— Нет… — пробормотал я, отчаянно замотав головой, будто боясь признать эту мысль и упорно отрицая её, — нет-нет, нет…
— Со стороны всегда виднее, Логан, поверь… Ты с Эвелин, но ты по-прежнему один. Ты как будто не можешь подпустить к себе её, почему? Почему, что она сделала тебе?!
Я глядел на него с каким-то даже испугом и молчал. Мне страшно было молчать, но страшно было и слушать дальше. Нет, лучше вовсе лишиться слуха, чем выслушивать это всё от Кендалла…
— Лучше бы ты всё ещё был с Дианной, — проговорил немец так, словно обращался в пустоту, — или вовсе был один… Не умеешь ты быть рядом.
Я был настолько оглушён его словами, что даже не мог ничего сказать. В груди теснилась только слепая, неразборчивая ярость, голова же совсем отказывалась думать. Я сидел, сжимая ручки стула, и упирался в Кендалла бессмысленным взглядом. Мог ли он говорить такое? Он, человек, в жизни которого никогда не было серьёзных отношений?..
— По-моему, ты перешёл черту, — высказался Карлос и взглянул на меня с сочувствием, — зачем ты наговорил всё это?
— Кто-то должен был сказать ему правду, — хмыкнул немец, наливая себе виски.
— Думаешь, ты самый умный? — разозлился Джеймс, приняв слова Кендалла, адресованные мне, как бы на себя. — Думаешь, ты один обо всём догадался, а Логан жил в полном неведении и не понимал всего этого? — Затем он бросил на меня жалостливый взгляд и, протянув ко мне руку, спросил: — Ты в порядке?
Я неосознанно оттолкнул его руку и вскочил на ноги, свалив стул на пол. Парни смотрели на меня испуганно округлёнными глазами.
— Логан, ты… — начал было ПенаВега, но я прервал его.
— У меня самолёт, — дрожавшим голосом проговорил я, растерянно глядя на пол, — мне надо идти… самолёт…
Я развернулся и тут же споткнулся об стул, лежавший на полу. Я почти упал, но вовремя среагировал и, резко отпрыгнув от него, быстро прошёл к выходу. На друзей я даже ни разу не посмотрел… и на Кендалла тоже.
Домой я ехал в полной и окончательной растерянности. Сердце всё ещё стучало с такой силой, словно я только что пережил животный страх; нервы мои, кажется, были на пределе. Я думал и думал, без конца думал над словами Шмидта, с точностью припоминая каждое и с каждым соглашаясь. О, как я устал от этого всего… Устал от своих бесконечных размышлений, устал от собственного поведения, устал от самого себя. Неужели есть только один-единственный способ избавиться от этого? И неужели он ведёт в пустоту? Вскоре эти мысли стали совершенно невыносимы, и я, до жуткой боли закусив губу, решил: «Сказать. Оставить».
Эвелин была в хорошем настроении, что в последнее время не было для неё редкостью. Я нашёл её в спальне: она делала последние приготовления перед вылетом. Сначала она обратилась ко мне с улыбкой, но заметив, в каком я был состоянии, моя избранница отодвинула сумку, лежавшую на кровати, и медленно опустилась на постель. Мне кажется, я даже заметил недовольство, скользнувшее по её лицу. О, я знал, я знал, как она устала от меня…
Эвелин сидела ко мне спиной, не поворачиваясь и ничего не говоря. Я стоял на месте, весь дрожа от странного ощущения — ощущения, будто вот-вот случится что-то, что полностью изменит наши с ней отношения… В хорошую или плохую сторону? Я не знал. Но какой-то инстинктивный страх охватил меня всего.
— В чём дело? — спросила она меня тихо, от чего я задрожал ещё сильнее. Я смотрел на её волосы, ничего не отвечая. Эвелин обернулась и бросила на меня спрашивающий о чём-то взгляд. — Что происходит, Логан?
Я всё ещё стоял, как вкопанный, и молча глядел ей в глаза. Моя возлюбленная издала такой вздох, что мне даже стало не по себе от него. Для чего, ну для чего судьба велела нам встретиться? Не окажись я в её жизни, она не стала бы сейчас так устало вздыхать и так устало смотреть на меня.
Эвелин встала, подошла ко мне и потрогала мои холодные ладони. Я слегка отстранился от неё, будто испугался, что её прикосновения смогут заставить меня передумать…
— Тебе плохо? — терпеливо спрашивала она, трогая мою шею и голову. — Знобит?
— Нет, — сделав над собой усилие, ответил я и покачал головой. — Не в том дело, дорогая.
