Теперь, глядя на неё, я не мог понять, как ещё две минуты назад ко мне могли приходить такие страшные мысли, как я мог только думать о том, чтобы оставить её, оставить её одну?
Все мрачные размышления отступили в темноту, и я, подойдя к своей возлюбленной, с нежностью обнял её.
— Я так рад видеть тебя здесь, так рад…
— Я еле дождалась твоего возвращения, — призналась Эвелин, прижимаясь ко мне. — Так странно и непривычно быть дома одной… Хорошо, что ты приехал, дорогой.
Когда она отстранилась, я внимательно посмотрел на неё и почему-то спросил:
— Почему ты называешь меня дорогим и никогда — любимым?
Я с ужасом вспоминал наши с Дианной отношения. Я всегда называл её «милая», а «любимой» не называл потому… потому, что не любил её.
— Потому что дорожить можно только любимыми, — улыбнулась Эвелин, прижав руку к моей щеке.
Я улыбнулся, утешившись и вполне удовлетворившись её коротким ответом. Присутствие Эвелин, её поцелуи и слова заставили меня забыть о тяжёлом дне и дали мне такие нужные силы.
— Боже, как у меня чисто, — не без восхищения сказал я за ужином. — Таким чистым я свой дом не видел с тех пор, как…
Вдруг я оборвал сам себя и как-то виновато взглянул на Эвелин.
— С тех пор, как из него уехала Дианна, — осторожно закончила за меня моя избранница.
— Нет, нет, нет, я не хочу о ней вспоминать, — с жалостью и сожалением в голосе забормотал я. — Я вообще ни о ком не хочу думать, когда ты рядом со мной, и не хочу ни о чём говорить.
— А мне как раз есть, что сказать тебе, — произнесла Эвелин тихо и как будто застенчиво. Её глаза были опущены вниз. — Сейчас, дай мне минутку.
Она, встав из-за стола, ушла в гостиную, и я услышал, как она быстро взбежала вверх по лестнице. Я сидел на кухне один и, глядя в свою тарелку, слабо улыбался. К прежним мыслям я ни на мгновенье не возвращался и боялся к ним вернуться. Они настигали меня только в одиночестве, а это значило, что рядом со мной всегда, всегда должен быть кто-то. Нет-нет, одному мне оставаться нельзя!
Вернулась Эвелин со своей тетрадкой и, сев за стол, с улыбкой посмотрела на меня.
— В последнее время я только и делаю, что думаю о тебе, — сказала она, листая тетрадь. Потом она бросила на меня весёлый взгляд и, перегнувшись через стол, быстро поцеловала меня в губы. — Я сегодня написала пару строк, и они как будто сами собой слились в стихотворение.
Я, не снимая с лица улыбки, смотрел на Эвелин и не мог перестать любоваться ею. Последние дни она сама на себя была не похожа: моя избранница много улыбалась, много говорила и, главное, даже смотрела как-то по-иному. Я был рад видеть её изменения и понимать, что именно я являлся их причиной.
— Между мной и тобой быть не может преграды,
Ведь мы сами творцы дорог жизней своих…
Но судьба — вот творец. И пускай мы не рады,
Но не нам выделять из толпы дорогих.
Мне не хочется думать, что ты не со мною,
И не хочется спать, если ты далеко.
Только жизнь есть стена между мной и тобою…
Как ты думаешь, свергнуть её так легко?
Даже если путь к сердцу мной будет утерян,
Ты наверно останешься там, навсегда.
Да и что не случись, всё не важно — я верю,
Что и стену низвергнуть для нас не беда.
Я готова поверить обману любому,
Я готова шагнуть за тобой в злую бездну.
Хотя рядом с тобой мне не страшен шум грома,
Я боюсь, что однажды всё это исчезнет…
Со вниманием слушая стихотворение, я держал её за руку и смотрел ей в глаза. Они были влажными и блестели такой искренностью, что нельзя было не поверить её словам. Как вообще возможно сомневаться в чувствах Эвелин? Как можно сомневаться, если всё, всё в ней так бескорыстно, если она такая настоящая?
— Не нужно бояться, — сказал я тихо, страшась спугнуть те чувства, что родились у меня в душе. — Ничего не исчезнет. Мы ведь оба верим в нашу бесконечность, правда?
— Правда, правда, — подтвердила моя избранница, кивая. — Что же, совсем ничего не сможет заставить всё это исчезнуть? Даже смерть?
