче прижал её к себе, стараясь защитить от этого хищника.

— Может, представишь нас этой очаровательной девушке? — спросил Маслоу, подняв на меня глаза.

— Представлю. — Я взглянул на свою спутницу и негромко сказал: — Эвелин, знакомься: мои лучшие друзья. Джеймс, любвеобильный мартовский кот, Карлос, очень азартный, но уже женатый испанец, и Кендалл, американец с немецкими корнями и немецкими повадками.

— Логан, — с фальшивым упрёком в голосе обратился ко мне ПенаВега, — ты обещал познакомить нас с Эвелин, а не опозорить нас перед ней.

— Он вовсе вас не опозорил, — с улыбкой сказала девушка. — Логан наоборот только раскалил мой интерес к вам.

Шмидт взял руку Эвелин и, медленно поднеся её к своим губам, поцеловал тыльную сторону её ладони.