Она в лёгком недоумении нахмурила брови, заметив, как я выделил голосом последнее слово. Я посмотрел вниз, избегая её взгляда, и проговорил:
— Дорожить можно только тем, кого любишь… А я тебя очень, очень-очень сильно люблю…
Во взгляде Эвелин промелькнул какой-то испуг, и она, на ощупь отыскав мою руку, с силой сжала её.
— Я тебя тоже, — прошептала она, вглядываясь в мои глаза так, точно видела меня впервые.
— Нет, — с ещё большим усилием выговорил я и зажмурился, боясь собственных слов, — нет, Эвелин, не нужно меня обманывать…
Она тут же отпустила мою руку и уставилась на меня большими, будто оскорблёнными глазами. «Могу ли я говорить такое? — затерзали меня мысли, когда я увидел эти глаза. — О, могу ли я вообще говорить с ней об этом?..»
— Что ты имеешь в виду? — настороженно и испуганно спросила моя возлюбленная.
— Ты меня, наверное, никогда не любила, — сказал я, уже полностью потеряв возможность контролировать свои слова, — я твоё умершее воспоминание, Эвелин. Твоей настоящей любви ко мне уже нет в живых… Она умерла почти три года назад, когда ты, возможно, впервые обо мне не вспомнила… Нет-нет, её уже не вернёшь, сколько не пытайся, а я…я никогда не любил тебя меньше, чем тогда, в первые месяцы нашего знакомства, чем тогда, когда только-только открыл для себя это чувство. Даже сейчас я люблю тебя нисколечко не меньше…
Эвелин беззвучно плакала, глядя на меня, и отрицательно качала головой, будто не веря своим ушам. Я не хотел говорить всего этого, не хотел ранить её, но чёрт возьми, я должен был, должен был сделать это! Я готов был жертвовать ради её спасения!
— Я тебя всю жизнь любил.
— Перестань, мы не знакомы всю жизнь… Когда твоя жизнь только началась, меня ещё не было на этом свете…
— Да, это правда, но я думаю, что в моей голове всегда был твой образ. Всю жизнь. До знакомства с тобой он был размытым и неточным, но я любил его… любил…
— Ты совсем, совсем не знаешь, о чём говоришь… — дрожавшим голосом произнесла она, пытаясь заглянуть мне в глаза, но я упорно отворачивался от неё. — Да хватит, Логан, хватит! Посмотри на меня и скажи, что я не люблю тебя!
Я, с силой сжав зубы, поднял глаза. Эвелин трясло от только что начавшейся истерики; по щекам её быстро катились слёзы. Она смотрела на меня, не понимая моей холодности и резкости… Я и сам понимал себя только отчасти, а держать свои мысли и эмоции под контролем я уже давно лишился возможности.
— Ты любишь во мне образ человека, открывшего для тебя новый мир, — проговорил я, вновь опуская взгляд, но моя избранница так отчаянно вцепилась в мою руку, что я снова посмотрел на неё,— ты… т-ты мне благодарна. На самом же деле я первый друг в твоей жизни, первый молодой человек, и ты, не зная вкуса иного положения, ошибочно приняла первое, чуть ли не детское чувство привязанности за настоящую любовь… А я, Эвелин, я очень долго шёл к тебе…
— Глупо рассуждать так, — заговорила она срывающимся голосом, — ты не можешь измерять мою значимость для тебя количеством девушек, с которыми ты был! Неужели ты не понимаешь, Логан!.. Неужели ты себя не слышишь!
— Я знал, что ты скажешь такое, но я уже долго думаю обо всём этом… Теперь ты так близка к выздоровлению, и вполне может быть, что ты встретишь другого, того, кого по-настоящему полюбишь. Неважно, кто это будет, но я буду даже счастлив знать, что сумел спасти тебя от гибели…
— Неважно? — переспрашивала она, с досадой и злобой морща нос, — счастлив? Да я сейчас с ума сойду от твоих слов! Какая глупость — верить своим ощущениям, но не верить мне, мне! Как же я теперь могу не сомневаться в твоей любви, если слышу от тебя такое?..
Эвелин, не дождавшись ответа, отвернулась от меня и, прижав обе ладони к лицу, громко разрыдалась. Кажется, я никогда не слышал от неё таких рыданий… Они с силой терзали мне сердце и одновременно обостряли мои нервы. Я хотел, я очень хотел утешить Эвелин, как делал это раньше, но не значило ли это отречения от своих собственных слов? Да, они были ужасны и даже несправедливы, с отдельными я и сам был не согласен, и, в конце концов, мне тоже было больно от них… Но я должен, должен, должен!