Я, приподняв брови, пожал плечами.
— Если так, — сказал я, — то я не хочу, чтобы кто-то из нас остался без другого хотя бы на мгновенье. Живём вместе — и умираем вместе.
И я, взяв её руку, поцеловал её.
Джеймс решил окончательно, что не будет устраивать вечеринку в честь дня своего рождения. Мы с парнями подумали, что не отметить исполнение Маслоу целой четверти века будет, по меньшей мере, не по-дружески. И за неделю до шестнадцатого числа я, Кендалл и Карлос решили устроить другу вечеринку-сюрприз на яхте.
В этот день мы не работали, а потому в нашем распоряжении была куча времени, и мы готовились к предстоящей вечеринке с необыкновенным усердием с самого утра. Только обзвонить всех друзей Джеймса чего стоило! Благодаря нашим совместным усилиям вечером всё уже было готово: и еда, и выпивка, и музыка, которой занялась группа одного нашего друга. Яхта, вся сияющая от блеска гирлянд и многочисленных огней, стояла у берега и привлекала к себе внимание прохожих. Гости потихоньку съезжались. Здесь было около семидесяти человек, приехали даже друзья Джеймса из Нью-Йорка. В начале седьмого приехали Эвелин, Алекса и Мэрилин, без которых мы с парнями, конечно, не воображали сегодняшнего праздника.
Кажется, съехались все, кто мог; только вот виновника торжества всё не было и не было… А когда часы показали семь вечера, мы с парнями заволновались.
— Ты точно позвонил ему? — нервничая, спросил Карлос у Кендалла.
— Позвонил, — сквозь стиснутые зубы отвечал немец.
— И адрес правильный сказал?
— Зачем сразу обвинять Шмидти? — вмешалась Мэрилин, которой тоже передалось наше волнение. — Может, Джеймс просто попал в пробку… Попробуйте позвонить ему ещё.
— Я звоню, — сказал я, прижимая мобильный к уху, — он не берёт. И пробовать, наверное, уже бесполезно.
— Надеюсь, всё в порядке, — вздохнула Алекса, нервно ломая пальцы, — и вы не зря всё это готовили.
Мы вшестером стояли в стороне ото всех остальных и смотрели на собравшихся гостей какими-то оправдывающимися глазами. Было неудобно перед ними за то, что мы пригласили их на день рождения Джеймса, а его самого, кажется, позвать забыли.
— Ребята, когда отправляемся? — спросил у нас водитель яхты, мужчина лет пятидесяти на вид. — Уже долго стоим.
— Прости, Джерри, — извиняющимся тоном сказал Карлос, — Джеймса пока нет, мы не знаем, где его носит.
— Ну, когда он приедет, дайте мне знать, и мы отправимся в путь.
Мы закивали и, когда Джерри отошёл, проводили его виноватыми взглядами.
— Все ждут, — тихо сказала Эвелин, державшая меня под руку, — и терпение у людей не резиновое.
— Да, — согласился Кендалл и поставил на столик фужер с шампанским, который до этого держал в руке. Он посмотрел на Эвелин и тут же отвёл взгляд. — Просто ждать и бездействовать бесполезно, чёрт возьми. Что мы будем делать?
— Я предлагаю поехать к нему домой, — сказал я, давно держа в мыслях не самое хорошее предчувствие. — Всем вместе.
— А что, если он уже выехал? — высказал предположение Карлос, слегка нахмурившись. — И что, если мы уедем, а он как раз приедет? Надо, чтобы кто-нибудь остался.
— Попросим Тома, чтобы он держал с нами связь. Если Джеймс объявится, Том позвонит нам и скажет об этом.
Решено было ехать. Все вшестером мы уместились в машине Карлоса. Когда мы садились в автомобиль, Кендалл как элегантный кавалер открыл дверцу Эвелин. Она поблагодарила его слабым кивком головы, я же бросил на друга уничтожающий взгляд. Сердцем моим завладела безжалостная ревность, которая мучила меня уже в течение всего вечера: Кендалл, как мне казалось, оказывал Эвелин слишком много знаков внимания. Я не мог выносить его присутствия рядом с ней, хотя веских и объективных причин для ревности у меня, кажется, не было.
Когда Шмидт уже пригнулся, чтобы сесть в машину, я положил руку на его плечо и заставил посмотреть на себя.
